Рецензия на роман «Вода и Перо. Все пути»
Книга не просто красива и увлекательна – она ещё и восхитительно сложна. Текст оставляет ощущение огромной плотности, спрессованности смыслов. Этот эффект возникает за счёт лаконичности речи, но ещё и потому, что на небольшом, по сути, пространстве показаны множество людей, несколько стран и впридачу к ним - оригинальная магическая система.
При этом ощущения тяжеловесности не появляется. События развиваются настолько стремительно, что мир книги затягивает с головой, хотя в первых главах он ещё совершенно (намеренно) непонятен. Ритм сюжета и ритм фраз сочетаются идеально, создавая быстрое и сильное течение.
Облегчает восприятие и то, что все описания, кроме самых необходимых, даны не в лоб, а опосредованно, вскользь. Яркий пример – религия. В сюжете она не играет практически никакой роли, персонажи сталкиваются с религией только опосредованно. И для того, чтобы рассказать, во что верят в этом мире, автор применяет замечательный ход. Герои идут по подземному коридору, стены которого украшены фресками. Люди торопятся, их волнует собственная судьба, к тому же вокруг темно. Но краем глаза они успевают выхватить на ходу часть рисунков, и этот беглый взгляд вполне позволяет читателю достроить сюжет:
Часть фресок читались буквально как иллюстрации к сотворению мира, Отектею хватало беглого взгляда, чтобы соотнести их с надежно запомнившимся текстом. Вот бескрайняя вода, сложно поверить, что когда-то ее было так много. Поднимаются волны, рождается из капель птица первого месяца, ястреб. Вторая, третья… В подсчете Отектей все-таки сбился, и не мог сказать уверенно, было их двенадцать или тринадцать, считая не запрещенного, но почему-то ловко умалчиваемого соловья.
Более того, эта небольшая сцена, лежащая в стороне от основного сюжета, даёт понять, что религия в мире «Воды и Пера» не так уж однородна, рассказывая одновременно и о канонической, и об апокрифической версии:
Непонятно откуда появилась темноволосая женщина без лица, хотя творения людей вроде бы не было. Потом разом шесть мужчин и шесть женщин, похожих на жителей разных стран. Почему при этом рядом с ними все еще находился Создатель, по книге превратившийся в первое солнце, Отектей решительно не понимал.
Вот так, краем глаза, на ходу, читатель видит мир книги – и понимает, что этот мир сложен, жесток и прекрасен. И очень интересен. Описаний в тексте мало – куда меньше, чем хочется, но назвать это недостатком я не могу. Сдержанность в описаниях вполне вписывается в общий стиль. И здесь тоже проявляется глубина, которой восхищает эта книга. Несколько слов, словно бы брошенных случайно, рисуют не только внешнюю картинку, но и то, что за ней – например, жизнь людей в мире, где воды мало, и она драгоценна, а нищета привычна.
Он знал эти трущобы, кажется, даже сам этот дом. Знакомая яма на дороге, когда случался дождь, дети пили из нее.
Но первым, что меня поразило при чтении «Воды и Пера», были герои. Их не просто много, хотя и это важно – с непривычки такое количество персонажей просто ошеломляет. Штука в том, что каждый герой – опять же – сложен. Он детально проработан, вписан в окружение и быт, ему сопутствуют другие персонажи, с которыми его связывают какие-то отношения. Но, помимо всего этого, у любого из главных героев, которых чуть ли не десяток, есть тайна. Есть своя история, которой, в общем-то, вполне хватило бы на отдельную книжку. Эти тайны раскрываются постепенно, но чувствуются с самого начала.
И это – помимо более насущных загадок, лежащих в основе сюжета. Ближе к финалу истории и тайны начинают сплетаться, и в итоге получается очень плотное полотно с прихотливым узором, в котором сюжетных линии сходятся самым неожиданным образом.
О стиле книги можно говорить только восторженно, поскольку он складывается из точного чувства языка и не менее точного чувства ритма. В некоторых моментах ритм вообще становится ключевым приёмом, позволяя передать предельно драматические моменты минимальными средствами, с почти кинематографической выразительностью:
Тогда брат был рядом. Не отпускал его руку, пока они не пришли в дом О’Хэллоранов, и тетя Эмма крепко обняла их, шепча «живые, Создатель и птицы его, живые», а дядя Эйдан смял письмо, принесенное из монастыря.
