Рецензия на роман «Сирруш»
Дисклеймер:
- Рецензия во многом жесткая — не по отношению к тексту или автору, но по факту озвучивания социальных проблем, которые автор затронул. Однако «Сирруш» — роман выдающийся, и экивокничать в разговоре о нем, сглаживая углы, значит, влепить пощечину и автору, и самому роману.
- Обычно я худо-бедно стараюсь избегать спойлеров, но тут без них не обойтись (как минимум, главный спойлер — судьбу города Мохенджо-Даро — Вы можете нагуглить самостоятельно). Особенно жирные спойлеры находятся в частях, посвященных героям (я сразу назову антагонистов). Если очень их опасаетесь, то лучше сразу идите читать роман: он великолепен и в любом случае достоин быть прочитанным. Кровь, кишки, драма, высокий коэффициент действенности — всего этого тут в достатке. Я же ниже буду говорить о других вещах.
======
Ты побоишься идти в эти копи. Гномы копали их слишком жадно и слишком глубоко.
Ты знаешь, кого они разбудили во мраке Кхазад-Дума — тьму и огонь
х/ф «Властелин колец. Братство кольца»
Жанр и особенности историзма
Указанные автором жанровые теги — историческое фэнтези, ужасы, мистика — более, чем отвечают содержанию романа. Однако, если говорить исключительно субъективно, я бы сказала, что «Сирруш» — это все-таки историческая проза с мифологическим допущением (в этом смысле роман напомнил мне «Гильгамеша» Роберта Сильверберга). Дело в том, что из фэнтези здесь только мифологический монстр. Все остальное: город Мохенджо-Даро, его застройка, судьба и род деятельности жителей, — относится, скорее, к историческим реалиям с минимальной долей вымысла в тех аспектах, где наука располагает рядом гипотез вместо однозначного ответа.
Вообще, историзм в романах Павла — пункт, достойный отдельного уважения. И речь тут не только про воссоздание «внешней атрибутики» Мохенджо-Даро, в числе которой можно упомянуть уклад и быт, основы тогдашнего производства, систему ирригации, план города и конкретных сооружений (Цитадель и зернохранилище при ней). Речь о реализме, которым автор насытил текст. Когда автор пишет, что «наступает пустыня», ты чувствуешь песок на зубах, за воротником и под ступнями. Когда он описывает безумие персонажей, тебе кажется, что ты смотришь безумцам в глаза в этот самый момент.
Уровень сенсорной достоверности настолько зашкаливает, что в какой-то момент ты заставляешь себя вспомнить, что вообще-то Сирруш — мифологическая тварь, «демон», и всего того, что описано в романе с его участием, просто не могло быть. Или все-таки могло?
Приоритет действий
Здесь все довольно прозрачно: роман держит высокий темп повествования. «Рефлексивных» моментов в книге немного. Деятельные герои (в особенности главный из них, охотник Шанкар) и щедро рассыпанные клиффхэнгеры не дадут Вам ни расслабиться, ни оторваться от книги.
Сюжет
Есть книги, которые мы читаем ради искрометного юмора и иронии; есть те, в которых все держится на харизме и силе героев; есть такие, где при середнячковости прочих позиций автор берет слогом. Книги Павла, в том числе и «Сирруш», — это всегда книги про сюжет. Именно поэтому я и не возьмусь рассказывать о деталях его хитросплетений: читайте и кайфуйте самостоятельно, сюжет интересный, продуманный и вкусный :)
Однако кое-что все же озвучу. В основе сюжета лежит экологическая катастрофа, имевшая место в реальной истории. Как следствие, основная парадигма действий персонажей связана не с тем, чтобы остановить неизбежное, а с попыткой спасти от него так много людей, как только возможно. Эта история о мужестве смирения, о принятии того, над чем у человека никогда не было власти. Иными словами, первая глобальная тема романа завязана на том, что порой отвага заключается не в спасении старого мира, а в готовности с нуля строить новый.
Социальная проблематика и психология масс
Одной из острых проблем, которые поднимает книга в связи с упомянутым катаклизмом, является аморфность сытого общества, его полное нежелание выбираться в осознанность происходящего (а происходит вокруг катаклизм и "нашествие" демона, на минутку). Да, конечно, в сердцах некоторых поселяются страх и паника, способствующие выходу из забытья мнимого благополучия, но в основной массе жители Мохенджо-Даро отвергают приближение перемен, несущих слом образа жизни (и тут я их не осуждаю, это естественная реакция). Они тянут с осознанием непозволительно долго, пока не становится слишком поздно, и плотина, оберегавшая население от правды, не распадается под натиском потока времени. Ужас жителей тем больше, чем отчаяннее и дольше они обороняли укрепления собственного счастливого мироуклада (если Вам знакомы исследования о катастрофе в разрушении мировоззрения и мироощущения, которую принесла с собой для Европы Первая Мировая война, то вот здесь, в «Сирруше» примерно тот же случай).
