Рецензия на роман «Кукла»
Под властью куклы
Педиофобия — иррациональный страх перед куклами, манекенами и прочими имитирующими людей предметами, присутствовал в человеческой культуре с её зарождения. Во всяком случае есть археологические свидетельства использования кукол в мистических ритуалах и страха людей перед ними ещё в палеолите. Этому феномену Зигмунд Фрейд посвятил отдельную работу под названием «Жуткое». Тему активно эксплуатировали и литература с кинематографом: от еврейской легенды об оживлённом с помощью каббалистики глиняном Големе, до многочисленных ужасных Аннабель и Чаки кинематографа.
Так что, делая инфернальную куклу главным триггером и антагонистом героев своей криминальной драмы, Артур Болен выступил наследником очень древней традиции. Да ещё использовал и образ «зловещего ребёнка» - этот архетип тоже можно проследить с Каменного века, и он тоже активно используется в литературе и кино.
Традиционна и идея романа: злая судьба подверженного страстям героя, олицетворённая в каком-то предмете или существе. Тут можно вспоминать «Шагреневую кожу» Бальзака, или «Портрет Дориана Грея» Оскара Уайльда, или новеллы немецких романтиков «Адский житель» Фридриха де ла Мотт Фуке и «Песочный человек» Гофмана, на которую, кстати, Фрейд ссылался в упомянутой работе. Да и в современной литературе подобный ход не редкость – хотя бы у того же Стивена Кинга, посвящение которому предваряет «Куклу».
Впрочем, роман Болена вовсе не выглядит подражанием Королю хоррора – авторский почерк совершенно иной. Начать с того, что для Артура Болена, не раз декларировавшего – в том числе и в предисловии к «Кукле» - свою твёрдую приверженность реализму, это первый опыт написания произведения с фантдопом.
«Сразу признаюсь — мне понравилось, - сообщает о результатах автор. — Мне понравилось это волшебное ощущение свободы, хулиганское упоение своим своеволием, когда сюжет созидается и рушится одним мановением мизинца. Мне понравилось ставить человека в ситуацию, когда он вынужден выжимать из своей души максимальную мощность».
Да, как оказалось, Болен «умеет в фантастику». Во всяком случае мистическая составляющая вполне органично и уместно выглядит в контексте боленовской проблематики. Ну а как иначе: я неоднократно писал, что истоки творчества Болена в русской классике, в том числе в немалой степени – в Николае Васильевиче Гоголе. А он, как известно – почтенный прародитель всей российской фантастики. Вот и получилось, что традиционный для Болена творческий метод Достоевского был реализован с привлечением выразительных средств из арсенала чертовщины Гоголя.
«От критического реализма никуда не деться, даже если сражаешься с драконами и ведьмами. И на кону — гораздо больше, чем мешок с золотом. На кону — бессмертная душа», - высказывает автор в предисловии мысль, в общем-то, тривиальную, но о которой, как ни удивительно, многие современные авторы начисто забывают, погребая духовную и гуманистическую тему под мутными смысловыми монбланами постмодерна.
Ничего такого в «Кукле» нет – идея её ясна и понятна, а сюжет идеально для неё подходит. Два типичных «братка» из лихих 90-х пытаются найти смысл в своей мутной жизни. За спиной – кровь и трупы, на душе – тоска и безнадёга. «Бабки», «тачки», «бабы» – всё это не имеет уже никакого значения. А что имеет?.. Главные герои – Михаил и Сергей, бойцы-«мокроделы» ОПГ Михась и Серый – пытаются ответить на этот вопрос по-разному.
Роман, начинающийся как типичный криминальный триллер с чёрным юмором, напоминающий фильмы Квентина Тарантино или Алексея Балабанова, постепенно обретает черты глубокомысленной психологической прозы о поисках смысла жизни. Хотя при этом не теряет сюжетной напряженности и динамичного действия.
При этом автор «Куклы», думается, не ставил перед собой задачи создать типичный хоррор с постоянным нагнетанием саспенса, разрешающегося вспышками ужаса. Это потому, что, как уже было сказано, у Болена с тем же Кингом разный творческий почерк. Однако их глубинные побуждения этих авторов в чём-то схожи – их герои пытаются сохранять человечность в нечеловеческих обстоятельствах. С той разницей, что для меня Кинг всегда был христианином-протестантом, который не может принять идею конечного торжества зла, но упорядоченная картина мира которого под напором диких явлений «последних времён» даёт трещины, разрушается, да так, что писатель уже практически не видит в жизни и мироздании никакого смысла. Хоть и пытается. Но Болен – писатель православный, а значит, способен смиренно признавать своё неведение перед лицом Промысла Божиего, не впадая в отчаянье и не теряя веры в разумность сущего и неизбежное торжество добра.
«Единственное, против чего я был бессилен — отрицать, что в мире присутствует смысл. Он есть! А значит, есть добро и зло. А значит, каждому предстоит сделать свой выбор», - говорит автор «Куклы».
То есть отрицания осмысленности бытия от него не дождёшься – какие бы страшные вещи Князь мира сего ему ни показывал. Сам образ жуткой куклы, совершенно явного дьявольского отродья, для Болена несёт и иной смысл:
«"Кукла" – предмет, внешне похожий на предназначенный к продаже, муляж. Орудие мошенника», - сказано в авторском примечании к роману.
