Рецензия на повесть «Палач. История, одна из многих»

Начну с правды, какой бы горькой она для меня ни была. Никогда еще ни одна рецензия не выпивала из меня столько крови, как эта. Дело в том, что по этому роману я имею два взаимоисключающих впечатления и поэтому решил написать только об одном. Насчет второго, автор мне обещал, что все будет в порядке, что редактор уже в работе. Хотя я тоже сделал несколько правок по тексту, а в особенности, по стилю. Потому что текст можно вычитать, но стиль переделать невозможно, это личностная проблема автора. Только он вправе улучшать свой стиль.
Потом, в конце я дам один совет, по улучшению стиля текста, который сможет помочь многим на этом сайте. А пока напишу о том, что меня поразило, что понравилось, и что расстроило.
Итак, идея. Внутренний мир палача, развитие его личности с учетом профессиональной деформации и результат подобного образа жизни. Тема часто скрываемая, не очень популярная среди писателей. И понятно почему. Палач – такая фигура, которую даже в жизни избегают. Давным-давно общество приняло негласное решение – палач скрывает свое лицо, все о нем знают, но делают вид, что не в курсе его профессиональной деятельности, но руки ему не подают. Считать невозможным пожать руку палачу. Но это было давно. При советской власти тоже была такая должность. И хотя часто смертную казнь заменяли урановыми рудниками, но узников КГБ никогда не «освобождали» от смерти подобным образом. Их расстреливали. И хотя эта казнь производилась максимально «гуманно», человек в должности палача получал психологическую травму. Этого было не избежать. Поэтому после каждой казни он получал психолога и отпуск. Платили тоже хорошо. Знаю это от знакомых, работавших в этой организации. Знаю людей, которые были расстреляны, но до того бывали в нашем доме. И еще в 90-е видел интервью с палачом по телевизору, из чего сделал дополнительные выводы. Однако, зная даже механизм казней в СССР, я никогда бы не решился использовать это в литературе, из страха все той же деформации, даже после исчезновения той страны.
Но в этом романе автор не только не боится за собственную психику, но он идет дальше, превращая казнь в шоу. Это не ново, в древности все казни подавались как шоу. Народ собирался на площадях и с аппетитом наблюдал все, что происходило на лобном месте. Только вот лицо палача было закрытым.
Но мир романа – современный. И хотя вроде бы географические названия неизвестны, и намекают на то, что это все вымышлено, тем не менее ясно, что вот так может быть и в нашей жизни. Тоненькая завеса фэнтези ничего не скрывает, а даже, наоборот усиливает чудовищность описываемых событий. Она рождает ассоциации от «Распни его, распни!» до «Товарищ Сталин, произошла чудовищная ошибка». Но в фокусе остается не тот, кого казнят, и даже не те, кто наблюдают за казнью. В фокусе у нас палач, и все, что происходит в романе подается лишь через него.
Структура подачи сюжета, на мой взгляд, идеальная для такой задумки. По сути, герой попадает в какое-то помещение, куда его выхвали для консультации по специальности. А занимается он тем, что придумывает машины для казни. Наиболее подходящие для создания, именно, шоу. Люди покупают билеты, значит они должны получить все, что хотят за свои деньги. Вот и его другой такой изобретатель приглашает для того, чтобы посоветоваться. Из это самой комнаты, автор и вытягивает главного героя в его воспоминания.
И мы видим счастливую, обеспеченную семью, в которой все друг друга любят, и лишь одна тучка омрачает существование героя – измена жене. Он, человек совестливый, добрый. И ему не нравится страдания других, что и накладывает специфический характер на все то, что он изобретает. А мы помним, чем он занимается. Описана и деформация его личности такой, какую он в себе замечает. Но он с этим борется, как борется и с тем другим изобретателем, который его пригласил на консультацию. Словом, наш герой – милейший человек. И вот таким чудесным он формируется в сознании читателя.