Они продолжали выполнять свою ежедневную работу, делая вид, что ничего не происходит. Но тот миг, когда их прежняя жизнь прекратится, был лишь вопросом времени.
Как и всегда бывает в подобных случаях социальной нестабильности, в обществе Мохенджо-Даро расцветают опухоли разных толков: от экономических спекуляций до религиозных сект и их глашатаев.
Люди в своей массе далеки от любого сорта анализа, обобщений и уж тем более от привычки критически оценивать обстановку. Они ищут причины своих бед и способы их искупления в чудесах, перекладывая на источник чудес — бога — ответственность за свою жизнь. Они боятся увидеть, что их сегодняшний статус-кво — лишь неизбежное последствие собственных решений, и никакие чудеса к этому непричастны. Они до последнего хватаются за иллюзорность и нелепость попытки доказать богу свою «хорошесть», испросить через эту «хорошесть» прощения за проступок, словно ребенок у родителя, и тем самым вернуться в прошлое, которое они утратили.
И когда становится очевидно, что прошлое утрачено безвозвратно, их захлестывают безумие и ужас. Хотя, на самом деле, изначально они захлестывают одного человека, и уже от него, подобно пожару, пожирают всю толпу.
Эта проблема гораздо многограннее, чем можно написать в любительской рецензии на литпортале, но она по-настоящему полномасштабно показана в романе «Сирруш», ведь даже в экологической катастрофе, которая настигла Мохенджо-Даро, были виноваты люди, а не Богиня-Мать (ведущее божество местного культа) или Сирруш. Люди, которые рубили слишком много, охотились слишком жадно, использовали блага природы, как способ соревнования, а не как источник удовлетворения базовых нужд. И совсем не желали думать, к чему это может привести.
В этом смысле «Сирруш» вскрывает один из самых старых, давно загноившихся нарывов общества — отрицание ценности мышления, основанного на развитии шести его операций: сравнения, анализа и синтеза, абстрагирования, обобщения и конкретизации. К этому примешиваются приверженность обскурантизму и попытка в любой опасной ситуации искать убежища и объяснения в божественном и сверхъестественном. Понятно, что в рамках мифологического общества говорить об обскурантизме слишком рано, но прелесть любого по-настоящему Большого романа в том, что он затрагивает темы, которые не теряют своей актуальности вне зависимости от времени. И эта тема как раз из таких. Массы, персонифицированные в «Сирруше» через антагонистов, сочиняют себе идолов и пророков, стремятся переложить ответственность с себя на что-то, чего никто и никогда не увидит, использовать презумпцию недоказанности, как щит и меч. Они стремятся сочинить себе карателя (Сирруш) или спасителя (Богиня-Мать), вместо того, чтобы хотя бы попытаться самим себя спасти.
Вместо того, чтобы признать ответственность и разбираться с последствиями.
Как Амирт. Как Чудамани. Как Шанкар.
Религиозное рвение и пропаганда (об антагонистах)
В целом, традиционно выделяют два основных вектора пропаганды: основанную на вере и основанную на дисциплине. При этом вторая очевидно базируется на подавлении человеческих страстей, в то время как первая напрямую к ним апеллирует. Пропаганда на основе веры обеими ногами стоит на первосигнальной системе Павлова и задевает эмоциональные алгоритмы, разжигает импульс внутри человека, не давая тому подключить механизмы второсигнальной системы и обдумать происходящее. Иными словами, она пестует низменные, первичные механизмы психики, а потому пропаганда на основе веры всегда, всегда бьет быстрее, чем пропаганда на основе дисциплины. Накрывает гораздо более широким аое и зачастую имеет более спонтанное, хаотичное происхождение (если мы выносим за скобки государственные интересы, конечно).
Одним из широко применяемых методов религиозной пропаганды является прием «абсолютной очевидности». В романе «Сирруш» этот прием нашел отражение в образах Девадата, бывшего Верховного жреца (правителя Мохенджо-Даро), и Панишвара, владельца свинофермы. Оба они в качестве «абсолютной очевидности» выставляют собственный статус пророка на земле. С той лишь разницей, что Девадат в самом деле мыслит себя пророком, Голосом Богини, вещателем Ее Воли, а Панишвар — Ее Карающей Дланью, вершителем этой Воли. Делают они это очевидно из-за явного психического заболевания, которое в случае Девадата стоит считать хроническим (в силу его долгого нахождения на должности правителя и Верховного жреца), а в случае Панишвара — ситуативно-острым, спонтанно возникшим в следствие пережитого стресса. Я говорю о синдроме «Религиозный бред» (много десятилетий психиатры всех развитых стран неофициально использовали это понятие в диагностике, и официально оно вошло в список международного классификатора болезней в редакции № 11 от 2022 года).
