Рецензия на роман «Рождение экзекутора»

Я не люблю рецензировать друзей, даже виртуальных. Напишешь об их творчестве плохо – обидятся (все-таки наши тексты – такие же наши дети как наши дети, а попробуй отругать при родителях чужого ребенка!), напишешь хорошо (в случае, например, если они того не заслуживают) – обидятся разочарованные неоправдавшимися надеждами читатели. В любом случае рецензент окажется в проигрыше. Оно мне надо?

Надо. «Я мыслю, следовательно, существую». Наличие этой рецензии доказывает факт моего существования в этом мире, а это уже немало. Ну, пурги нагнал (беру пример с автора книги), теперь поехали.

Вы заметили, что рецензия начинается со слова «Я»? Значит, что бы я ни говорил о  книге, какие мысли ни внушал бы заглянувшему на огонек читателю, это будет исключительно мое мнение, а книга – только повод, чтобы показать, какой я весь из себя умный и профессионально подкованный. Или прикидываюсь таким. Допустимы обе версии.

Собрав все вышесказанное в кучу, я понял: мне, прочитавшему этот любопытный текст, хочется написать на него рецензию, но по этическим соображениям (то бишь, из-за хорошего отношения к автору книги и, до появления этой рецензии, этого автора ко мне) мне не хочется это делать. Дилемма, однако.

Кто ищет, тот всегда найдет, выхода нет только из гроба (да и то лишь для неверующих и тех, кому не нужно убить Билла), и казавшееся невозможным решение нашлось. Я попросил мнения о книге у знакомого критика, человека въедливого и крайне неприятного. Впрочем, последнее касалось исключительно меня с моими собственными произведениями: какие тексты – такое и отношение к ним, а если они мои, то, понятно, я переношу это отношение на себя лично. Но этот критик – человек опытный, одно время сам печатался, но со временем, научившись разбираться в литературе, отрекся от опубликованного наследия и с тех пор критикует других.

В общем, дал я ему «Рождение экзекутора» (автор уверил, что книгу можно читать отдельно от других книг, то есть, она – самостоятельное законченное произведение). И вот настал момент истины. Мы общались по скайпу (карантин, блин), и первое, что я услышал, было вот что:

– Когда говорят: «Посмотри, пожалуйста, текстик, его написал мой друг…» обычно под «другом» подразумевается сам просящий.

– Но это действительно не я, а мой друг! – возмутился я.

– И обычно отрицают причастность, когда знают, что текст плохой.

– Но текст точно не мой, и он хороший! – настаивал я.

Подозрительность на лице собеседника сменилась усмешкой:

– Да? Тогда скажи, что тебе в нем нравится.

– Авторский мир разнообразен, тщательно продуман и здорово прописан, язык и стиль хороши, герои – на своем месте, они правильно и детально оформлены, их не столько видишь, сколько веришь в них. Отдает мистикой, но это так. В конце концов, все шедевральные находки в литературе – это исключения из правил, потому они и находки. Иначе они были бы фоном.

– Насчет языка соглашусь. Текст динамичный и, местами, вкусный, язык живой, сочный, богатый, яркий, емкий и образный, проблем с грамотностью – ноль: за все двадцать три авторских листа всего несколько раз хотелось поменять слова местами. Но заменять слова другими не хотелось, а это говорит о многом. В последнее время это редкость. А теперь о грустном. – Критик вздохнул и посмотрел куда-то в сторону. – Сюжет. Его нет.

– Как это нет?! Сюжета нет у Чехова в большинстве пьес, а здесь он есть! Череда сцен ведет от заявленной в начале идеи к логичной концовке!

– Кстати, о восклицаниях… прости, что перебил. Это фишка типично женской прозы. Можно безболезненно убрать девять из десяти восклицательных знаков, и текст только выиграет. Из типично женского он превратится в нормальный.

– Вопрос спорный. А вообще мы говорили о сюжете.

