Рецензия на роман «Черная тема»
«Оставь надежду вся сюда входящий»...
а также человечность, мораль и веру,
разденься догола и становись на раздачу.
Добро пожаловать в мир Кубика.
Это будет очень странная рецензия. Потому что написана она на сногсшибательное, из ряда вон выходящее и наизнанку выворачивающее произведение.
Мое состояние после его прочтения часа в три ночи я бы описала так. Мой Внутренний Филолог, знающий, что автору «Темы» обещана рецензия, вцепился в моего Внутреннего Читателя, который попеременно то заламывал руки, то пытался разбить голову о стену. «Ну не надо так эмоционально, - бормотал Филолог. – Перед нами же художественный текст. Нам надо рассмореть композицию, жанровую принадлежность, хронотоп...» «Хронотоп?!» – Визжал Читатель и заливался слезами. Измученный Филолог бросал укоризненный взляд на жмущегося в углу Внутреннего Критика, задумчиво посасывающего большой палец. «Ну что же ты? – Говорил этот взгляд. – Скажи ему!» Критик ненадолго отрывался от пальца, разражался матерной тирадой и совал в рот уже кулак, который принимался яростно грызть.
Но давайте ближе к «Теме», прошу прощения за каламбур. Ни разу в жизни я еще не встречала автора, который настолько бы не хотел, чтобы его произведение прочитали. Кажется, он сделал для этого все: выложил на конкурс абсолютно не вычитанный текст, полный ошибок, которые делает школьник-троечник, при том что с грамотностью у человека, как я вижу по отзывам и рецензии, все в порядке. Дал этому тексту совершенно убийственное название: «Черная тема». Простите, что? Навесил на него странную обложку, которая одновременно и притягивает, и отталкивает. В жанровой характеристике указал «антиутопия» и «развитие личности» - оба пункта очень и очень спорны, но к этому я еще вернусь.
Если честно, я открыла книгу только благодаря вполне вменяемой аннотации. Открыла и поняла, что просто обязана дочитать до конца, даже через «не могу». В этой рецензии я и попытаюсь объяснить, почему.
С первых страниц это произведение блеснуло для меня неограненым бриллиантом. Да, грязь и шелуха графически, синтаксически и орфографически кое-как выстроенного текста, через который надо продираться. Но то, что рассказывает этот текст, и рассказывает, кстати, вполне профессионально, потрясло меня – хм, хочется сказать «до глубины души», но это не те слова. История Кубика выернула меня наизнанку и полоснула по сердцу опасной бритвой, оставив там рану, которая, конечно, затянется, но оставит шрам – такой, как на лице у главного героя, Кости.
Тут мой коллега писал, что ему книга не запомнилась. Ну так вот: я эту книгу не забуду НИКОГДА. Она лезвием во мне вырезана. Могут стереться из памяти имена героев, какие-то сюжетные поворты, но послевкусие от ее прочтения, накал эмоций и внутренняя работа, во мне совершившаяся под воздействием этой книги, – этого я не забуду.
Я могла бы написать о «Теме» с ходу станиц пятьдесят. Но этого никто тут читать не будет, да и жанр рецензии такой «простыни» не предполагает. Поэтому я пну под зад Филолога, оставлю Критика сосать палец и дам слово Читателю.
А Читатель воспринял этот текст так. Кубик, живший на улице лет с восьми и воспитанный ею, для меня не зверь, не недочеловек, не монстр в детском теле. Он – продукт того общества, которое сделало его таким, и которое упорно отказывается замечать его существование. Он ворует, потому что надо что-то есть. Он бьет, потому что иначе ударят самого. Он убивает, чтобы защитить слабого, чтобы спасти друга. И убивает – возможно – вторично, но неумышленно. Он постоянно находится начеку, потому что даже на его худосочное, побитое, покрытое шрамами тело в этом мире найдется покупатель, а продаваться Кубик не собирается.
Кубик – боец. Он из тех, кто выжил бы после кораблекрушения в океане, проведя месяцы на самодельном плоту. Он из тех, кто лучше умрет, но не даст себя сломать. Он из тех, кто в мире, где абсолютно отсутствует справедливость, пытается насаждать ее сам, своими собственными руками и в соответствии со своим внутренним нравственным законом. Кубик – Человек, которому удается остаться человеком в совершенно бесчеловечном, дегуманизированном мире, взрастившем его и пытающемся подогнуть его под себя.