Именно религиозный бред Девадата и Панишвара привели историю к тому финалу, который в ней есть. Да, Мохенджо-Даро был обречен. Его жителям в любом случае пришлось бы покинуть город. Но так ли нужна была та гекатомба, кровью от которой Девадат и Панишвар залили улицы великого города и всех его окрестностей?
Другие герои
Вообще, справедливости ради, мой личный герой этой истории — новый Верховный жрец Чудамани. Большую часть книги мужик лежал и отмокал в бане, хотя именно он все ту же большую часть книги меньше всех пачкался и потел.
Как ни парадоксально, но именно новый Верховный жрец, наряду с главным героем, охотником Шанкаром, был светочем благоразумия и здравомыслия весь роман. А потому, именно этим двум отходят все мои главные симпатии. Как и их ближайшему «окружению» — Амирту, Балдеву и, конечно, Абхе.
Женских персонажей — как на самом деле, любых других — в романе ровно столько, сколько нужно. И так уж вышло, что для сюжета их нужно было совсем немного.
Нилам, несмотря на ее род деятельности, — нежный цветок, мало приспособленный к реальной жизни. В ней живет мечтательность и даже где-то романтичность. Абхе — совсем другая, гораздо более адаптирующаяся, точно знающая, что ей нужно. И, как я писала автору по ходу чтения, именно она для меня — «золотце».
Разумеется, в книге больше героев, чем уже успело мелькнуть. Есть Мина, жена лесоруба, и кузнец Брасид, которым я сочувствовала больше всех; есть Аджит, за которого переживала, несмотря на незначительное отведенное ему экранное время; есть Гопал и Гириш, за которых я боялась, что они тоже попадут под влияние озверевшей толпы, избрав путь религиозного бреда и бесчинств. И в этом кроется еще один важный нюанс текста: реализм романа заключается не только в его историзме, но и в том, какими представлены и прописаны герои. Независимо от того, как много им уделено внимания и страниц, они врезаются в память.
Что до антагонистов, о них уже было сказано. Панишвар на поверку оказался разрушительно слаб, Сирруш... ну, его язык не повернется назвать антагонистом или злом. Это своеобразная не персонифицированная разрушительная сущность, вроде лавы или пучины. А Девадат... Эх, надо ж было сделать столько опечаток в слове «долбо*б»!
Изложение
Я уже частично затрагивала вопрос изложения, не буду повторяться. Добавлю только два аспекта:
— Павел весьма дотошен в проработке текста на всех уровнях, от выбора тех или иных лексем до композиции. Как обычно вверну цитатку со сравнением, потому что уж очень они мне нравятся:
В общем, Аджиту и самому нравился его внешний вид. За исключением, пожалуй, одного — он довольно рано облысел, и теперь голова напоминала куриное яйцо, подгоревшее с нижней стороны;
— в тексте чувствуется привкус старинных легенд. То, как герои действуют, как они оценивают ситуацию, реагируют на ее изменения, — все это роднит персонажей «Сирруша» с героями мифологии, какими мы видим их в старинных памятниках, от архаичного мифа (эпос о Гильгамеше) до легенд, соответствующих эпохе кризиса мифа (вроде греков).
Резюме:
Полагаю, что из рецензии ничего не понятно, поскольку я большей частью рассказывала о вещах, которые не лежат на поверхности. Однако, если затронуть эту самую поверхность, то без преувеличения стоит сказать: роман великолепный. «Сирруш» — по-настоящему Большая Книга, многогранная и многослойная, где внешний слой — это легенда об ужасном змее, воздавшем людям за их жадность. Где средний слой — это история, полная борьбы, отчаяния и трагизма. Где внутренний слой — это полная бесконечной боли история вынужденного скитальца, который не смог ни отвратить скитания, ни отсрочить. История тотального одиночества человека, сохранившего огонь гуманизма и здравомыслия среди хаоса безумия, которому большинство людей поддается слишком легко и которое уничтожает цивилизации быстрее любого пожара.
Так Савонарола жег само сердце Флоренции.
Так жадность Нараяна жгла долину Сарасвати.
Так остервенело-слепая религиозная ярость выжгла Мохенджо-Даро намного быстрее, чем это сделала бы пустыня.
10 диких зубров из 10
и, конечно, стойкое место в любимой подборке https://author.today/collection/5702
P.S.: я консультировалась с автором романа. Он разрешил мне писать про пропаганду, использовать слово «парадигма» и вообще был не против «сложной» рецензии)))
P.P.S.: а ведь еще Кирпич в художественном фильме «Большой куш» предупреждал нас опасаться владельцев свиноферм! Вот! «Сирруш» отлично иллюстрирует, что Кирпич был прав)