Рецензия на повесть «Семь шагов над обрывом»
В рамках марафона Читатель-автор. Возможны спойлеры.
Давно я заметила эту повесть… После чужих рецензий казалось понятным, чего ожидать, да и аннотация самой повести не скрывает, о чём она. В воображении рисовалась почти уже классическая история ребёнка, прячущегося от войны в мире своего воображения (что-то вроде «Лабиринта Фавна» в одной из зрительских интерпретаций). На деле всё оказалось и так, и не так одновременно.
Выбранные жанры могут ввести в некоторое заблуждение. По факту, это не то чтобы мистика и тем более не социальная фантастика. Это магический реализм в лучшем виде (только вот маг.реализма почему-то нет в жанрах АТ, что, по-моему, большое упущение). Тот самый, что заключается, по мнению одного критика, «в отыскании в реальности того, что есть в ней странного, лирического и даже фантастического — тех элементов, благодаря которым повседневная жизнь становится доступной поэтическим, сюрреалистическим и даже символическим преображениям». В самом деле, так ли уж невозможна в реальности шапка-невидимка — случайная непримечательная вещица, за которую цепляешься в трудное время, избирая её своим защитником и помощником? Не более невозможна, чем трупы на детской площадке после взрыва. Когда мир вокруг сходит с ума и превращается в кошмар наяву — что такого фантастичного в покойнике-самоубийце, ворующем дожди и обрекающим на засуху всю округу? Да тут даже и ребёнком быть не обязательно. Сказочные, магические элементы здесь — не эскапизм, а способ справиться с новой действительностью и почувствовать в себе силу жить дальше.
На самом деле, эта повесть странно совпала с тем, о чём мне часто думается в последнее время — о том, насколько важно для людей транслировать другим людям свой травмирующий опыт, связанный ли с войной, насилием любого рода или чем-то ещё. Говоря ли от себя напрямую или через призму искусства в том или ином виде — это уже у кого к чему больше лежит душа. Не затем, чтоб реально как-то на что-то повлиять — бога ради, никакая книга/песня/фильм/и т. д. сами по себе не изменят мир. Нет, но хотя бы затем, чтобы маякнуть другим людям в той же лодке — или даже в другой лодке, но в том же штормовом море. Просто знать, что ты не один такой, с кем случилось/случается неправильное, ненормальное, о чём никто не хочет знать, просто не оставаться в полной изоляции — это уже много. А уж использовать ли для этого подчёркнутый реализм, или наоборот, мозговыносящий сюр, или что-то ещё — это скорее на усмотрение автора.
Здесь в качестве фасада выбрана форма бытовой такой детской повести — с дружбой, приключениями, порой небезопасными играми и лёгким непослушанием, отчасти даже в духе советской подростковой классики. Не то чтоб я любитель такого жанра, но в данном случае это уже не имело значения. Как и многое другое. Да, некоторые обитатели села, куда эвакуируется главная героиня, казались довольно раздражающими — но почему бы им такими не быть: они, в конце концов, живые люди, а не условные фигурки для читателя, чтоб тому было комфортнее воспринимать историю. Да, до того, как прозвучало, что Соне скоро пятнадцать, мне казалось, что она младше — лет двенадцати или около того, но подростки на то и подростки, чтоб взрослеть в разном темпе. К тому же ПТСР вполне может откатить к более детскому поведению и взрослого человека. Зато два приёма мне показались особо удачными, работающими на погружение и понимание.
Первое — использование бытовых, всем знакомых деталей, вроде ковра на стене, на который можно смотреть, засыпая, или мультяшных персонажей на стенах детсада, в котором какое-то время располагаются эвакуированные. То, что так или иначе видели все. Происходящее в привычных декорациях обычно воспринимается ближе и реальнее, ведь так проще примерить ситуацию, в которой оказались герои, на себя. Есть ли в моей голове, в моём опыте картина реального обстрела или бомбёжки? Нет. Могу ли я представить, как большое, в человеческий рост, зеркало в коридоре вдруг разлетается на осколки? Вполне.
И второе — то, что повесть, рассказывая и о конкретных «внешних» событиях, во многом концентрируется на чувствах и ощущениях главгероини, пытающейся оправиться и совладать с ПТСР. Как для человека, для которого война всегда идёт где-то «там», но никогда не слишком близко, всё это — трупы, подвалы, поезда с беженцами, что бы я об этом ни думала, ни говорила и ни писала — для меня всё же что-то из другого мира. Из текстов новостей на экране. В крайнем случае, из писем знакомых. Едва ли я могу полностью почувствовать и осознать, как это — быть там, внутри. Но вот постоянные «уплывания», когда из относительно нормального настоящего проваливаешься обратно в кошмар, паника от случайно попавшегося триггера, раньше абсолютно нейтрального и бытового, боязнь покидать свой условно безопасный уголок, непонимание, это что-то не так с твоей головой или всё же с миром вокруг, — всё это по той или иной причине знакомо и понятно уже куда большему числу людей.
Есть и третье: общая зыбкость повествования, не объясняющая в лоб, а позволяющая читателю самому заметить и провести параллели. Вроде повторяющегося мотива воды в образе Сони и вокруг неё — и так же повторяющегося образа живого трупа, злобного мертвеца, которому ей приходится противостоять тем или иным путём. Вроде нарастающего предчувствия грядущей беды — череды мимолётных галлюцинаций, снов, случайно совпавших мелочей — перед походом на чёрный ставок. Вроде мимоходом брошенного ответа, кем же был непонятный и пугающий чужак, хотя напрямую это так и не будет проговорено. А что из этого считать спасительной фантазией, суровой реальностью, настоящей магией, обычным совпадением или символическим образом — остаётся на усмотрение читателя.
Единственное, что мне показалось немного фальшивящим — эпилог с финальным хэппи-эндом (который не то чтобы прям хэппи по фактам, но по эмоциям — да). Как будто автор скорее пытается убедить в нём читателя и себя, чем действительно так видит. Впрочем, возможно, Соне в её пятнадцать и легче поверить, что дальше всё будет хорошо, под влиянием одного счастливого момента.
Так или иначе, спасибо автору за важную и нужную книгу.