Рецензия на роман «Храм Мортис-1. Хранитель Тайного Алтаря»
Всякая новая книга – это Путешествие. И как любой путь, ведёт в неизведанное – но порой знакомыми тропами в окружении знакомых пейзажей… во всяком случае, с виду. Иной раз надо приблизиться вплотную, чтобы понять: местность лишь кажется узнаваемой, на самом же деле – она совершенно не та, что поначалу казалась.
А порой с первого же шага ты думаешь: куда это меня занесло?! Почему здесь всё не так, и привычное выглядит столь чуждым? Есть Путешествия, где всё не то, чем кажется, – а есть те, где тебе и не может ничего казаться, настолько всё иное, странное, непонятное.
Почему города и даже деревушки оборудованы электричеством и телевидением, но по ночным лесам носится Дикая Охота? Почему в качестве личного и общественного транспорта выступают драконы, по улицам бродят голодные вампиры, а преступников скармливают личам – но люди дружелюбны, а аудитории и коридоры университета полны обычных весёлых ребят и девчонок, боящихся лишь пересдачи, особенно вместо поездки с друзьями на озеро? И если врата в наше Путешествие украшены предупреждением, что ждёт нас тут нечто тёмное, то почему все, кто попадается на глаза, производят столь приятное, располагающее и скорее уж сияюще-светлое впечатление?
Если продолжить аналогию с путешествием по дороге – то здесь это горный серпантин. Когда я читал эту книгу – стремительно летя по изгибам и поворотам сюжета – мне постоянно хотелось спросить: как?! Каким образом подобное сплетение событий можно было придумать?!
Иногда писатель и не придумывает их – скорее, вспоминает… или быть может, записывает то, что диктуют герои. Так происходит не всегда, да и не всякий автор может в шутку сказать подобное, но иногда… такое говорится почти всерьёз – ведь в каждой шутке есть лишь доля шутки.
…хищники как никто нуждаются в кодексе чести. Иначе они станут подонками.
Пожалуй, именно эту фразу можно привести как рефрен всего произведения – и не только первой части (а это именно первая часть одной толстой книжки, и финал здесь открыт, а кульминация весьма условна). Хищники? Героям это слово вполне подходит. Однако хищник – не обязательно чудовище… во всяком случае, если речь идёт о немёртвых подданных островного государства под названием Атарида – детях устрашающей, справедливой и прекрасной Мортис, богини смерти.
Но если вы уже настроились на повторение знакомых мотивов и вспоминаете утончённый готический ужас Дракулы или поднадоевшую сентиментальную романтику Сумерек – нет. Но хотя аннотация и теги обещают нам тёмное фэнтези, подчёркивая, что в романе имеются «крайне тяжелые и жестокие сцены» – это предупреждение рисует не вполне верную картину. Хотя автор не обманывает, и сцены такие имеются (как минимум, одна), но расхожее представление о тёмном фэнтези и жестокости сюда никак не подходит.
Как же характеристика «жестокий мир, где узаконено право нежити охотиться на смертных» согласуется с впечатлением, что история эта наполнена благородством, истинно высокими устремлениями, искренними добрыми чувствами и светом?
А вот так.
Собственно, на этом месте пиарную часть рецензии стоило бы и завершить. Добавив сюда безупречный литературный язык (который особенно хорош тем, что читая, ты вовсе не замечаешь какого-либо стиля, а полностью погружаешься в историю и никакие языковые причуды тебя оттуда не выдёргивают – что и требуется читателю), а также – продуманность сеттинга. Мир Атариды не расписан до мелочей, но мы видим множество деталей, по которым складывается полная картина мира
Говоря о книге, я всегда выстраиваю рассуждение вокруг некой ключевой темы, первоосновы, которая видится мне своеобразным центром истории, на которую по спирали навивается сюжет. И обычно эти темы довольно просты… собственно, их давным-давно определил Фрейд: смерть и любовь. Всё, что мы обнаруживаем в художественной литературе, так или иначе сводится к этой паре – где-то одна преобладает, где-то они имеют равноценное значение. В «Мортис» тема смерти сразу задана буквально, ведь речь тут идёт о стране, чьи жители поклоняются богине Смерти, и их божество весьма отзывчиво: среди жителей немало тех, кто «живым» является лишь условно. И хотя на первый взгляд может показаться, что тут будет муссироваться тема «смерти после смерти», подчинение нежити и всяческие жуткие деяния этой нечисти, которая, конечно, с людьми враждует, – но впечатление это ложное. Центральной тут всё-таки является тема любви – в широком смысле, разумеется, любовью эротической всё не ограничивается, хотя и её тут хватает.
И как всегда, едва всплывает слово «любовь», возникает нервирующее желание поскорее замаскировать его чем-то иным, чтобы не вызвать неверного впечатления: «автор женщина, значит, это любовный роман, значит, он предсказуем и скучен». Увы, мы живём в мире стереотипов… упоминание в одной фразе вампира и любви вызывает к жизни призрак «Сумерек», зомби – видимо, бессмысленной жажды убийства… А какую аналогию ум современного читателя вытащит на свет, услышав о загадочном острове, скрытом от прочего мира незримым барьером? Острове, где магия соседствует с технологиями, живые – с немёртвыми, а богиня Смерти стремится всего лишь спасти свой мирный народ от преследования богов, которых принято считать благостными подателями жизни… но так ли это?
И хотя меня манит перспектива в очередной раз сразиться за истинное значение слова «любовь», затасканного и сплошь и рядом понимаемого неверно, – но поскольку это рецензия не на всю историю, а лишь на первый том, то педантичность требует оставаться в рамках сюжета и идеологии именно этой, первой части объёмной истории. И из безбрежной, как океан, темы любви стоит выделить ту грань, которая, мне представляется, более точно отражает суть «Хранителя». А именно – верность. И созвучная с нею тема веры – логично, если речь у нас о истории, половину героев которой составляют боги.
