Рецензия на роман «Джек на Луне»

Книга написана великолепно, но оставила неприятное послевкусие, поэтому перечитывать я ее вряд ли когда-нибудь буду. Не из-за того, что выстрелила прямо в сердце навылет, обожгла душу, стала для меня разорвавшейся бомбой и стала чем-то слишком болезненным. Не из-за того что это «не мое» – мое, еще как. Просто определенные моменты не зашли и я, конечно, объясню, почему. Но сперва немного бека.

Историй об издевательствах и педофилии, рассказанных с разных сторон, в том числе и изнутри, с точки зрения жертвы, я читала и смотрела очень много. В том числе такой, где в роли жертвы выступали юноши разной степени зрелости. Да и не я одна, думаю, не такая уж это запретная тема. Ну а поскольку смотрела и читала я много, мне есть, с чем сравнивать.

Первой, конечно, была «Лолита», ну, она почти уже не в счет. Расскажу о ярких произведениях, которые были позже и запомнились. 

Если говорить о насилии и хорошо прописанной психологии жертвы, которая годами живет с мучителем и никому ничего не рассказывает, то это будет «Мареновая роза», Кинга. Кинг о насилии, в том числе над детьми, вообще пишет если не много, то достаточно.

Был роман Риэко Ёсихары Ai no Kusabi, хотя сперва, конечно, было снятое по нему анимэ (роман на русском не издавался и существует только в фанатском переводе): фантастика о мире искусственно созданных в одной далекой-далекой галактике людей-элиты, которые держат для развлечения петов – девочек и мальчиков. Они не занимаются с ними сексом, только наблюдают. Детишки-петы тоже выведены искусственно, брать обычных людей в дом не принято. А потом глава местного Синдиката берет, да и нарушает все писанные и неписанные законы, взяв себе игрушку с улицы – восемнадцатилетнего главаря одной из трущобных банд. Эту историю о психологическом и сексуальном насилии, о том, как можно сломать гордого парня, считавшего себя очень крутым, пока для меня не перепюнул никто. Я считаю ее самой сильной, хотя роман, к слову, не так хорош. Впрочем, надо перечитать, может, с возрастом он мне больше понравится.  

Был также шведский, кажется, фильм о разнополых близнецах, которых с раннего детства насиловал отец. Они, как и Джек, молчали, не помню, правда, уже, почему. Потом, став взрослой, девушка покончила с собой, когда отец снова начал ее домогаться. И тогда брат, наконец, заговорил, выбрав для этого юбилей отца, на который съехалась вся семья. Конечно, ему не поверили. Его обвиняли, возможно, даже били морду, рвали тельняшки на груди и говорили, что отец бы никогда. В конечном итоге нашлась предсмертная записка сестры, и всем стало ясно, что папа далеко не ангел. 

Еще из книг – «Рождение экзекутора» Марики Становой, которую я ставлю в один ряд с изданными романами, потому что психологическое насилие, последовательная ломка и превращение героя в чудовище там прописано очень хорошо и достоверно. 

И, конечно, «Criminal minds», где о психологии преступников и жертв тоже говорится очень и очень много.

Из самого-самого последнего – сериал «13 причин почему», рассказывающей о шестнадцатилетней девочке-подростке, чувствующей себя изгоем, и покончившей с собой. Как раз о том, как подросток возводит свои проблемы в абсолютную степень и, не видя выхода, режет вены. Одной из причин самоубийства стало изнасилование, о котором девочка пыталась рассказать школьному психологу, но, поскольку у нее не было доказательств, он ее отправил восвояси, предложив не портить жизнь другим и себе.

Что отличает этот сериал, который тематически ближе всего к «Джеку на Луне», от, собственно, «Джека»? Причем, отличает выгодно, с моей точки зрения? Попытка героини найти помощь. Пусть даже она попыталась всего один раз, после чего сложила лапки, вздохнула и решила: «Ой, все». Если говорить о Рики из Ainokusabi, то ему просто некуда идти за помощью. Его мучитель – первое лицо государства. Если говорить о Роуз из кинговской «Мареновой розы» - ее муж полицейский и она уверена, что братья-полицейские всегда его прикроют. Ну и у нее есть основания.