– Это ты говорил о сюжете, а я – про его отсутствие. То, что можно выразить в одной фразе – «Как закалялась сталь» – сюжетом не является. Линейное повествование – признак рассказа или сериала, а этот текст подан как роман. Героев много от слова очень, а сюжетная линия – одна. То, что читатель принимает за сюжетные линии – героев в новых мирах, сбежавшего императора, набираемую им армию, арнов с детьми экзекутора – таковым не оказывается, и читатель остается у разбитого корыта.

– Это – авторская задумка! По-своему автор очень четко выстроил сюжетную линию, все сцены имеют смысл, действие идет по-нарастающей…

– Правильно сделанный текст содержит точки напряжения. В каждой главе или сцене должна быть реперная точка — поворот сюжета, событие, судьбоносное для героев и неожиданное для читателя.

– Разве этого нет?!

– На мой взгляд – нет.

– Мы как будто читали разные книги.

– И это хорошо, что на одну книгу мы смотрим по-разному. – Критик на секунду задумался. – Количество сцен и приключений – не мера романа, это мера сериала, жвачки для глаз. Как сериал, у которого будут продолжения – да, этот текст идеален. Как самостоятельное произведение – ни в коем случае. В нем непомерное количество лишних героев, сцен и действий. Мера романа – сдвиг в характере героя. Где здесь арка персонажа? Где судьбоносный перелом? Нет. Есть фикция, выдаваемая за эволюцию – сюжетная линия, оговоренная в начале и четко выведенная в финале. Интриги нет, конфликт императора и Крошки не берет за душу, он никак не вплетается в мое мировоззрение и не решает окружающие меня проблемы. Он даже не отвлекает меня от этих проблем, он существует сам по себе. Героиня\герой неприятна(тен), за него не переживаешь, никакие его передряги меня, как читателя, никак не касаются.

– Герою не обязательно быть приятным, – обиделся я.

У меня тоже многие персонажи – просто уроды, а некоторые из них, на минутку, – главные герои. А в мировой литературе… В конце концов, убийца Раскольников – тоже не пай-мальчик, и три мушкетера, пользуясь покровительством высоких структур, дрались с полицейскими того времени и убивали их, и вообще, предав правителя, которому присягали, они, получается, работали на другую страну… Про Робин Гуда даже не заикаюсь – уголовник чистой воды.

– Согласен, – неожиданно кивнул собеседник, – но тогда герой должен меняться. Или своим неожиданным для читателя неизменением бросать в дрожь. Основа всего – достоверный конфликт. Здесь мне дают просто историю. Увы, по усам текло – в рот не попало. В чем посыл произведения? Чему книга научила? На что подвигла?  Что перевернула в душе, чтобы сделать ее лучше? При решении творческих задач хороший писатель опирается на базовые ценности, то есть, злу и насилию противопоставляется реальное или виртуальное добро. Некий ориентир. Выбирая книгу, читатель выбирает не только мастерство писателя, но и его взгляд на мир. Вот скажи, о чем эта книга, которая, как ты говоришь, не твоя?

– Автор представил, что будет, если традиционно женские «долги» из-за развития технологий исчезнут, если не надо будет варить, стирать, рожать, дом вычищать, шить, прясть.. Тогда все будет готовенькое и здоровенькое и останется чистая и некорыстная любофф. 

(Пардон, содрал мнение автора почти дословно)

– Что ж, востребованность у читателя на такое  – да, безусловно будет, сексуальные девиации сейчас в моде. Начиная от мазохизма и до «Рот и задница у всех одинаковы» (цитата из мнения главного героя). Но большинству читателей неразборчивость героев в половом плане противна.

– Эта книга – о мире, в котором такое – нормально, и там оно не может быть другим.

– Тоже соглашусь. Описание мира мы видим через душевное состояние героини. Но когда вместо сюжета – эмоции, а вместо интриги – чувства, причем одни и те же во множестве вариантов (но, в общем, без вариантов), то послевкусие остается как от забытого в холодильнике приторного торта, с голодухи вдруг съеденного в одиночку. Возможная отличная повесть зря раздула свое это до романа, идея потерялась в излишествах, как талия у толстухи.