Тема верности раскрыта во множестве самых разных книг – и как правило, подчиняясь суровым законам литературы, она раскрывается через антитезу: отказ от верности, разрушение, предательство. Собственно, любовь тоже сплошь и рядом раскрывается через её антитезы: измену, насилие, равнодушие. В общем, это понятно, ибо литература всегда опирается на конфликт. А создать конфликт внутренний всё-таки проще, нежели внешний, да к тому же, из внешнего сложнее выгребать. Хотя конечно, тут всё вариабельно. Как и всегда. Но вернёмся к нашим баранам, то есть к нашей «Мортис» – где тема верности раскрывается во всех возможных аспектах. Верность своему народу, верность божеству, верность повелителю, верность духу и букве закона… и разумеется, верность любимым людям – от возлюбленных до друзей. Все виды верности, с которыми на жизненном пути сталкивается человек, и в литературе, и в реальности неразрывно связаны с сомнениями и проверками на прочность; сталкиваются с ними и герои нашей книги. Но в отличие от многих историй, где мы видим последствия разрыва и попытки их заштопать и уцелеть, – здесь производится рискованный эксперимент: показать верность, которая на разрыв будет проверена – и выдержит. Но никто не сказал, что это означает отсутствие конфликта. Он просто выведен в иную плоскость. Возможно, основным внутренним конфликтом этой истории является вопрос сохранения верности самому себе. Сохранения целостности, сути, стержня того, что составляет личность. И этот вопрос – сохранение целостности себя – неизбежно вступает в конфликт с сохранением верности чему и кому угодно извне. Да всему перечисленному, от повелителей земных до божества, от близких по духу до иной близости.
Противоречивость, дуальность человеческой сути отмечали многие великие умы на протяжении веков. Мы существуем в мире вечной диалектики, живые её воплощения, вечно двойственные, вечно стремящиеся и объединить, примирить эту двойственность, но в то же время и преодолеть её, упростить через выбор. Разумеется, по сути выбор ничего не упрощает, наоборот. Если говорить о литературе, то понятие «выбор» вполне тождественно понятию конфликта, а зачастую – и трагедии. Сложно вспомнить ситуацию, когда бы выбор не ранил душу, угрожая и вовсе разорвать её на части… и нередко это происходит – как с героями книг, так и с героями истории, которую пишет жизнь.
И здесь ситуаций, когда души героев (не говоря о телах, пусть и условно-бессмертных) подвергаются испытаниям на разрыв, происходит вполне достаточно – герои страдают, умирают, совершают поступки, способные шокировать читателей, не привычных к канонам тёмного фэнтези, – автор буквально повсюду расставляет предупреждающие таблички: «ребята, здесь страшно». Несмотря на это, есть и мнение, что автором владеет «страх дожать, сломать и вывернуть героев истории. Стрессовые арки очень быстро сходят в "дружбу"» – оно заинтересовало меня и в рамках анализа книги как своеобразной «энциклопедии верности», так и чисто технически, говоря о семантике книги и способах, используемых для донесения истории до читателя.
Хотя есть тут и ещё один момент, и он прекрасен тем, что касается как содержания и сути «Хранителя», так и непосредственно нашей реальности, нашего менталитета и той системы приоритетов – в жизни и на страницах книг – в которой мы существуем. И тема эта – дружба. Многозначительно поставленная читателем (автором цитаты) в кавычки.
Это фэнтези. Темное и эпическое. Поначалу – только про людей и немертвых (вампиров, личей, зомби и призраков). Со второго тома подключатся демоны, с третьего и четвертого – русалки, эльфы и гномы.
Тут стоит успокоить тех, кто уже решил, что несмотря на каноны фэнтези вообще (а это всегда эпос, поскольку из эпоса фэнтези и выросло) и тёмного фэнтези в частности, то есть «кровь, кишки, трэш и ужас на крыльях ночи», – тут будет нечто камерное и личное, раз уж я говорю о дружбе и любви. Но пугаться рановато: эпичности здесь хватает. И уж раз об этом зашла речь, то уточним локации: сперва мы пребываем на нашей Земле, практически в реальной её истории, если не считать богов, вовсю влезающих в жизни людей, нелюдей и друг друга, а также спрятанной за барьером Атариды. И уничтожение последней – событие вполне себе эпичное. Если вспомнить, сколько вокруг этого таинственного острова издавна ходило легенд (и немало о нём написано книжек – вот уж благодатный край для фантастов). Но о катастрофе, спровоцированной самими атлантами, речи не идёт: здесь у нас злой умысел, причём – как потом выяснится – многослойный и сложный, с причинами, уходящими в далёкое прошлое – и в знаменитый скандинавский Асгард, возглавляемый Одином, а также ещё один мир под названием Невенар (и хотя в первом томе об этом почти ничего нет, но в недрах уцелевшего храма герои находят скелет существа, которое искушённый в фэнтези читатель сразу опознает как эльфа. И будет прав: Невенар мир эльфов, дварфов и ещё ряда обитателей, которые на первый взгляд с зомби-вампирской тематикой не согласуются. Но тут прекрасно согласуется всё, даже демоны – несмотря на наличие рогов и обитание где-то возле кипящей магмы, тоже не вполне каноничные, как и зомби, вампиры и прочие жители этого сложного сплетения миров.
По сути, ткань этой истории можно разделить на два основных слоя. Первый – условно, «тайна Мортис», то есть социально-политическая подоплёка всей истории с разрушением страны и непростыми взаимоотношениями богов, которые и определили участь обычных смертных (и не совсем смертных, и далёких от обычности) героев книги. Здесь мы ныряем в хитросплетения интриг, где участников множество, у всех свои интересы, доверять кому-либо дело опасное – даже богам. Или в первую очередь – богам. Ну, каково доверять богам, мы хорошо знаем по древнегреческому пантеону (а он здесь хоть и не представлен явно, но вокруг темы Древней Греции, Эллады, повествование вьётся постоянно; взять для начала имя главного героя – Эет – и вспомним историю Золотого Руна (тем более, дальше она нам пригодится).
Поскольку линия божественных интриг, вражды и предательств переполнена вопросами и сюжетными лакунами, которые потихонечку раскрываются в следующих томах – и для героев, и для читателя, – то углубляться в неё не стоит, чтобы не разрушить детективную составляющую книги. Достаточно сказать, что с детективностью тут всё в порядке – есть и состав преступления, и загадочный злодей, и логика, без которой о хорошем детективе говорить не приходится.
Но эта линия раскрывается не в первом томе, в нём она лишь задана; следить за божественными коллизиями нам предстоит, видимо, до конца всей истории.