Джек тоже уверен, что отчим-адвокат ему не по зубам, что никто не поверит и не поможет. И вот тут у меня возникает первое «но». При всем понимании того, что жертва перестает адекватно мыслить и не ищет помощи, о чем автор говорит в комментариях к последней рецензии, я все же не могу согласиться с тем, что Джек даже не пытается ее найти. В наш век интернета он не идет на тематические анонимные форумы, не ищет информацию о том, как можно и можно ли вообще бороться? Нам тут в России постоянно рассказывают истории как раз таки о скандинавских странах, где детей забирают из семьи, стоит дунуть, фигурально выражаясь, в их сторону. Или если органам опеки покажется, что дунули. 

   - Если, - говорю, - ты мать хоть пальцем тронешь, я в полицию пойду. Серьезно. 

   Сева покачал головой, на морде - мировая скорбь: 

   - Малолетний эмигрант, наркоман и хулиган пришел жаловаться на своего отчима, уважаемого адвоката. У подростка было трудное детство, он ревнует свою мать к новому мужу, вот и решил его оклеветать. 

   - У тебя будут неприятности, - срываюсь на шепот. - Я смотрел "Охоту". 

   Себастиан умехнулся: 

   - Я не Лукас, а ты - не девочка из детского сада. Никто не найдет никаких доказательств. Никаких следов. Все будут сочувствовать мне, а не тебе. 

Да, верно, поначалу у Джека нет доказательств насилия. Один раз он пытается заснять происходящее на телефон. Не получилось и он больше не пытался. Но потом доказательства насилия появляются – и еще какие. Я не говорю об изнасиловании. Взять хотя бы тот раз, когда Себастьян избил его за драку в школе. Драка снята на видео, у нее была куча свидетелей, все видели, что Джек не получил травм. А на следующий день у него порвана барабанная перепонка, не говоря уж о выпоротой и опухшей заднице. Ну ладно задницу, положим, стыдно показывать, но есть же ухо! И, да, пусть я верю, что в реальной жизни запуганный подросток не пошел бы искать помощи, но… это-то не реальная жизнь, а роман. И тут как раз наступает момент развернуть то самое первое «но» и поговорить о том, для чего и для кого этот роман написан?

В комментариях и рецензиях читатели (и автор, отвечая им) пишут, что эту книгу обязательно нужно включить в школьную программу, что дети, подвергшиеся насилию, должны знать, что они не одни такие, что подобное происходит со многими. Ок, конечно, говорить надо, а замалчивать – ни в коем случае. Но у меня вопрос: а чему конкретно может научить эта книга? Тому, что мама в упор не видит происходящего? Что для школьных учителей и психологов тайна, что агрессивный подросток с очень большой долей вероятности подвергается насилию дома? Что справляться надо самостоятельно, а насильника здорово бы покалечить и убить? Что школьный учитель, которому ты доверишься, сдаст тебя в полицию?

Нет, эта книга написана отнюдь не для подростков. Она написана для людей взрослых, которые видят возможные выходы из ситуации, в которую попал Джек, понимают, где и почему он поступил неправильно. В том числе, поймут, почему хорошо, что учительница сдала его полиции. А подростки поймут? Или в очередной раз уверятся, что взрослым нельзя доверять и помощи у них искать не стоит? И родная мать тебя предаст и наплюет на тебя ради личного счастья?

Предположим, роман действительно можно читать в школе, но с обязательным разбором и пояснениями, как надо поступать в такой ситуации. С объяснениями, что мама тоже человек, что взрослые не всесильны, что не всегда видят очевидные вещи, а какие-то вещи могут даже не приходить им в голову. Что Джек был неправ, не поговорив ни с кем, что должен был идти туда-то и туда-то, говорить то-то и то-то. 