Развитие идет по нарастающей. Я не буду здесь ничего пересказывать. Скажу только, что до самого конца читатель не знает, что происходит на самом деле.
Кроме главного героя все остальные персонажи описаны довольно схематично. И это тоже авторский прием. Именно так их воспринимает сам герой, но мы же смотрим его глазами и думаем его головой, не зная того, что на самом деле в этой голове происходит. Поэтому все они вызывают ровно столько эмоций у читателя, сколько их испытывает Майкл. То есть настолько же деформировано, насколько деформировано сознание Майкла. Я не знаю, как автору удалось перевоплотиться в главного героя, возможно, что он передал этому герою и что-то личное. Судить не возьмусь, но любопытно.
Очень точно показаны «игры памяти» главного героя. Даже чем-то напоминают фильм «Игры разума». Он верит, что все было именно так, и читатель тоже верит в это.
А вот то, что находится над идеей и над смыслом, погрузило меня в раздумья, и я принялся растекаться «мысию по древу» (ради бога, не путать с мыслью. Белкою по древу, как написано в первоисточнике). Я понял, что в романе показана не только деградация героя, а еще и деградация всего человечества. Люди всегда любили наблюдать за страданиями ближнего. Его единственное животное на земле, которое получает удовольствие от истязаний ближнего. И хотя оно прикрывается словами «Он заслужил! Так ему и надо!», но на самом деле, возмездие и справедливость в этом случае стоят на последнем месте. Да, я не сомневаюсь, что заслужил (хотя иногда казнят и не того, кого следовало. Как было с Чикатило). Но что именно заслужил? Чтобы толпа, в которой, скорее всего, немало и других маньяков, а я не сомневаюсь, что только маньяк станет наслаждаться подробным зрелищем, получила свое удовлетворение, и на какое-то время заглушила в себе жажду крови? Это, что ли, профилактика других преступления такая? Или просто стриптиз? Неужели скоро все «кокетливые» казни будут отменены, и снова народ повалит на площади или в концертные залы, чтобы наблюдать за узаконенными убийствами? Чувствую, что так и будет.
И никакой Нюрнберг, скрывающий повешенных под полом, никакое КГБ, расстреливающее так, что даже приговоренный думает, что его просто ведут на очередной допрос никогда не удовлетворят жажду крови простого посконного народа.
Но, в диссонанс с проработанным сюжетом и продуманной идеей вступает исполнение. Если бы язык и стилистика были бы, скажем, как в «Парфюмере» Патрика Зюскинда, то роман этот мог бы занять свое место в истории литературы. Если бы было больше деталей, текст плотнее, объем больше, ну и сам стиль лучше, то я бы сказал: «Да, роман получился».
А сейчас я скажу только одно – над ним нужно работать. Во-первых, писать нужно так, словно говоришь, поэтому я всегда советую проговаривать текст во время написания вслух со всеми, заложенными в него интонациями. Во-вторых, в театральной системе Станиславского есть очень хорошее упражнение, называется оно «татирование», как бы смешно это ни звучало. Для лучшего запоминания актером текста, Станиславский предлагал проговорить реплику не словами, а вот так «та-та-та», соблюдая при этом нужную интонация, повышение и понижения звука, громкость, тональность и прочее. Все, что нужно для актерской игры.
Литературное произведение в своем роде спектакль. Даже если в нем полно авторских описаний, то в любом случае – это монолог. Чтобы стиль написания был гладким, можно использовать это упражнение. Тогда, можно будет на слух определить, где можно использовать, например, глагол «был». Этот глагол пока еще никто из русского языка не выводил, и его можно использовать, только аккуратно. То же самое и с местоимениями. Прислушайтесь, какими рваными становятся предложения, если насильно убирать из них местоимения. Все эти советы, что даются здесь, они надуманы. Их придумывают люди, которые плохо пишут. Зато «по своим правилам».
Я очень надеюсь, что роман станет таким, каким его придумал автор. Каким его увидел в своей голове. Потому что очень часто плохое воплощение губит самые лучшие идеи.