Получается, это вовсе не монстр, а краплёная карта воплощённого зла, посредством которой оно изымает у людей живые души. А задача людей – ни в коем случае этой пакости не поддаваться, даже если она, казалось бы, помогает жить. Но это всего лишь фальшивая пачка денег, за которые истинные блага купить невозможно, а можно приобрести лишь смерть – свою и близких, физическую и духовную.
Вот так, например, страшно гибнет Светлана – казалось бы, типичная нуарная женщина-вамп, но на самом деле – несчастное и запутавшееся в сетях зла человеческое существо. Её роман с Михаилом – трагическая история двух изломанных судьбой людей, внешне «крутых» и преодолевающих обстоятельства, но тяжело раненных душевно и потому тянущихся друг к другу в неосознанной надежде на взаимное излечение.
Но тщетно: вмешивается кукла и её хозяин – олицетворение гнездящегося в героях зла. И даже то, что Михаил чудом избегает обвинения в убийстве Светланы – лишь часть плана тёмных сил в отношении этого человека, плана, имеющего целью его конечное порабощение и гибель. Однако и сами по себе они, как сказал Гёте: «часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Потому и пережитая главным героем романа трагедия утраты возлюбленной становится для него одной из вех на выходе из кровавого лабиринта, в который превратилась его жизнь.
Кстати, история отношений Михаила и Светланы и вообще этот женский образ – одна из наиболее ярких составляющих произведения. Потому трагический обрыв этой линии в середине романа вызывает у читателя некоторый протест. Возможно, для сюжета лучше было бы растянуть коллизию до финала.
А вообще-то, все персонажи романа сделаны вполне достойно. Запоминаются и «Ставрогин на минималках» Олег, и безбашенный «викинг» Лёха, и бывший «исполнитель» расстрельных приговоров Иваныч, на старости лет из служителя закона превратившийся в его противника. Судьбой и характером этот персонаж, сначала чуть бледноватый, но позже тоже раскрывающийся очень ярко и драматично, напоминает главгера романа Ирины Соляной «Право на молчание». Хотя я сомневаюсь, что Болен с ним знаком, видимо, оба автора независимо друг от друга «поймали» один образ.
Прекрасно выписан и глава ОПГ Майор – казалось бы, просто жёсткий и прагматичный криминальный авторитет, исповедующий принципы Макиавелли. Однако к финалу в полной мере проявляется его тёмное безумие – неизбежный финал той жизни, которую он выбрал по своей воле.
Стоит отметить, что столь яркому и выпуклому описанию деятелей и реалий преступного мира России недавнего времени автор, возможно, обязан своему огромному опыту работавшего в Петербурге журналиста-расследователя. И опыт этот иногда придаёт фантастическому произведению почти документальные черты.
Возвращаясь к персонажам, очень хорош исповедник братвы отец Феодосий – именно тот батюшка, который таким людям и нужен:
«Батюшка был какой-то не вполне «настоящий». Слишком свой. Когда-то даже пил запоями. Посты не соблюдал, ругался, как грузчик. В епархии слыл опасным чудаком. Но вера его была абсолютно искренна».
А в конце романа этот священник становится чуть ли ни самым важным персонажем и приобретает величественные и трагические черты христианского мученика. Хотя, конечно, в реальности подобный иерей вряд ли долго бы задержался в своём сане… Впрочем, такие вещи зависят от конкретного епископа и положения священника в епархии. В недавнем прошлом встречались и такие батюшки, окормлявшие подобную паству, так что придираться не станем. А вот свой храм после безобразий, описанных в конце романа, ему придётся переосвящать.
Хотя мне показалось, что переход к финалу от кульминации вышел несколько вялым, сам по себе он эпичен. До такой степени, что криминальный триллер в нём местами даже приобретает в какой-то мере черты героического фэнтези. Это явно сделано автором сознательно, дабы подчеркнуть несоответствие сути современных бандитов и былинных персонажей, которых они изображают. Более важно, однако, что через трагичность потерь главного героя и нанесённые ему удары судьбы он всё-таки приобретает надежду на выход из тупика. В этом отношении конец у романа светлый. Хотя, разумеется, зло из мира никуда не ушло, и страшный мальчик вновь предлагает свою куклу намеченным жертвам.
Стилистика вещи вполне традиционна для Болена – размашистые текстовые мазки, «длинные планы» описаний, богатый слог, в лучших образцах заставляющий вспоминать всё ту же бессмертную русскую классику. Хотя в других местах эти периоды смотрятся, на мой взгляд, несколько излишне велеречиво:
«Тяжелая мне выпала ноша, – Леха выговаривал слова медленно, словно взвешивая каждое, перед тем, как отдать толпе. – Буду драться со своим другом. А ведь еще недавно бились с ним спина к спине! И не было тыла у меня надежней, клянусь Одином! Я знал всегда, что последний кусок в котелке он оставит другу, поделится куском хлеба, накроет своим одеялом товарища, если тот будет мерзнуть. Пусть я стану орудием Судьбы, но при свидетелях заявляю: если случится мне погибнуть в честном бою, Серега, друг мой, должен быть освобожден».
Хотя в данном случае этот пафос имеет отношение, по всей видимости, к упомянутой мною стилизации финала под героический эпос, так что уместен.
Подытоживая, можно констатировать, что «Кукла» на сегодняшний день, пожалуй, наиболее удачное и эстетически цельное произведение Артура Болена. Впрочем, любой писатель свой самый лучший роман не напишет никогда – хотя должен всю жизнь стремиться сделать это.
Имею возможность, способности и желание написать за разумную плату рецензию на Ваше произведение.