А насколько роман он подходит для самостоятельного чтения? По моему мнению, не подходит. Его атмосфера – мрачная безнадега. Взрослые знают, что жизнь дерьмо и понимают, что Джеку повезло в общем-то с реабилитационным центром или куда там его отправили? Короче говоря, с этим заведением, где с ним работают психологи, и, Бог даст, помогут ему, и не станет он вторым Себастьяном, что вполне возможно, несмотря на все усилия. А дети не получат ничего, кроме чувства «нет выхода». Потому что выход в романе не показан, зато много говорится о том, что Джек никому не верил:

Я мог бы поверить полицейскому с грустными глазами. Поверить в то, что он поверит мне. Вот только одного Себастиан не понимал: я уже никому не верил.

Ты вот меня спрашивала, сожалею ли я о том, что сделал. Раскаиваюсь ли. Я долго думал, как на это ответить. Сожалею? Да. Мог ли я тогда поступить иначе? Нет. Понимаешь, я той осенью был, как беговая лошадь - пистолет выстрелил, и я вижу только трек прямо перед собой, потому что на глаза шоры надеты. Нету других путей - ни вправо, ни влево. И надо просто бежать - бежать, пока не победишь, или не лопнет сердце. Теперь-то я знаю, что возможности были. Ты вот и сама писала - почему я ничего не сказал тебе раньше? А я не видел тебя. Ты просто была одна из них. Взрослых-которые-все-равно-мне-не поверят-и-которым-плевать.

У моей подруги дочь четырнадцати лет и она тоже думает, что родителям на нее плевать. Что они никогда ничего не поймут и даже объяснять им что-то бесполезно. Не понимают они, что надо вот прямо сейчас купить ей новый айфон, что ей очень-очень надо сидеть до пяти утра в интернете, что она ничем им не обязана и не просила ее рожать и прочие очень логичные с точки зрения подростка вещи. И, наверное, проецирует это отношение на весь окружающий мир взрослых, я не уверена, потому что не обсуждала с ней эту тему.

Джека я не знаю. А из-за того, что не показано, как он пытается и не может найти помощь, я не вижу и ситуаций, которые его в этом убедили. Дело в матери, которая ему не верит ни на грош? Да, есть такое дело. Но в то же время, роман начинается с того, что с матерью они вроде бы как и не на ножах, шутят вместе, фантики друг-другу за шиворот засовывают, нормальные вроде как отношения. К тому же мать не весь окружающий мир. А окружающего мира после переезда к отчиму вокруг Джека как бы и нет, но об этом немного позже. Почему я подчеркнула фразу? Потому что это вывод Джека, приведенный в конце романа: нельзя поступить иначе. Не очень хороший вывод, который вряд ли поможет подростку.

В самом начале романа упоминается Общество защиты детей, которым тетя Люся грозит соседу, выставившему младенца на балкон. То есть, Джек не то чтобы о нем не знает… знает. И что-то такое я слышала о том, что в тамошних школах детям рассказывают, куда идти в случае чего. Джек в Дании около четырех или пяти лет, то есть, он не успел закоснеть в нашем отечественном «некуда идти». 

Как я уже упоминала, в комментариях к последней рецензии автор рассказывает о разговорах с жертвами насилия, о том, что они сами не могут объяснить, почему не искали помощи. И тут какая штука. Раз приходится пояснять, значит в романе оно не прописано. А не прописано оно потому, что Джек живет в вакууме. Мама, отчим, учителя здесь лишь функции, статисты, которые выполняют отведенные им роли вокруг страдающего Джека. Единственные друзья Джека, которых он сам не считает друзьями:

Я просто расскажу свою историю так, как если бы рассказывал другу, которого у меня нет.

Девочка Лэрке, у которой своя семейка та еще, и мальчик Томас с больной матерью. Оба не помощники, даже если бы Джек им открылся. Хотя по поводу Томаса не уверена. 

Бывших друзей Джек тоже скидывает со счетов. Понятно, почему: не так легко рассказать пацанам что происходит. Но суть от этого не меняется: у Джека никого нет.