Вторым слоем – впрочем, на самом деле разделение это очень условное – является линия взаимоотношений между молодыми героями, и здесь появляется уже своя цепь интриг, разнообразных граней верности и довольно причудливых иногда способов проверки героев на прочность. Для начала, часть из них умирает, и вот тут-то испытания начинаются…
Тигр, о тигр, светло горящий
В глубине полночной чащи,
Кем задуман огневой
Соразмерный образ твой?
Уильям Блейк, «Тигр»
Тем, кто не любит спойлеров, лучше читать не всё, и обычно я прилагаю усилия, чтобы их избежать, но без них выходит очень уж неконкретно, так что надеюсь, если вы ещё не читали, то о деталях забудете. Итак, начало у нашей истории солнечное – юные студенты сдают сессию, двое из них влюблены и их будущее видится им тоже вполне солнечным: несмотря на разницу статусов, союз между вампиром по имени Вирлисс (представителем местной аристократии) и обычной смертной девушкой Фрей не запрещён ни обществом, ни правительством, ни богиней, ни даже семействами влюблённых. И это – один из штрихов, рисующих Атариду как страну счастливую и свободную, несмотря на то, что в определённое время суток и в определённых местах смертные люди являются законными объектами охоты для своих немёртвых сограждан: вампиров и личей. Выглядит это странно и противоречиво, тем не менее жизнь здесь в самом деле течёт мирно и благополучно для всех жителей, кроме преступников – или уж редкостно неосторожных. Например, для путников, которые не позаботились найти себе на ночь убежище в виде гостиницы, заменив его дуплом дерева в лесной чаще – как сельский юноша Эет, держащий путь в тот самый университет, куда мечтает поступить и стать настоящим магом. И ему это почти удаётся… но нарушает его планы не проваленный экзамен, а специфичное правило: на территории университета смертные без статуса студентов рискуют превратиться в учебный материал, живое пособие для будущих магов. Точнее, живыми-то они после этого быть перестанут. Во всяком случае, формально. Зомби, например, в определённом смысле вполне живые: послушные слуги, хоть и не осознающие себя, однако безусловно преданные своим хозяевам, поднявшим их.
Спойлер, я вас предупреждал.
Но всё это – лишь прелюдия, и её можно было бы опустить, сохранив интригу (а мне всегда очень хочется её сохранить) – но именно эта прелюдия задаёт тон всему, что последует дальше. Счастливые и беззаботные планы рушатся буквально в одночасье, и ещё до начала по-настоящему страшных событий наши герои попадают в ловушку той самой верности, которую я вижу центральным лейтмотивом истории. И хотя главный герой здесь не один – я выделяю двоих, чьё главенство равноценно (также есть несколько персонажей, которых тоже следует отнести к второму кругу, чуть менее главных) – но насколько бы сюжетно равны ни были герои, но каждый привносит нечто своё, что формирует основу произведения в концептуальном смысле. Здесь, следуя специфике книги, напрашивается слово «скелет» – но я имею в виду скелет не структурный, а именно идейный, задающий некое нравственное начало истории – то, что позволяет читателю сразу опознать для себя те моральные ориентиры, которые, возможно, и определяют загадочное нечто, отличающее «свою» книгу, которую сознание читателя не отвергает буквально на первых же главах.
Проще говоря – что для героев ценно, что может создать внутренний конфликт и драму?
Ведь если ответ на этот вопрос совершенно не близок ценностям читателя, то скорее всего, книга его не зацепит сразу. И наоборот, опознав в духовном багаже героев нечто своё, близкое и понятное, читатель может простить книге погрешности сюжета, логики, грамматики – да чего угодно, и вряд ли это нужно доказывать: мы тянемся к схожему.
И здесь у истоков этой моральной подоплеки, духовного начала книги – кодекс чести, но идущий не от правил, а из глубины души персонажа, с которым обычно «душа» не очень ассоциируется: традиционно считается, что у вампиров её нет. Но мне представляется, что по части душевной щедрости и доброты, как ни парадоксально, здесь лидирует именно вампир. Хотя я уже говорил и повторюсь – в концепцию знакомых нам по многочисленным книгам и фильмам существ автор вносит свои коррективы, и хотя вампиры не блестят на солнце, но они и не те хищники с неудержимой жаждой убийства, каких можно вспомнить по каноничным произведениям, вроде Дракулы или Лестата. Во всяком случае, совершенно не такой – Вирлисс, и дело даже не в жажде крови, вампирская природа сохранена; но при этом Вир – тот вариант героя «без страха и упрёка», который водится лишь в приключенческих романах, давно уже ставших классикой. Он настолько лишён недостатков, что пожалуй, для кого-то именно это и окажется недостатком: ведь в жизни-то таких не бывает. Ну что сказать на это – в жизни, если на то пошло, не бывает и вампиров. Зато при таком раскладе не возникает вопроса, почему «тигр, светло горящий» – светлее некуда, поскольку тигр он белый, а при чём вообще тут тигры, я вам не скажу, читайте книжку – после смерти становится ещё и чем-то вроде ангела:
тариллина, божественного хранителя государства, знака благосклонности небес, существа, не способного к злу
И первое знакомство второго главного героя Эета (тоже после смерти и «оживления» в виде зомби) с тариллином происходит, когда в храме Мортис, его богини и госпожи, единственный уцелевший житель Атариды видит на фреске с изображением Мортис её зверя – белого тигра. А потом встречает самого настоящего белого тигра – и в его абсолютном одиночестве необычно смышлёный тигр, которого Эет зовёт попросту Снежком, делается его единственным другом. И хотя с таким другом не поговорить, но для Эета, пусть он и зомби (и тоже необычный, ибо обладает сознанием), белый тигр Снежок – друг самый настоящий. И не сразу Эет обнаруживает, что его друг – не только мистическое божественное существо, служащее его богине-возлюбленной, но и тот самый насмешливый элегантный вампир, с которым юноша познакомился и почти подружился за день до своей смерти. Точнее, призрак вампира – ведь падения Атариды Вирлисс не пережил тоже, как и его невеста…
Рецензию на книгу я адски затянул, хотя сама книга читалась влёт (причём даже не раз), и по-моему, я понял, в чём заключается проблема: я привык подходить к таким статьям отстранённо и формально. А реакция моя на книгу эмоциональна. На события, на героев, на Вира, «светло горящего», на точки зрения других читателей… и видимо, надо это и донести. Иногда формализм хорош, но рецензия-то пишется для потенциальных читателей, до которых мне хочется донести искренность своего впечатления. Да и какой трясины – те, кто хочет обругать книжку, обычно не стесняются с эмоциями (и уничижительными характеристиками героев и авторов), а похвалить то, что нравится, – вызывает какой-то ступор… как будто эмоциональность предосудительна сама по себе и означает пристрастность. Но ведь и сухой отстранённый анализ тоже не избавлен от пристрастности – в литературе не существует эталонных логических инструментов, которыми может оперировать любой, приходя к одному знаменателю. Сколь бы безупречный образец логики ни был применён в анализе книги – но применяет-то его живой человек со своим набором фильтров и триггеров, а они меняют результат логического построения… создавая порой абсолютно разные интерпретации одной и той же книги – опирающиеся не только на один сюжет, но и на одни и те же цитаты)) Читатель не верит – и вот он уже читает и анализирует совсем другую книжку…
Посему просто приведу один из комментариев, написанных во время первого прочтения, – тем более, что помимо эмоциональности, в нём присутствует и анализ, и оценка сюжета и персонажей. А к формальному стилю я вернусь после этого короткого отступления в мир эмоций:
«Вот сколько раз думал: фееричные впечатления от книг надо бежать и записывать сразу, а то слова выдохнутся, как шампанское. А от прочитанных вчера глав впечатление и правда фееричное. Прекрасная книга! Тот случай, когда прекрасно всё, от ритмики до имён (тут они такие вкусные, что ради них уже хочется читать дальше).