– Шинед и Киан мертвы, – сказал он.
– Кит, ты уже взрослый, – сказала она.
– Роксан не проявил дара художника и будет передан в иной род, – сказал совет. – Вы – новый господин О’Киф.
Он сидел в своем кабинете, а видел дом, в который так и не решился вернуться. Распахнутые двери. Выкаченные во двор бочки. Тела родителей.
Опустошение.
Отдельная песня – поговорки мира, где поклоняются птицам, а ездят на запряжённых в повозки козах. «Бодливая коза, а все равно домашняя», «взял козла за рога», «чтоб мне живым к птицам попасть», «крылья у тебя из тряпок» - хотя я и понимаю, что здесь проделана большая работа, выглядят эти выражения совершенно естественно. Именно такие мелочи и делают придуманные миры живыми, мне кажется – и потому правы те авторы, которые знают им цену.
Самая яркая находка книги – собственная, уникальная магия, в основе которой лежит творчество. Поэзия, проза, рисование, музыка, скульптура. Магия творится птичьим пером, которое с учетом здешней мифологии является сакральным предметом. И водой, которая в мире вечной засухи – главная драгоценность. Символы души и жизни…
На примере этой книги я снова убедилась, что магию делают достоверной не возможности, а ограничения. Когда маг может всё – получается сказка, заведомо условная история. Когда же перед магом стоит множество ограничений, то магия превращается в искусство, науку, ремесло – словом, в вещи вполне реальные. В мире книги маг связан специализацией, силой своего дара, внешними условиями – и наличным запасом воды, конечно. Здесь можно навязать свою волю небольшому предмету, вроде щепки из перил, но справиться с чем-то более объёмным уже нельзя:
Это у щепки тонкий голос и почти нет воли, хотя даже с ней приходилось спорить, угрожать или уговаривать. Дом же вполне мог оказаться сильнее магички и выжать из нее всю воду до капли, обретая сознание.
И ещё одна важная деталь: в творении магии участвует сам мир. Невозможно воплотить то, что не сумеет его заинтересовать. Акт творения может быть не особо выдающимся по стилю или художественности, но задуманное реализуется, если понравится миру.
Это не было эпиграммой, конечно. В другое время Ада постеснялась бы даже записывать такое убожество. Однако у мира был плохой вкус.
Просто невозможно не провести аналогий с нашим – будем считать, что не магическим, да-да, - творчеством, которое иногда становится популярным, а чаще нет. У мира плохой вкус – что ж, это многое объясняет!
От аналогий при чтении «Воды и Пера» вообще никуда не деться. Слишком знакомые ситуации возникают то и дело. Ученик, от которого требуют упрощать рисунок, убирать «лишние» детали, не видя, что тем самым будет убита суть творения. Текст, который мастера отвергли с ходу, «скривив губы», не приняли – а он вдруг сработал. И, значит, не зря автор только этот, никому не понравившийся стих считал удачным.
И самая жестокая из всех этих аналогий, резко и жутко выделяющаяся на общем фоне счастливых финальных глав – история, на которой заканчивается книга. Все (почти все) встретились, спаслись, выжили или ожили, нашли родных и любимых. Многие к тому же нашли себя. А героя, который был симпатичнее многих, бросили умирать в трущобах – беспомощным и в куртке гвардейца, что гарантирует ему мучительную смерть, как только до него доберутся местные обитатели. За что? Такой финал откровенно шокирует, настолько несправедливым и жестоким он кажется. И только позже вспоминаешь: «Он был уверен, что крыша над головой, еда и знания стоят свободы». И ещё – «он, не имперец по крови, а недавний кочевник, изгнанник, добровольно пришедший в эти стены, добровольно же вызвался стать убийцей. Он был первым цитадельским магом, начавшим работать на гвардию». Так что, в конечном итоге, и страшную свою судьбу герой выбрал добровольно...
А учитывая узнаваемую атмосферу Империи, пропитанную страхом и недоверием, невозможно не наложить историю человека, «добровольно согласившегося сотрудничать с органами», на нашу собственную историю. В конце концов, вся хорошая фантастика – про нас, современников автора.
И поэтому «Вода и Перо» - иногда точное описание той магии, которой – не станем делать вид, что этого не знаем, - мы владеем, иногда – шутка или притча, а иногда – предупреждение. Лишними такие предупреждения никогда не бывают.