Рецензия на повесть «Дорога вечности»
Гауптман уходит в вечность
Аннотация к книге гласит, что это:
«мрачная смесь военной драмы и космического ужаса, где люди — лишь песчинки в вечности барханов».
Ну да, мы имеем очередное переложение легендариума Лавкрафта. Не даёт современным фантастам покоя этот мрачный американский писатель-мистик… Но в данном случае время действия и локация для лавкрафтовских ужасов достаточно оригинальны – Вторая Мировая война, 1943 год, Северная Африка. В Тунисе отряд солдат из разбитого Немецкого Африканского корпуса отступает по пескам Сахары…
На самом деле всё логично: в каком-то смысле Вторая Мировая, да и вся история XX века, и есть реальное воплощение литературных неврозов Лавкрафта. В данном же случае посыл заимствован из его произведений напрямую: «Пнакотические манускрипты», повествующие о пришельцах из Великой Расы Йит, в незапамятные времена живших в городе Пнакотусе, развалины которого Лихобор помещает на пути героев своей повести.
Однако в повести ощущаются и иные литературные и даже кинематографические аллюзии: от экзистенциалистской безнадёги «Чумы» Альбера Камю, где действие тоже происходит в Магрибе (точнее, в городе Оране, упомянутом в «Дороге вечности»), до смутной потусторонней тревоги фильма Валерио Дзурлини «Пустыня Тартари».
При этом мы видим оригинальное соединение военной драмы и мистического хоррора (кстати, непонятно, почему жанр повести обозначен, как «научная фантастика», которая в ней совсем не просматривается). Если говорить о первом, автор отлично владеет «матчастью», то есть знает исторический период и воссоздаёт его реалии убедительно и подробно. Что же касается хоррора, сюжет подводит к нему вполне традиционно.
В глухой пустыне отряд натыкается на преждевременно поседевшего от пережитого ужаса унтерштурмфюрера СС и учёного-археолога. Это последние оставшиеся в живых участники научной экспедиции Аненербе (куда уж в современной фантастике без зловещего исследовательского учреждения Третьего Рейха). Экспедиция нашла таинственный город Пнакотус, но при совершении ритуала вызова обитающего там до сих пор космического существа большая часть её членов погибла страшной смертью:
«Профессор за считанные секунды осыпался вниз прахом, словно сделан был из песка, который развеял ветер».
Интересно, что среди погибших автор называет реального немецкого учёного из Аненербе Виктора Кристиана, который, однако, на самом деле благополучно пережил войну и дожил до 60-х годов прошлого века.
Несмотря на то, что эсэсовец Карл Бреннер, потрясённый тем, с чем столкнулся, умоляет не входить в Пнакотус, командующий отрядом гауптман Фриц Рихтер делает это. Более того: он поддаётся уговорам доктора Вайса повторно совершить ритуал вызова существа – на сей раз «правильно». Рихтер цепляется за эту последнюю возможность вырваться из убийственной пустыни – хотя бы магическим способом. Бриннер в ужасе стреляется, но ритуал проведён и появляется монструозный Изначальный, который, вроде бы, даже благосклонно (правда, не сразу) принимает просьбу немцев:
«Мы просим… умоляем! Спаси нас! Верни нас обратно, туда, где нет войны, где нас не найдут враги!»
«Ты сказал… я услышал…»
Хотя проводник и, неожиданно, друг гауптмана бербер Агизур предупреждает немцев:
«С джинами невозможно договориться, наш разум слишком слаб, он не в силах объять необъятное!»
Но те, преисполнившись новой надеждой, отправляются в путь. Кроме Агизура – он остаётся со своим маленьким сыном в оазисе и просит чудовище:
«Мы хотим служить тебе, господин!»
Финал, который, на мой взгляд, представляет собой самую впечатляющую и ценную часть рассказа, происходит в тех же местах много лет спустя. Уже старый сын Агизура ведёт своего внука в Пнакотус: он должен представиться Изначальному, которому теперь служит эта семья. И древнее существо показывает мальчику ту самую немецкую колонну. Она продолжает своё движение в некоем ином измерении, солдаты думают, что едут домой, но путь их никогда не кончится. Изначальный скрупулёзно исполнил их просьбу:
«Они спаслись от своих врагов, уехали, теперь у них больше нет войны… Только, он не такой как мы. Для него время – ничто. А для тех воинов, эта дорога бесконечна».
Это не только довольно неожиданный сюжетный твист, но и перевод повествования в иную, философски-метафизическую плоскость. Как я писал в рецензии на другое произведение того же автора:
«эффект «вечности», некоего нечеловеческого взгляда на историю, для Которого она представляет единый ковёр с только Ему понятным узором…»
В данном случае это взгляд с точки зрения Изначального, но ведь существа, придуманные Лавкрафтом – лишь интуитивные отображения сущих надмирных сил…
К сожалению, основная часть повести имеет некоторые структурные недостатки, значительно снижающие впечатление от неё. Особенно это касается обширных экспозиций – сначала в рассказе Бреннера о гибели экспедиции, а потом – в повествовании Агизура о его жизни. Они не только сильно утяжеляют текст, но и почти полностью убивают необходимый в хорроре саспенс: ведь Бреннер заранее в подробностях поведал, что именно их ожидает в Пнакотусе. И когда это происходит на самом деле, реакция у читателей уже не столь остра, как было бы, ограничься автор, по примеру того же Лавкрафта, полунамёками на нечто ужасное и непостижимое человеческому разуму.
Автор, конечно, постарался ввести и саспенс, местами удачно:
«что-то в этой тишине казалось зловещим, будто сама природа затаила дыхание, ожидая чего-то неотвратимого».
Однако преждевременное и без недосказанностей раскрытие сути происходящего нарушает флёр тайны над грядущими ужасами. Впрочем, само описание грозного явления Изначального жанру вполне соответствует:
«Воздух сгустился, стал тяжёлым, как перед грозой. Из глубины грота донёсся гул — низкий, вибрирующий, от которого ныли зубы и дрожали кости. А затем тьма внутри шевельнулась. Она не вышла наружу, но её присутствие заполнило всё вокруг. Это не была тень в привычном смысле — скорее текучая масса, переливающаяся, как нефть, с проблесками чего-то неестественного, чуждого».
Вообще-то, полагаю, повесть написана не столько для нагнетания ужаса, сколько для того, чтобы показать историческую драму – измученных бойцов недавно победоносной армии, сломленных и подавленных, осознающих глубину поражения и потерявших всякую надежду. В любом случае, персонажи получились психологически достоверными, обладают яркой индивидуальностью и интересны. Это касается и Рихтера, и Бреннера, и Агизура, и других.
Хороши, в целом, и диалоги, хотя некоторые грешат слишком правильными для разговорной речи оборотами или неестественным пафосом. Но хотелось бы посоветовать автору оформлять прямую речь правильно.
Достаточно и других ошибок, особенно в пунктуации. А ещё опять слишком, на мой взгляд, много необязательных примечаний – они тоже утяжеляют чтение. Но всё это устраняется редактурой, а в целом повесть производит впечатление весьма сильное.
Имею возможность, способности и желание написать за разумную плату рецензию на Ваше произведение.