Повествование летит) Ну ладно, про Эета я знал – но не знал, как! Первая реакция: что?! Вторая: бедная Ларинна, вот это она попала… Как в итоге обернулось, было сюрпризом. А уж что случилось с Вирлиссом, сюрприз в квадрате. Хотя можно было предположить, что девушка с шикарным именем Фрей/Фрери не необычной быть никак не может! Однако это был троп «авторское свинство» – когда только расслабишься хоть насчёт какого-то героя (и чаще именно типа Вира, уверенного насмешника), и тут: упс. Да ещё такой «упс»… пока совершенно непонятный в плане разруливания. Ну хоть ребятишки помирились, и то хорошо, но если такое начало – то что же будет дальше?! А ведь книг-то много…
Короче, вот тут реально жаль, что не в бумаге. Такое я в бумаге хочу. В белой бумаге с красивым дизайном и портретами героев, соответствующими описаниям автора)
Ларинну жалко. Эета жалко. Вирлисса жалко очень, и Фрей, соответственно, а там ещё и родители приличные… В общем, автор любит своих героев. Всеми возможными способами… и ведь книга только разгоняется. Грядёт стекло…»
И предчувствия не обманули: «стекла», то есть драматичных, нервирующих сцен тут достаточно. Но как же так, может спросить тот, кто читает мой опус внимательно, – ведь я упоминал о том, что сюжетные конфликты здесь выстроены не вполне типичным образом, и подчёркивал раскрытие персонажей не через антитезы и межличностные трения, и приводил реплику читателя о том, что автором владеет «страх дожать, сломать и вывернуть героев истории». Тогда какое же стекло? О каких вообще конфликтах может идти речь?
А на самом деле, о весьма актуальных и реальных. И заставляющих задуматься о многих серьёзных вещах, выходящих за рамки фантастического сеттинга и вымышленных расах, живых и не очень.
Но сперва – о природе конфликтов. Очевидно, что конфликт – основа любого художественного произведения. И хотя существует ряд чисто сюжетных конфликтов (столкновение героев с природными или социальными катаклизмами, эпидемией, войной и прочими обстоятельствами непреодолимой силы), но если герои – в целом обычные, ничем не выделяющиеся люди, то за счёт чего проще всего создать конфликт и привлечь внимание читателя? За счёт ссор, непонимания, дисбаланса, трагедий. Выводя счастливые и гармоничные взаимоотношения, писатель удержит интерес лишь одним способом: выстроив конфликт на сюжете. Это возможно; но проще и эмоциональнее – добавить и «личного». Тем более, что читатель скорее поверит в проблемные отношения, а значит, и с большей вероятностью начнёт героям сопереживать.
А вот если речь о героях, которые необычны уже сами по себе, – они вызывают интерес сразу, по факту. И тут закон Конфликта может сработать в обратную сторону: интрига всегда создаётся отклонением от нормы – но что такое норма для вампира или зомби? Жестокость, убийства, кровь. И ненормальным – соответственно, удивляющим и привлекающим читателя – будет как раз вариант «счастливые, гармоничные отношения монстров».
По сути, все мы знаем не один подобный пример. Наиболее яркий – «Семейка Аддамс». И разумеется, «Сумерки», и «Шрек», и ещё ряд произведений, выстроенных по подобной «негативной» схеме, на контрасте ожидаемо ужасного – и прекрасной сути.
В «Хранителе» используется та же схема и тот же контраст. Я уже говорил о том, что на фоне страны немёртвых, где чтят божество Смерти, мы видим вполне мирные и приятные картины жизни, вполне счастливых людей и явный намёк на всеобщее благоденствие и процветание. Сама по себе эта картина – контрастна. И дальше имеется два направления, по которым может устремиться сюжет. Либо мы постепенно убедимся, что благоденствие лишь ширма, за которой кроются различные ужасы (и это классическая схема антиутопий) – либо нас поведут по более сложному сюжетно и неожиданному для современного читателя пути: видимость окажется правдой, белое белым, а доброе добрым, но героев настигнут внешние катаклизмы, условно говоря, злой рок, судьба или чья-то воля, которые и создадут ту негативную среду, которая будет испытывать героев на прочность, предоставляя им возможность духовного и личностного роста или падения.
Здесь реализуется второй вариант. Да, это спойлер, но он необходим для раскрытия мысли: те, кого мы поначалу видим представителями «светлой стороны», ими и являются. Но говоря «герои – хорошие люди», я совершенно не имею в виду, что они идеальны в том смысле, который означает отсутствие сомнений, ошибок, недостатков, темперамента – короче, всего, что делает персонажа живым, привлекательным и вызывающим интерес и сочувствие. Нет. Герои здесь, бесспорно, хорошие люди – даже при том, что они не люди, – но кроме того, они молоды, а молодости вообще идеальность не свойственна (хотя она крайне редка и у людей в летах, но пожилому герою читатель может простить приметы «безупречности» вроде самоконтроля, преобладания разума над порывами чувств и прочих проявлений, которых персонажам юным никак нельзя приписать, а то их объявят скучными и сочувствовать им не будут).