– Зато психология отношений – на высочайшем уровне.

–Да, этого добра там как сортире мух, и с тем же запахом. Превалирование эмоций над образами и сюжетом. Все описания эмоционально окрашены, часто в ущерб картинке для глаз. Впрочем, вот это порадовало: «Идет к низкой уродливой избушке, откуда светится аура Ханы. Крыша застелена дранкой, низкое крыльцо, некрашеная дверь. Нагибается под притолоками и в три шага проходит в полутёмную комнатёнку...» Кратко и образно. Такого бы побольше. И чертова белая плесень… как мне теперь ее развидеть?! Все чувства и картинки поданы как ощущения главной героини, ее мысли и то, что видят ее глаза. Отрывочность картинок и чрезмерность эмоций иногда утомляют, хочется больше действия, но к стилю дневника постепенно привыкаешь и даже начинаешь получать удовольствие. Теперь – диалоги. Идеальный диалог обязан быть ярким, принадлежать к опосредованному типу и содержать конфликт. Здесь такие можно пересчитать по пальцам. Здесь одни восхищают и просятся на цитирование, другие заунывно-занудны и не несут в себе ничего, кроме букв, которыми писатель рисует никому не нужную картинку – он думает, что без этой картинки текст будет менее понятен или менее красив. С моей точки зрения он ошибается. В его пользу можно сказать лишь то, что точек зрения много. 

– Многим нравится, и таких намного больше, чем тех, кому наоборот.

– Об этом и говорю. От меня просили мнение – получите. Несмотря на то, что авторский мир продуман, экономики в достаточном для представления смысле, политики и религии в, как четких факторов, двигающих сюжет своими отличиями от привычного читателю – нет, только общее направление. Только жизнь и мнения Крошки Хакисс, экзекутора. В Цветнике начинаются более детальные описания, когда Крошка пошла во внутренний парк, но лучше бы их не было. Сюжет встал, картинки цветов и насекомых ничего не дали уму, требующему глобальной информации, которой не хватает катастрофически. Зато натурализм местами зашкаливает. Привет от белой плесени. 

– Излишний натурализм? А современные фильмы ты не смотришь?

– Смотрю. И часто жалею, что смотрел. Чувство меры и чувство такта режиссерам и писателям нужны так же, как чувство юмора и чувство прекрасного. Кстати, о прекрасном. Зачем в начале глав стоят стихи? Для красоты и антуража? Смысла не добавляют, сюжетной нагрузки не несут. Выполняют роль портала в церкви: не просто дверь в новую главу, а нечто архитектурно особенное, чем нужно восхититься прежде, чем попадешь в мир со знакомым интимным светом и запахом.

– А мне нравится. Стихи придают тексту некую атмосферность…

– Как пятое колесо телеге. Кстати, о пятых колесах. Повествование от третьего лица сначала вызывает непонимание, так как текст – не роман в полном смысле, а поток сознания главной(-го) героини (-я). Собственно, это дневник Крошки. А третье лицо, как мне кажется, введено, чтобы в начале, середине и конце выдать несколько мест от имени императора – рассказать о том, чего он хотел, как это шло, и что получилось. Все три вставки несут одну и ту же мысль, ничего нового сюжету не дают, и если вначале создают интригу, то в конце оставляют читателя у разбитого корыта: интриги, как оказалось, нет и не планировалось.

– В повествовании от первого лица такой герой не каждому понравится.

– Об этом я и говорил.

– А я говорил, что в третьем лице это нормально.

– Но это мешает восприятию дневникового формата. Мы читаем историю о том, как героиня, получив первый жизненный урок, до самого финала продолжает танец на граблях. От первого лица это смотрелось бы лучше.

– Для жанра антиутопии это…

– Позволь, при чем здесь антиутопия? Это вторично, как и прочие указанные автором жанры, на самом деле жанр этого произведения – эротика. Запредельная и откровенно неприемлемая большинству, она является стержнем, на который, как шашлык на шампур, насаживаются сюжет, тема, идея и прочие не особенно важные вещи – иначе, как у других авторов, сами были бы шампурами.