В доме отчима, где живет Джек, не бывает гостей. Вернее, в самом начале гости приходят, а потом дом погружается в изоляцию. Да, насильники и домашние тираны не слишком любят принимать у себя посторонних, но Себастьяну нужно поддерживать имидж. Как говорят в полицейских сериалах о таких типах: «Вы никогда не заподозрили бы его. Это приятный и дружелюбный человек, который может жить годами рядом с вами». И, да, я сужу больше по американским реалиям, где семья, которая держится особняком, вызовет если и не подозрения, то настороженность. Не знаю, как там в Дании, может, не принято заглядывать к соседям? Если бы гостей не было изначально, я бы, может, не обратила на это внимания, но мы имеем, что имеем: гости пришли один раз, а потом семья стала жить, как на необитаемом острове, выезжая с него на работу, в школу, на какие-то мероприятия или за покупками. 

Да, мать Джека плохо знает язык и, возможно, не чувствует себя уверенно рядом с другими зажиточными датчанками, у нее есть группа по изучению датского, в которой она нашла подружек, но она никого не приводит домой, хотя Себастьян вроде не запрещал. Можно было бы прописать, что она сама не хочет, но вроде бы ничего такого в романе нет? Не вижу я датского образа жизни, вижу роман, который мог бы написать русский, не живущий в Дании, не знающий толком тамошних реалий. Но автор-то живет. Сами датчане, возможно, не нуждаются в дополнительных пояснениях, но роман написан на русском, представлен в русскоязычном сегменте интернета. Короче говоря, хочется приправить роман еще некоторой толикой Дании. Хочется увидеть местную машину социальной поддержки изнутри со всеми ее достоинствами (которых, судя по роману нет) и недостатками, которые, судя по всему, есть. Взять хотя бы психолога, который ставит ребенку «диагноз» «Психологический портрет озабоченного малолетнего преступника». Может, конечно, Джек не так понял, но мы, читатели-то этого диагноза не видели.

А девушка есть? 

   - Есть, - ухмыляюсь, - и она в постели просто пантера. 

   У Карстена глаза по пять крон, спрашивает так осторожненько: 

   - А твои родители... То есть мама и отчим знают, что вы...? 

С одной стороны, детям в 14 лет показывают картинку с вагиной, рассказывают где там и что, ну и, как я слышала опять же, рассказывают про безопасный секс и тд и тп, вроде в романе что-то такое даже упоминается про уроки сексуального просвещения, которые маму Джека приводят в ужас. И что же так изумляет психолога в рассказе четырнадцатилетнего подростка о том, что у него был секс? Ну, понятно, что привирает он про пантеру. Но из-за чего вот эта реакция с заиканием, и вопрос, знают ли родители? 

Мама Джека – разговор отдельный, но вот тут как раз я, увы, верю. Хотя настолько недалекий персонаж, который вообще не замечает своего ребенка и начинает считать его врагом, который спит и видит, как разрушить ее счастье, не может, конечно, вызывать симпатии и сочувствия. Но все же получилось бы глубже и больнее, если бы она хоть попыталась выяснить, что с сыном не так, а он бы упирался и не говорил. 

Себастьян – тоже, по большому счету претензий нет. Как уже говорила, почти классика жанра, за исключением тотальной нелюдимости. Вот тут промашка все-таки.

А вот в том, что касается взаимоотношений с Джеком и самого процесса психологической ломки, тут у меня как раз-таки есть претензии. Поначалу все шло хорошо, роман читался очень бодро, совращение расписывалось, как по нотам и как раз первые реакции Джека с его «Может, показалось» и «Да быть не может», были вполне себе достоверны. 

А потом был пляж.

Казалось, это длилось вечность - туша отчима на мне, тяжелое дыхание над ухом, влага между ног, гораздо теплее, чем накрывшие нас брызги.

Отчим в плавках, так? Рядом вода, брызги. Какая там теплая влага между ног? Или плавки у отчима спермопроницаемые? 

Разговор про рыбку-клоуна – хорошо. Про то, как Джек начал бояться спать, как пытался строить баррикады – хорошо. Разговоры про психологическую зависимость матери Джека от Себастьяна и о том, как он может мучить ее, если Джек не будет делать то, что хочет Себастьян – опять-таки хорошо. Первый раз в башне – да, все ок. 