Но, как я уже сказал, это не наш случай. Скучных и предсказуемых героев тут нет, как и безжизненно-безупречных – хотя технически эпитет «безжизненные» к ним как раз подходит. И вот тут грядут сплошные спойлеры, и если вы их не любите, то лучше просто поверьте, что эту книгу можно с большим интересом перечитать трижды – у меня получилось. А читая в первый раз (даже с парочкой спойлеров, пойманных в комментариях), я почти всё время не мог угадать, что будет дальше. Хотя тематика вампиров и прочей нежити, а также конфликтующих богов и вовлечённых в их дрязги людей кому-то может показаться «исписанной» до дна и предсказуемой, но здесь читателю предстоит часто удивляться. И если вы – именно тот читатель, который любит сюрпризы и отступления от шаблонов, то полагаю, эта книга для вас. Но тогда вам в самом деле дальше читать не стоит, чтобы не портить себе удовольствие.
Итак, тема верности. В основном она здесь раскрыта в романтических отношениях главных героев: Вирлисса и Фрей, Эета и Ларинны (впрочем, их романтику типичной не назовёшь), но не меньше внимания уделяется здесь и любви другого рода – той, что возникает между друзьями (и собственно, как раз и создаёт дружбу, хотя в наше время этим словом часто зовут совсем другие отношения, в лучшем случае товарищеские и приятельские). Особенностью почти всех вариаций на тему любви и дружбы, описанных в «Хранителе», является своего рода предопределённость, неизбежность этих отношений. А раз так, читателю предстоит задуматься: а если в отношениях людей присутствует момент несвободы и отсутствия выбора, то какова истинная ценность этих отношений? Правы ли герои, решая за них держаться?
Книга эта – не из тех, где читателю предлагается готовый ответ. Хотя автор совершенно явно симпатизирует своим героям, но не мешает им быть собою – далеко не всегда безупречными. И тем самым не мешает читателю оценивать их по своему разумению, исходя лишь из того, как эти герои мыслят и поступают. На самом деле, у любого писателя имеется ряд действенных приёмов, чтобы подтолкнуть читателя к именно той оценке героя, которая требуется писателю. Это и выбор слова, несущих конкретную эмоциональную коннотацию (проще говоря, слова-вектора), и характеристики героя устами других героев или самого автора, и явно срежиссированные ситуации… тут можно привести немало примеров из знаменитых книг вроде «Гарри Поттера», но думаю, суть ясна и так. Однако далеко не все писатели такими приёмами пользуются – и на мой взгляд, это один из признаков литературы взрослой, если звать так книги, рассчитанные на читателя, осмысливающего прочитанное, задающего вопросы и желающего найти в тексте ответы самостоятельно, а не получить их готовыми в виде авторских подсказок.
Верность и любовь… самые популярные темы в литературе всех веков и народов – и самые неоднозначные. Тема высших сущностей, управляющих судьбами людей, пожалуй, тоже вверху списка. Боги и жизнь после смерти, любить и хранит верность или смириться с зависимостью… в конечном итоге все эти темы сходятся к одной: свобода. Свобода мысли, свобода выбора, свобода идти свой жизненный путь – или следовать на привязи по чужому… а может, по доброй воле и в ясном рассудке сделать чужой путь – своим.
Быть пленником и лишиться чего-то важного – или обрести новую степень свободы и с нею вместе новые ценности?
Вопрос вечный.
Мальчик и девочка любят друг друга, потом проходят пару драматических испытаний, укрепляясь в своей любви, и кажется, перед ними выстлана золотая дорога – но вдруг оказывается, что девочка у нас не простая, а воплощение богини. Причём особенной – богини любви. Но сама девочка по имени Фрей понятия не имела ни о какой-то там Фрейе и её сложных отношениях с Одином, ни о других представителях скандинавского пантеона. И когда она узнаёт – её золотой путь рушится. Она оказывается невольной шпионкой, слабым местом в защите своей любимой страны – но помимо этого, она уже не может сказать точно, искренна ли любовь её жениха или навеяна божественной силой. А если она сама, то есть спящая в ней сущность Фрейи, заставила эффектного блистательного Вирлисса полюбить её?
Но Вир такими вопросами не мучается. Он, на мой взгляд, большая удача автора: персонаж с цельной и одновременно тонкой натурой, способный мыслить ясно и задавать нужные вопросы, но не тонуть в рефлексиях в поисках ответов. И тут для него всё просто: его любимая ни в чём не виновата, плохого ни стране, ни ему не хотела, а сама является жертвой каких-то мутных божественных козней. И добровольна ли его любовь, он не сомневается: ведь если подумать, то какая любовь полностью объяснена рассудком и добровольна? Он знает, что любит и кого любит, и этого достаточно, чтобы остаться верным этому чувству.
То, что Вирлисс вампир, привносит в эту историю куда меньше остроты, чем может показаться, поскольку в Атариде, стране немёртвых, он аристократ, а его невеста хоть и человек, но оба вольны выбирать себе спутников иного «вида». Но внешняя угроза оказывается сильнее любви, и с гибнущего острова пара не выбирается… Но это – лишь начало истории, и одному из влюблённых удаётся обрести новую жизнь, а что произошло со второй – не знает ни бывший вампир, ни читатели. Известно лишь, что богиня Фрейя вернулась в Асгард. Но свободна она или нет, и сохранились ли в её сердце чувства девочки Фрери? Хотя варианты ответов выглядят пугающе, Вирлисс верен своей невесте. И вопрос её вины во всём, что случилось с ним, его семьёй и Атаридой, его не беспокоит, как и вопрос возникновения этой любви.
Хотя в какой-то момент, спустя годы своей странной новой немёртвой жизни, он начинает сомневаться – не в той любви, что связывала прежних Вира и Фрей, а в незнакомой ему богине. Однако это сомнение быстро проходит, не без помощи лучшего друга, чьё положение ещё неоднозначнее.
– Ты разлюбил её? – прошептал Эет.
Ему почему-то стало жутко.
