Рецензия на роман «Идол»

КАМЕННЫЙ ЦВЕТОК РИНОРДИЙСКА

Лучшие книги -- те, которые говорят нам то, что мы уже знаем. Джордж Оруэлл

О чем книга?

Для меня -- прежде всего о любви. О невыразимой любви Автора к своему миру. Также -- о любви писателя и его героев к своему труду. Здесь и поэт Лунев, и страстная танцовщица Рита, и художник Вивитов, и чета драматургов Кобалевых, и детальное (и правдивое!) описание самого процесса творчества. Персонажи обитают в Ринордийске, столице вымышленной страны во время становления тоталитарной диктатуры.

Осторожно! Далее присутствует краткий анализ сюжета и, что намного хуже, моя интерпретация и проведение исторических параллелей. Если желаете насладиться книгой в полной мере (пока это можно сделать, не рискуя попасть в Приозерье и еще более северные широты) и сделать выводы самостоятельно, отложите мою рецензию и обратитесь к первоисточнику.

*

*

*

*

*

Вряд ли у меня получится выразить то, что сказал Автор на страницах романа. И тем более -- то, что осталось за кулисами. Я бы с радостью побродила по закулисью Ринордийска, только это -- сфера сокровенная, часто скрытая не только от посторонних, но и от самого автора.

Мир романа -- что приближайся, что отдаляйся -- остаётся цельным, не распадается на кусочки. Можно отойти от картины, читать быстро, схватывая смыслы и символы; можно читать в обычном темпе: повороты сюжета, реплики персонажей; а можно вооружиться микроскопом и разглядывать каждое слово, каждую запятую. 

Произведение самоподобно, как полотна Поллока, как наша Вселенная. Автор держит в руках мир Ринордийска, Лунев в грезах лелеет в ладонях свой мирок.

Автор в совершенстве владеет своими инструментами: словарь, пунктуация, литературные приемы. Если употреблено необычное слово, скажем, "длинно" -- то это именно "длинно", а не "долго" и не "протяжно". Если запятая припарковалась, нарушая правила дорожного движения (строчки -- это дороги, по которым движутся слова), то не оттого, что Автор не знает формальностей пунктуации, а потому, что он их не только знает, но и понимает, Видит свой текст до мельчайших деталей: где скобки, где точка с запятой, где двоеточие...

В основу повествования положен конфликт ринордийского диктатора Идола и поэта Лунева.

Идол описан бегло, в основном -- со слов других персонажей. Автор ограничился двумя эпизодами, в которых Идол присутствует лично: беседа с Луневым и финальная сцена. Мудрое решение. Человек правящий и человек пишущий -- люди обычно очень разные, и человек пишущий, работая над портретом человека правящего, предпочитает дать его в общих чертах, а не дорисовывать рога, копыта и шестой палец! Автор следует булгаковскому принципу "что Видишь, то и пиши, а чего не Видишь, писать не следует", поэтому Идол получается, хоть и издали -- но живой!

Зато биография и образ поэта Лунева, его внутренний мир, его творческие откровения переданы в мельчайших подробностях. Показан также круг ринордийской богемы, в котором вращается Лунев, особое внимание уделено танцовщице Рите и линиям её конфликтов: с Луневым, с Кирой, с Идолом. Несмотря на глубокую проработку (кажущаяся поверхностность образа -- это часть замысла), внутренний мир Риты остается практически статичным. То же можно сказать и об остальных персонажах. Кроме Лунева. Автор тщательно выписывает эволюцию главного героя в целом и его отношения к Идолу в частности.

Отображена динамика еще одного процесса: становление тоталитарной системы. Не эволюция Идола (сей персонаж на сцене почти не появляется, хотя незримо присутствует), а эволюция диктатуры, то есть под конец уже диктатуры, а вначале почти что демократии.

Метаморфозы природы в романе отображают развитие тоталитарной системы: в первой половине романа неумолимо холодает. Возможно, параллелизм смены сезонов и "закручивания гаек" отображает спиральность Истории, колебания маятника беспредел-демократия-тоталитаризм: весна когда-то наступит, никакой Идол не вечен. Это косвенно подтверждает замысел пьесы Кобалевых, в нескольких актах которой Идол появляется в декорациях разных времён. В романе весна наступает, похоже, только для Лунева, и то ненадолго.