Утро - супер.

Я проснулся оттого, что солнечный лучик пробрался через щель в жалюзи и нахально щекотал мне веки. Лежал я в своей постели, вокруг - обычный беспорядок, шмотье на полу, диски под столом, на столе - открытый макбук пялится на меня черным экраном... И тут я вспомнил. Себастиан, башня, правила! Господи, сделай, чтобы это был сон, всего лишь сон!

И даже то, что дальше тоже ок, вплоть до фразы:

Пока горячая пахучая слизь не брызгает мне на лицо и грудь. Она повсюду. Даже в волосах. Его пальцы собирают ее со щеки и пихают в рот, разрывая губы. Я ненавижу его! Я ненавижу себя!

Вот тут мне захотелось бросить. Не потому, что меня можно шокировать мужиком, кончившим на лицо подростку – и не такое читали. А потому что в книге, написанной для подростков, ради того, чтобы они знали, что они не одни, ни к чему такие подробности. Я верю, что подросток может сомневаться, правильно ли он все понял, если взрослый навалился на него, якобы помогая положить в машину багаж. Маленький ребенок, которому кончили на лицо, возможно, не поймет, что что-то не так, если его уверить, что это такая игра. Четырнадцатилетний подросток совершенно точно в курсе, что дело плохо. Так к чему тогда об этом писать? Но ок, предположим, пусть будут. Но дальше-то автор начинает замалчивать происходящее, причем, до такой степени, что я даже не уловила момент, когда случился переход от 

Еще этот скот мне навешал, что раз он в меня свой член не совал, то и изнасилования не было. Его послушать, так выходило, что у нас - легкие эротические игры с обоюдного согласия сторон.

К

- Да, у многих людей зона вокруг прямой кишки - очень чувствительная. 

   Я сижу, глаза в стол, тошнота к горлу подступает, в ушах шумит. Палец, блин! Знала бы ты какие предметы в моей чувствительной зоне побывали...

И

Знаешь, друган, меня отчим трахает, и от этого мне хочется кого-нибудь убить?

Не хочу я знать в подробностях, как там его отчим трахает, но для психологической ломки как раз-таки есть разница между полноценным сексом и петтингом. И чтобы закрыть уже тему, я за то, чтобы убрать лишние подробности из первого утра, обозначить все же момент первого полноценного секса и приписать к нему энное количество рефлексий на тему. 

Еще смутил меня момент с выпадениями.

Уже тогда я начал выпадать. Конечно, в то время я едва ли замечал, что со мной происходит что-то странное. И уж, ясно дело, никак по-особенному это не называл. Название возникло позже, когда выпадение стало для меня состоянием привычным, вроде повторяющихся припадков у эпилептика. 

   Оно могло длится днями, а могло - неделями и наступало внезапно и непредсказуемо. Реальность выцветала и распадалась на пиксели, как компьютерная игра с плохой графикой. Люди вокруг казались топорно прописанными персонажами, плоскими и похожими друг на друга. Я механически двигался среди них, стараясь прикинуться нарисованным и тоже плоским, но, на самом деле, все больше уходил в себя. Внешние события и пейзажи становились неважными, зато внутри рос чужой враждебный ландшафт, по которому я блуждал, руководствуясь вместо карты нечеткими знаками. 

А дальше-то, где были эти выпадения и какую вообще роль они вообще сыграли? Это как бы объяснение, почему он не искал помощи? Если да, то как-то уж больно завуалировано. 

Не знаю, понравилась ли бы мне книга, если бы я не спотыкалась о вышеприведенные моменты. Не могу даже сказать, буду ли голосовать за нее или нет. Надо чтобы улеглось впечатление. Я и рецензию сразу не хотела писать, но и чтобы она со мной оставалась дальше, тоже не хотела. 

Да и последнее. Я не вижу в Джеке четырнадцатилетнего. Вижу шестнадцать-восемнадцать, но не четырнадцать - никак.