То чувство, что горело в нём, любовь к Госпоже, словно стало неким маяком. Оно согревало в леденящие минуты отчаяния, дарило силы, когда их, казалось, уже неоткуда было черпать, вело и направляло… и сама мысль, что можно лишиться этого внутреннего огня, повергала в ужас.
И если у Вира история, в общем, довольно жизненная – столкновение юношеской пылкости и уверенности, что жизнь в целом штука простая, с испытаниями прожитых лет и подозрением, что какие-то его взгляды и даже чувства могли быть ошибкой, – то у Эета всё намного сложнее.
Напоминаю, что нелюбителям спойлеров давным-давно стоило убежать)
Любовь Эета к Госпоже, которую он ощущает как маяк и источник внутренних сил, – она-то уж точно создана искусственно. Если у Вира и Фрей искусственность, «магичность» любви под вопросом, то в случае Эета никаких вопросов нет. Он – зомби, поднятый девушкой Ларинной, которая и становится его Госпожой – и спасаясь с гибнущего острова, приказывает слуге-зомби охранять храм богини Мортис до её возвращения. И он подчиняется, но проходят годы. Десятилетия…
Слуга не может не любить Господина… Любовь лежит в основе всякого Заклятия Подчинения.
Эет захлопнул книгу и откинулся назад, прислонившись спиной к стволу дерева. Его любовь к Госпоже – результат Заклятия.
Вот так.
Розовый свет заката играл в листве дерева, касался крыльев порхающих на ветвях птиц. Тени тянулись по поляне, огибая костёр, ветер свежел…
В горле застрял ком, глаза резало немилосердно, хотя они оставались сухими.
Всё предельно понятно.
Богиня, осталось ли у него хоть что-то… хоть что-то своё? У него забрали его жизнь, забрали его свободу… и даже его чувства – это влияние колдовства! А он сам? Кто он?.. Эет? Или ходячий мертвец, воображающий, что Эет? А на деле – пустая бессмысленная тварь, марионетка на верёвочках магии?
Но несмотря на боль этого открытия – боль осознания несвободы и крушения иллюзии любви – Эет размышляет и приходит к довольно интересному выводу:
… И даже волосы он растит для Госпожи.
И Храм он стережёт по её приказу. И учит магию, чтобы выполнить приказ наилучшим образом! И…
И сейчас он ушёл из Храма.
Эет часто заморгал.
Он ушёл из Храма. По чьему, интересно, приказу?
Какого чёрта?! Разве тупая бессмысленная тварь пошла бы через весь остров, надеясь найти прах матери и предать его земле?! Разве тварь способна тосковать и испытывать боль? Разве не стремление к магии привело его в столицу? Ну и подумаешь, его любовь – Заклятие! Любовь – это ещё не всё.
Пускай. По крайней мере, теперь он знает, откуда эта необъяснимая нежность. Нежность там, где должна бы быть ненависть. По крайней мере, она не разрушает душу. А какой смысл терзаться из-за того, что ты не в силах изменить? Другое дело, если бы Госпожа завтра явилась на остров! О да, тогда стоило бы подумать, как смотреть ей в глаза и о чём говорить! Но она далеко… И подобные вопросы встанут перед ним ещё очень нескоро…
…
Он привязан к ней на всю вечность. Это, воистину, очень долго! И лучше служить любимой женщине, чем ненавистному магу, кем бы он ни был. И просто делать то, что должен.
Решение Эета вызывает вопросы, и хотя сам он – персонаж бесспорно симпатичный, его положительность вне сомнений, но наверняка не все читатели согласятся с тем, как он управляется со своей несвободой. Сдаётся он – или проявляет силу духа? Обрекает себя на участь живой вещи, чьи чувства запрограммированы, – или наоборот, открывает в себе новый источник сил… тот самый, о котором позже он подумает, столкнувшись с сомнением друга насчёт Фрейи.
Неоднозначность тут подана достаточно элегантно – герои люди хорошие и приятные, им сопереживаешь, их решения кажутся верными просто потому, что их порождают добрые и искренние чувства. Однако читателю не предлагается ясности и простоты – и потому, что непроста сама жизнь, и потому, что здесь на игровом поле присутствуют ещё и боги, которые тоже вовсю влезают в ход событий, а заодно и в мысли и чувства персонажей. И хотя они сами являются персонажами, но воплощают волю неизведанного, Судьбу – всё то, что довлеет над человеком, лишая пресловутой свободы.
И хотя эта книга – лишь первая часть, где основные конфликты заданы, но не решены, тем не менее все вопросы, которые у читателя могут появиться – и к миру, и к героям с их выбором – всплывут дальше и окажутся очень важными.
И эта цельность произведения – островки неясностей, которые разовьются в полноценные проблемы и конфликты дальше, – представляется мне большим достоинством книги, которая структурирована во многом по канонам детектива. Правда, это не классический детектив, а то, что я называю «роман-тайна» – но от детектива в нём очень много. Это и герои-интеллектуалы, которые умеют и любят анализировать загадки и решать проблемы усилиями разума; и давнее преступление, плоды которого аукаются здесь и сейчас. Для тех, кто любит книги с Тайной, постоянно витающей за спинами персонажей, атмосфера этой истории определённо подойдёт.
Если говорить о структуре, то стоит отметить приём «вперёд в прошлое» – он свойствен не только детективам, но и историям об искателях сокровищ (и кстати, эту историю к ним тоже можно отнести). Героям предстоит поистине глубокое погружение в тайны прошлого, на века назад – и далеко за пределы мира, где родились, хотя расстояние в килопарсеках между ними не указано, а способы путешествия не включают звездолёты)
При том, что здесь есть место и рассуждениям, и изучению содержимого библиотеки, – темп выглядит весьма бодрым. Во всяком случае, в первой половине книги события буквально летят, едва не натыкаясь друг на друга. Вторая часть более спокойная и размеренная – что полностью соответствует атмосфере опустевшего, заброшенного острова, где разумных обитателей осталось всего двое (на самом деле нет, но герои не знают об этом). Но драматичных, динамичных сцен хватает и там.