В произведении переплетены две ветви эволюции: поэта и диктатуры.

Хотя историко-географические координаты Мира вымышлены, конфликт Идола и Лунева напоминает отношения Сталина и Мальденштама. В романе можно найти и "Мы живём, под собою не чуя страны, наши речи за десять шагов не слышны..." (даже два созвучных стихотворения), и "его мы видели, и мы его застали" (пусть Лунев и не писал "Оду" Идолу, но думал же, думал!), и "шестипалую неправду" (да выходка Лунева похлеще всякой "неправды" будет! Жаль только, что в реальном мире опальных поэтов к диктаторам не пускают, поэтому финальная сцена, несмотря на эффектность и глубокий символизм, невозможна. Сталина в основном окружали люди навроде Поскрёбышева, Горький -- максимум!) 

Почему именно Сталин? Ответ, как по мне, прост: Иван Грозный и Петр Первый далеко во времени, Ким Чен  Ын, Сухарто или Пол Пот -- в пространстве, а описывать диктаторов, находящихся поблизости (мы их знаем, но не будем переходить на личности, не из осторожности, разумеется -- из вежливости), возможно, небезопасно.

Почему Мальденштам? Здесь, думаю, еще  проще: Автор очень любит Мальденштама. И я люблю, не только за стихи (это, конечно, тоже), но и за... (см. там -- Э. Радзинский "Сталин: жизнь и смерть", глава " Продолжение ленинских университетов", тут -- про Ринордийск)

Автор снова поступает мудро: не ворошит прах Истории и её жертв (она ведь всех перемолола -- и Осипа, и Иосифа), а переносит действие в вымышленный мир, там-то уже никто не посмеет перечить, мол, было не совсем так или даже совсем не так!

Автор даже мог бы возразить любителям проводить параллели между мирами, что сначала из лунной дымки соткался Ринордийск, а уж потом у Идола завелась трубка, на площади развеялись красные флаги, а у Лунева изобразились биографические (и стилистические! -- хотя над последним я бы ещё поработала) черты Мальденштама. Спорить не стану, ибо не о чем -- как проявляется текст, известно только автору, и то через раз; сфера это сокровенная, запретная. Но все же поддамся искушению преступить невидимую черту и загляну  за кулисы.

Автор неравнодушен к германистике  и мифологии викингов. Несколько раз в романе, как бы невзначай, встречается слово "один" с большой буквы -- предложения обычно с больших букв начинаются, если, конечно, система письменности не руническая. Будто случайно, это происходит в описаниях Идола, так что получается уже не Один, а ОдИн, а Ринордийск -- его Вальгалла. Да и название "Ринордийск" -- скандинавское, нордическое, хотя присмотришься: Москва Москвой. Если у сотрудников НКВД (или как там в Ринордийске называется местный Минилюб) забрать сотовые телефоны, можно перенестись... (Но мы, из уважения к тем страшным временам, не будем.)

Недостатки у произведения есть, об одном из них даже упомяну (и вы поймете, почему молчу у других): поначалу роман показался мне слишком уж идеальным -- не за что зацепиться. Сказать бы: а там, под стеночкой, плиточка кривовато положена (и, знаете ли, кровь неправильно стекает, по стеночке-то) -- и Автор бы ответил: нет, так задумано.

P. S. В рецензиях принято говорить о произведении, а не о его авторе. Однако, у меня из-под пера выскакивали фразы вроде "Автор неравнодушен к скандинавской мифологии..." и попытки заменить их чем-то приемлемым приводили к пространной белиберде, как-то "Скрытое упоминание Одина в произведении отображает неравнодушие Автора..." Поэтому несколько личных высказываний пришлось оставить, а что поделаешь: творчество -- самая личная вещь на свете. Я с глубоким уважением отношусь и к Автору, и к Миру Ринордийска, и к Осипу Мальденштаму, и даже к Иосифу Сталину. Хотя почему "даже"? Сталин -- выдающаяся личность двадцатого века. Только вот в двадцать первом ей, надеюсь, уже не место.