– Не все так просто. Даже если эротическая составляющая довлеет над остальными, у текста отличная динамика… Кстати, заповеди хорошего произведения, благо, их всего три, в книге присутствуют по максимуму.  A) Быть оригинальным.  B) Использовать всю палитру ощущений.  C) Быть поэтом. У автора это получается чудесно. 

– А еще одна заповедь, не вошедшая в список – не повторять одну и ту же мысль несколько раз. Увы, здесь на этом построен сюжет.

– Можно сказать и по-другому: сюжет построен на том, что одна и та же мысль повторяется несколько раз. Тогда возможная ошибка превращается в авторскую задумку и сюжетообразующую идею.

– Словоблуд.

– Есть у кого поучиться. – Я улыбнулся. – И в отношении жанра: я читал эту книгу как антиутопию. Император создал и расширяет империю, в которой, как он сам видит, все ведет к большому кабздецу. При этом главная его забота – сохранить и преумножить власть. В душе он хороший, а поступает плохо не потому что сам плохой, а потому что мир вокруг такой.

– Психологически все верно, но от книги, где описание политики занимает не последнее место, хочется решения этого вечного вопроса, а не его констатации. Снова вступают в силу неоправдавшиеся ожидания.

– Ваши ожидания – ваши проблемы.

Собеседник хмыкнул:

– Не буду спорить. Вернемся к авторскому стилю.

– А что с ним не так? Вроде бы начали с похвалы в этом отношении…

– При чтении ничего не раздражало?

– Нет.

– Ты итальянец? У них и еще в некоторых языках можно обходиться без местоимений. «Соно итальяно веро» – «Я – истинный итальянец». По-русски мы строим конструкцию без глагола, по-итальянски – без местоимения, и мне дико видеть по всему тексту вот такое, написанное вроде бы по-русски: 

«Это не попытка задобрить Джи! Ей просто нравится делать так, как нравится императору, ведь она живет для него!

Прицепила к ремню нож.

Почему-то не стала использовать скан. Как будто запачкала его — свое чистое орудие, подаренное гением императора. Сверившись с системой, нашла Джи в лаборатории морфологии…» 

Или:

«Ей же достаточно просто быть с ним.

Встала, разминая затекшее тело, разгоняя кровь, и заторопилась за Джи».

И еще кое-что по мелочи. Не дает покоя вопрос: зачем героине помогать зачать детей другой жене царька, который с той не спит? Подставить, чтобы казнили за измену? Еще отвлекает чередование отрывков с е и ё. 

– Зато некоторые находки заставляют простить все. Например, фраза: «Скучная музыка лилась и вилась, как нудный комар с насморком». Просто бальзам на душу. И таких перлов там немало. Читать надо хотя бы ради этого.

– С чем соглашусь, что читать – надо. Но для меня хорошая книга – та, что несет позитив, чему-то учит или заставляет о чем-то задуматься.

– А мне понравилось именно потому, что заставило задуматься.

 – Несмотря на то, что плагиат?

 – Где?!!!

Собеседник криво усмехнулся:

– Палач, который писал стихи, показан у Шварца, на экране это обыграли в финале «Обыкновенного чуда».  У меня дежа вю.

Я отрицательно помотал головой:

– Ничего общего.

– Экзекутор – это палач?

– Да. И он пишет стихи. Но книга не про это.

– Она вообще не про что.

– Неправда. Она про что.

 – Мне не понравилось.

 – А мне понравилось.

– Ну, тогда до свидания. И на досуге подумай над вопросом: рекомендовал бы ты эту книгу своим детям? Именно своим. 

Он отключился. Не знаю, достаточно ли пересказа этого оборванного разговора, чтобы передать два разных мнения об одной и той же книге? Ну, читатель – не дурак. Разберется.

А мне одна фраза критика сильно запомнилась, на будущее возьму к сведению: «Выбирая книгу, читатель выбирает не только мастерство писателя, но и его взгляд на мир». 

Мир вам!