Впрочем, драма и динамика – вещи разные. Но и то, и другое не должно идти сплошным потоком; после любой бури читателю нужны периоды затишья. Здесь так и есть: сцены напряжённые и довольно мрачные сменяются мизансценами, залитыми светом. Особенно контрастно это смотрится на раскрытии образа главного героя, который часть книги пребывает в каноничном состоянии зомби: почти ничего не соображающем, но весьма голодном. Главы, где Эет – зомби до «пробуждения», одновременно и самые тревожные, и вызывающие неоднозначную реакцию читателей. В первую очередь – потому, что они выписаны довольно реалистично.
I’m walking with a zombie
With seaweed in my hair
I’m walking with a zombie
Through radioactive air
Army Of Lovers, «Walking With A Zombie»
И здесь хочется коснуться того единственного момента, который оправдывает жанр «тёмное фэнтези» и предупреждение автора о том, что в книге имеются «крайне тяжелые и жестокие сцены». Полагаю, суть этих сцен – точнее, одной сцены – не будет особенным спойлером для тех, кто в курсе тематики зомби. Бессознательные живые мертвецы, которые питаются человеческими мозгами, совершенно неэстетичные создания, в отличие от элегантных вампиров… И хотя по тому, что я написал выше, уже должно быть ясно, что здесь образ зомби нетипичен, – тем не менее, и такой этап в жизни героя имеется. В связи с чем имела место жаркая дискуссия: оправдан ли эпизод, где положительный герой, не владея своим рассудком, становится убийцей? Или подобных событий с «хорошими» героями происходить не должно?
Тут, конечно, к единому мнению прийти сложно – по той простой причине, что у каждого читателя свой набор табу для положительных персонажей, как и своё представление о том, что такое – положительный, и есть ли у протагониста право на поступки, идущие вразрез с общепринятыми нормами морали (которые, впрочем, тоже весьма размыты, если обратиться к истории). Если же смотреть на книгу вообще и на эту конкретную книгу в частности, исходя не из личных предпочтений и норм морали, а из принципов построения целостного литературного произведения, – то протагонист вовсе не обязан быть кристально чист и безупречен (скорее, наоборот, ибо живые люди такими не бывают). А сцена, жестокая или нет, является неоправданной лишь в том случае, когда она не несёт смысловой или эмоциональной нагрузки, ничего нового не сообщает читателю – как говорится, ни уму и ни сердцу – или же противоречит остальным сценам, разбивая целостность психологического портрета и всего произведения.
Здесь речь идёт о сцене, в которой зомби почти единственный раз ведёт себя как каноничный зомби: не сознавая себя, поедает двух живых существ, благодаря чему к нему возвращается рассудок, и он понимает, что убил ребёнка. Этот эпизод приводит его в ужас и бросает в бездну раскаяния – хотя юноша никак не мог этого события предотвратить, его воля тут не участвовала. Но несмотря на это, он анализирует причину произошедшего и приходит к выводу, который затем определит все его решения:
Юноша часто заморгал – и, нахмурившись, непонимающе огляделся вокруг.
В сознании рассеивался странный туман.
Эет перевёл взгляд на обглоданный детский череп у своих ног, посмотрел на свои руки – их покрывала кровь, – упал на колени и отчаянно замотал головой.
– Богиня! – сдавленно вырвалось у него.
Горло отозвалось ноющей болью. Юноша слишком долго не разговаривал…
Запрокинув голову, Эет смотрел на небо. Оно дрожало и расплывалось от непрошеных слёз.
Чёрт возьми, он убил и сожрал ребёнка! Там, на берегу, обломки корабля, разбитого штормом. Девчонка, похоже, единственная спаслась…
Чтобы стать его добычей.
Чтобы вернуть ему сознание.
Дьявол! Конечно, он не понимал, что творил, он позабыл разницу между человеком и зверем… Он сам стал диким животным… Отчего же так тошно?
Если бы когда-то давно… немыслимо давно… он выполнил приказ Госпожи и укусил её… или её подругу… Этого бы не случилось.
Эет сжал кулаки. Вот чем обернулась его боязнь причинять боль!
Он осторожно поднял с земли череп девочки.
– Я клянусь тебе… я клянусь, что больше никогда не побоюсь небольшого зла, чтобы не случилось зло огромное, – прошептал он. – Прости меня. Прости!
Относительно этого небольшого эпизода велись настоящие баталии, однако на мой взгляд, он абсолютно оправдан: герой меняется и в буквальном смысле, обретая потерянное после смерти и ритуала ясное сознание, но меняется он и в духовном плане – взрослея, понимая, что пройти путь, абсолютно не коснувшись никакого зла, далеко не всегда возможно.
А необходим ли был ему именно такой жестокий урок, вопрос отдельный… и он перетекает в другой вопрос: допустимость «малого зла» и в литературе, и в жизни. На мой взгляд – сам факт, что эпизод вызвал у читателей сильные эмоции, неприятие и желание поспорить, – уже означает, что свою роль этот эпизод сыграл. Литература ведь и рассчитана на то, чтобы вызывать сильные эмоции, сопряжённые с размышлениями, с протестом, негодованием, печалью… всё это значит, что читатель впустил книгу в свой ум и свою душу. Даже порой не желая того. А если герой читателя бесит – ну а кто сказал, что именно этот эффект не предполагался автором?
В конце концов, живые люди, окружающие нас, бесят постоянно. Они ведут себя глупо, нелогично, странно; они из всех вариантов поведения выбирают самый дурацкий… и как показывает опыт, понимание – скорее редкий приз, нежели тенденция. И поскольку мы не телепаты, не наделены от природы абсолютной правдивостью и зачастую обманываем даже сами себя – лишь книги пускают нас вглубь загадки под названием «человек», позволяя не только увидеть поступок, но и узнать, какие мысли и чувства к этому поступку привели, как люди рассуждают и чего желают – и как часто желают на самом деле не того, что им кажется… Если в книге мы находим всё это – и осознаём, что то же самое происходит не только с персонажами, но и с людьми вокруг нас, – появление этой книги в нашем мире и в нашей жизни оправдано. Даже если герои неидеальны и подают пример «как не надо» – и конечно, речь не о том, что не надо есть детишек. Хотя в нашем мире, к сожалению, и этот тезис не является абсолютом… и к сожалению, вряд ли хоть один писатель, самый эпатажный, способен выдумать нечто столь жестокое, чего уже не совершил какой-то человек. А какой-то другой – не оправдал бы…
Быть может, всё это и кажется очевидным – но споры о «неидеальных героях» не утихают, а значит, не столь это очевидно. Книги, пугающие и шокирующие читателей, по сути являются аналогом того самого «малого зла», с которым должен столкнуться человек – попросту затем, чтобы знать зло в лицо. Отличать его от тех вещей, которые могут вовсе злом не казаться… а также от тех, которые, напротив, им кажутся, но не являются.