Читая книгу, я все время пыталась поставить себя на место Кубика, и понимала, что в лучшем случае в данной ситуации я повела бы себя точно также, как он. Подчеркиваю: в лучшем случае. Потому что скорее всего я загнулась бы уже на первых этапах той гонки на выживание, которой является жизнь Кости-Кубика.
Героев в книге много, на всех остановиться невозможно, но я бы хотела сказать пару слов о воспитателях того исправительного учереждения, в которое попадает по решению суда Костя. Сразу скажу: я много чего читала, в том числе по тематике БДСМ, где речь идет о порке, и она довольно подробно описывается. Не то, чтобы специально искала что-то по теме, просто так получилось. Но в «Черной теме» я встретила такое описание этой пытки, какого не встречала нигде. Мое личное убеждение: это написано человеком, который либо попробовал описываемые в книге истязания на собственной шкуре, либо оказался в роли палача, либо был наблюдателем, причем с очень близкого расстояния. Возможно, я ошибаюсь, я бы очень хотела ошибаться, но боюсь, что это именно так.
Да, мне в далеком детстве тоже доставалось по попе скакалкой, но это же приятная щекотка по сравнению с тем, что выпадает на долю Кости и других воспитанников Заведения. Натурализм и беспощадный реализм описаний выжег у меня на сетчатке картины, которые я долго буду помнить, и которые причиняли мне – пусть фантомную – но тоже боль. И за это я перед автором снимаю шляпу.
Итак, а кто же палачи? Взрослые, которые применяют на своих жертвах-детях пыточный арсенал, достойный боевиков ИГИЛ, о которых я недавно писала в своем блоге.
А это самые обычные люди. Такие, как мы с вами. Не идеальные, но и не сказать, чтобы плохие. Возможно, даже с педагогическим образованием, но уж точно образованные жизнью – многие из них служили раньше в горячих точках. Вот только эти люди работают в рамках и являются опорами системы, в которой главным действующим рычагом является насилие – ежедневное жесткое насилие над детьми. Для этих людей насилие стало нормой и единственной панацеей, потому что как еще выправить то, что общество пережевало, выплюнуло, ужаснулось и бросило к их порогу с воплем: «Сделайте с этим что-нибудь!»
И они пытаются делать. И даже верят в то, что поступают правильно. В то, что иначе никак. Цель в глазах воспов определенно оправдывает средства. Эта цель – починить и заставить функционировать то, что общество сломало. Но вместо того, чтобы чинить, воспы только доламывают то, что от детей еще осталось, убивая в них остатки человеческого. Потому что, чтобы выжить в системе Заведения, нужно либо стать роботом, который падает, не раздумывая, при крике «Лежать!», либо «ссучиться» и пойти в стукачи и подхалимы, либо... опуститься на самое дно, стать чмошником, живущим на самом нижнем ярусе иерархии – под койками. Иного не дано, потому что система ломает всех, рано или поздно. Остается последний выход – умереть, к которому почти подходит Сережа-Чупа-Чупс, один из опущенных.
По прибытии Кубика в Заведение, воспы ему говорят: «Перестань жить по понятиям. Подчиняйся правилам, тогда тебя не накажут». Но воспы – лицемеры. Система, которую они насаждают, только подпитывает зоновскую систему ценностей и отношений, которая логично встраивается в порядок Заведения. Ведь те же самые воспы спокойно проходят мимо чмошников, прекрасно зная, кто они и что с ними регулярно делают. Взрослые не пытаюся это остановить. Наоборот, они даже поощряют к опусканию Сережи, который рассказал комиссии о воспитательных методах Заведения.
Перестать жить по понятиям тут попросту невозможно. Попрешь против, тебя либо убьют, либо превратят во второго Чупа-Чупса. И воспы великолепно об этом знают. (Именно на этом месте мой Внутренний Читатель вопит и яростно бьется головой о стену, щелкая зубами).
Тут вот писали, что Кубик пытается убить воспитателя. Да будь я на месте Кубика, я бы его не только током поджарить хотела, я бы ему зубами попыталась вгрызться в глотку и высосать кровь. Другое дело, что ничего бы у меня не вышло, в отличие от продуктивного на капканы героя, но это уже другой разговор...
И наконец доктор, Псих, как тут его называют. Он в книге стоит особняком. И он определенно единственный положительный – ну почти – взрослый персонаж. Хотя говорится о том, что он тоже бывает жесток, в тексте нам этого не показывают. Наоборот, мы видим только его великодушные поступки – попытки остановить истязания, облегчить страдания детей и даже спасти двоих из них, пусть иногда и сомнительным способом.