И эта маленькая сцена разматывает целый клубок вопросов: если есть трагедия и вина, то на самом деле чья же? Убийцы, который сам не ведал, что творит? Или той, что погрузила его в такое состояние, превратив в зомби? Или божества, дирижирующего людьми в своих целях, пока читателю неизвестных? Или других божественных сил, которые неведомо зачем решили уничтожить мирный остров, пусть и со странными обычаями, но лишённый атмосферы страха, насилия и зла, и уж точно не заслуживший гибели всех до единого, включая и множество детишек, стариков и домашних животных… Корни любого частного зла обычно уходят вглубь – в прошлое, в обстоятельства, затрагивающие не одну судьбу, а множество… устои семьи, сословия, всего общества. И то, что фантастика показывает нам на примере вымышленных стран и миров, вампиров и зомби, эльфов, ангелов и демонов и прочих «не-людей», чьи проблемы и беды так легко объявить также вымышленными, ненастоящими, – на самом деле более чем настоящее. Все книги мира пишутся людьми – о людях и для людей. Часть их говорит на языке иносказаний – и так было во все времена, за много веков до того, как появились печатные и даже рукописные книги.
Человечество всегда обращалось к мифу как форме рассказа о том, что волнует людей здесь и сейчас, что важно в наши дни и было важным всегда. «Хранитель» тоже играет с формой мифа – причём объединяя, синтезируя ряд разнообразных мифов: от тех, чей возраст исчисляется веками, до относительно молодых; от историй народных, чьих авторов мы никогда уже не узнаем, до тех, чьё создание вполне можно проследить. Миф об Атлантиде, таинственном затонувшем острове могучих сверхлюдей. Мифы древней Греции и мифы Скандинавии; мотивы современного фэнтези, известные нам в изложении британского профессора лингвистики и уходящие корнями в далёкие кельтские легенды, и так называемые «городские легенды» – вампиры, оборотни, личи и зомби… нашлось тут место и для драконов. Всё это сплетается в причудливую, но вполне логичную вязь событий – и хотя фэнтези так легко упрекнуть в бегстве от реальности, но на самом деле именно о реальности оно повествует. К сожалению, проблемы, поднимаемые в «Хранителе», актуальны и для нас – пускай в нашем уравнении и нет магии и интригующих богов, но уничтожения невинных хватает с лихвой…
И проблемы «нелюдей», если посмотреть шире, вполне человеческие. Любовь и доверие. Дружба и границы дозволенного. И над всем этим довлеет тема свободы – во всей своей сокрушительной неоднозначности. Ценность свободы, суть свободы, допустимая плата за то, чтобы свободу обрести, – и всегда ли это большее благо, нежели потерять её?
И завершая тему, с которой я начал, – закольцовывая её – вернусь к мнению, что здесь есть
страх дожать, сломать и вывернуть героев истории. Стрессовые арки очень быстро сходят в "дружбу"
И хотя, казалось бы, это лишь единичное мнение, почему его попросту не проигнорировать и не забыть, – но подобные суждения в наше время не редкость. Убеждение, что сильные эмоции читателя и сильные стрессовые ситуации основаны лишь на том, чтобы «дожать, сломать и вывернуть», и реализма без жестокости и цинизма не бывает, – сейчас весьма в ходу. Как и заключение «дружбы» в кавычки.
Но так ли это? Тут возникает сразу два вопроса: непременно ли современный писатель должен прибегать к приёму «слома», чтобы показать неоднозначность, неидеальность и попросту жизненность героев, – и всегда ли в реальной жизни человек обретает опыт, лишь ломаясь и черствея? На мой взгляд, ответ «нет и нет» очевиден, однако так считают не все. И хотя мне представляется, что пресловутую чернуху скорее пишут те, кто слышал о ней, но близко не соприкасался, – однако понять такую точку зрения можно: времена наши добрыми и светлыми никак не назвать, а прятаться от стрессов реальных за куда более страшными стрессами в книжках – способ вполне действенный для многих.
А вот пренебрежительное отношение к дружбе в литературе – и полагаю, в жизни, ведь нельзя отделить одно от другого, даже если нам кажется иначе – это действительно проблема нашего времени. Времени разобщённых людей, которые зовут любовью влечение, дружбой – приятельство, и зачастую тем и другим – взаимовыгодное сотрудничество или того хуже, потребление. На фоне практицизма, состязаний в главенстве и ни к чему не обязывающего удовольствия особенно важно иногда, хотя бы в книгах, видеть настоящие примеры дружбы и любви. Но как проверить, насколько они настоящие? Ситуация, когда «друг оказался вдруг и не друг, и не враг, а так» всплывает в современной литературе с той же неизбежностью, с какой она распространена в жизни. И самый простой для писателя вариант – тот, что предложен выше: «дожать и сломать». Испытать на разрыв, чтобы то настоящее было оценено в миг, когда его потеряют, – или же оказалось бы ненастоящим, и в обоих случаях понимание выплеснулось бы яростью и уничтожением.
Возможно, третий вариант – проверка на прочность без разрыва – кому-то и покажется слишком простым и не щекочущим нервы. Но развитие дружбы Эета и Вира, зомби и бывшего вампира, хоть и не запачкано предательством и не омрачено потерей, тем не менее не выглядит простым. А выглядит – реалистичным. Отчасти и их дружба вынуждена – Робинзон и Пятница на пустом острове… или точнее, два Робинзона, между которыми нет борьбы за главенство. И их обоюдное стремление именно к такой дружбе – не «герой и его друг», а «герой и герой», на равных, несмотря на гордые и самолюбивые характеры и привычку поступать так, как кажется нужным (а зачастую просто как хочется) – это интересно именно потому, что столкновения характеров происходят. И среди уроков двух последних студентов Атариды – не только уроки разнообразной магии, но и той самой дружбы, которая из мимолётной симпатии вырастает в нечто прочное и бесспорно настоящее.
Такое же настоящее, как и сама эта история. Необычная, интригующая и живая, несмотря на не-людей и тег «фэнтези».