Почему Псих спасает из Заведения именно Чупа-Чупса и Кубика? Да потому, что они видит – иначе эти двое погибнут. Сережа наложит на себя руки, он уже на грани. Кубик скорее убьет кого-то или сам будет убит. Этим двоим помощь требуется прежде всего, и доктор им помогает, как может и умеет.
Может возникнуть логичный вопрос: а почему добрый доктор терпит все происходящее вокруг? Почему не пытается прекратить каждодневный кошмар на яву? Почему просто не уволится, в конце концов. Да потому, что его заявления, чтобы изменить систему, просто недостаточно. Даже если к доктору бы прислушались и провели проверку, в Заведении бы в лучшем случае сменили педсостав, или закрыли бы его. Но на место уволенных воспов пришли бы новые, и шестеренки бы закрутились, как раньше. Или детей бы раскидали по другим подобным заведениям, и там процесс бы продолжился. Если бы Псих уволился, то кто бы пришел на его место? Вдруг человек равнодушный? Или тот, кто испытывал бы удовольствие от страданий детей? Поэтому доктор остается. И продолжает делать то, что в его силах. Я вижу Психа эдаким современным Шиндлером, составляющим свой маленький список...
Уф-ф-ф.... И вот наконец я даю слово Внутреннему Филологу, который уже давно хотел внести свои пять копеек, а Читатель наступал на горло филологической песне.
Мне бы хотелось сказать пару слов о жанре и форме «Черной темы». Во-первых, по-моему, это не роман, как определил текст автор, а повесть. Не только потому, что по объему до романа не дотягивает. А потому, что, как сказал сам автор, сюжета как такового в произведении нет, и еще потому, что заявленного развития личности героя - обязательное для романа условие - в тексте не происходит.
По́весть, напомню, — это прозаический жанр, занимающий по объёму текста промежуточное место между романом и рассказом, тяготеющий к хроникальному сюжету, воспроизводящему естественное течение жизни. А именно это мы и видим в «Теме» - отрезок жизни Кубика с момента примерно нескольких месяцев до ареста и до его освобождения из Заведения. Поэтому, если рассматривать текст именно как повесть, то он весьма удачен с композиционной точки зрения.
Теперь по поводу заявленного автором «развития личности». Вот этого развития я как раз в тексте в упор не вижу. Кубик приходит в Завдение со сложившейся – уже в 12 лет! – системой ценностей и представлением о мире. И ни воспы, ни побои, ни публичные унижения и прочие изыски «воспитания» не могут его изменить. Тамошнее «воспитание» только убеждает героя в том, что он действует правильно и единственно возможным способом, то есть сопротивляется ломке изо всех физических и душевных сил. И если Кубик раскаивается в том, что совершил, например, в убийстве Сухаря, то побои не имеют к этому никакого отношения. Кубик уже сожалеет о своем поступке, когда приходит в Заведение. На тот момент у него в душе уже поселилась снежная буря, из которой к нему тянется мертвый Сухарь. Потому что у Кости есть совесть и моральный закон, которые наказывают его за убийство друга так, как никто другой никогда не сможет наказать.
И наконец – антиутопия. Для справки: это жанр художественной литературы, описывающий государственный или мировой уклад, в котором при изначальном стремлении к идеальному существованию для всех обитателей складываются негативные тенденции развития. При этом, как правило, вектор антиутопии обращен в будущее или описываемый общественный уклад – это альтернативная реальность.
Меня смутило прежде всего то, что автор называет антиутопией остро реалистическое произведение, действие которого происходит, вероятно, в недавнем прошлом. К тому же, я не увидела в тексте чьего-либо стремления к идеальному существованию или построению идеального общества, только стремления устранить одну из проблем общества путем садистского обращения с частью его членов. Поэтому я – мой Внутренний Филолог – определил бы «Черную тему» жанрово как реалистическую и социальную прозу в форме повести.
Конечно, автор всегда прав, и я увидела только то, что в тексте увидела. И в заключение хочу сказать: дорогой автор, это опубликуют – быть может – только, когда из нас всех лопух будет расти. Но если вы все же захотите огранить ваш бриллиант, то я предлагаю себя в качестве бета-ридера. Обещаю, что исправления в текст внесу минимальные и только необходимые с точки зрения языковой грамотности.