Рецензия на роман «Великие Спящие - 2 (Безымянный раб - 8)»
Домой уже не вернуться, но можно вернуть Родину детям
Часть 1
1. «Попаданцы» как часть фантастики
Мало кто способен сознаться на публику в том, что увлекается книгами о «попаданцах». Пристрастие к подобного рода историям однозначно воспринимается в читающем обществе как признак дурного вкуса, а само их появление называют «признаком деградации фантастической литературы». Это же так примитивно – взять психотип неприкаянного «отрезанного ломтя» или всеми униженного неудачника и переместить из мира реального в искусственную (в обоих значениях) среду, максимально соответствующую его навыкам, знаниям и талантам. Какое там «конструирование мира» и «развитие персонажа» – даже причины и механизм переноса хоть как-то объяснять и детально выписывать совсем не обязательно. Щёлкнул пальцами и вуаля, первый парень или девка на деревне готовы!
Никто у нас не любит книги про «попаданцев» тем более, если они написаны современным российским автором. Кому могут быть интересны «влажные мечты очередного обиженного развалом СССР совка-графомана»? Не вжился, дескать, не приспособился, не выдержал удар – значит, не способен конкурировать, и вся его писанина только доказывает косность его (и читателя) мышления. Военнослужащие-де и другие излишне узкие специалисты тогда никому не были нужны, вот и приходилось им писать про самих себя и для таких же, как они сами.
Многие склоняются к тому, что единственная сфера, на которую может претендовать «попаданчество» – это юмор и нетрадиционная подача «отработанного» фантастического и фэнтезийного материала. «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» Марка Твена, «Плоский мир» Терри Пратчетта, цикл «Чародей с гитарой» Алана Дина Фостера, произведения Андрея Белянина – вот на что надо ориентироваться, не впадая в пошаговое пародирование, издевательство и откровенную пошлятину. Посмеялся, отдохнул и забыл. Вновь принялся за серьёзную литературу.
Позвольте спросить, а что такое «серьёзная литература»? Одному ценителю это будет «Сильмариллион» Дж. Р. Р. Толкина, другому «Война и мир» Л. Н. Толстова, третьему новинка от Роберта Сапольски. Вы знаете, есть люди, читающие только учебники, справочники и энциклопедии, современную политологию, статьи в научных журналах, прессу или блоги. Есть люди, всерьёз считающие, что фантастика – это вообще любой литературный вымысел. Одним литература – часть мировой культуры, другим – акт потребления, третьим – наука и новости. Всегда будет разделение литературы на художественную и научно-документальную, или на то, «что читаю я», и на «глупости всякие». Значимое для одних всегда было и будет пустым звуком или объектом насмешек для других. Всё относительно, поэтому вернёмся к «несерьёзной литературе»: фантастике, фэнтези и «попаданцам».
Почему произведения Э. Р. Берроуза, Э. М. Гамильтона, К. С. Льюиса считаются классикой и «золотым фондом» мировой фантастики и фэнтези, а произведения А. А. Бушкова, С. В. Лукьяненко и А. В. Мазина – «низовым» и подростковым «чтивом»? В чём разница между героическими приключениями Джона Картера и Сварога, перенесённых на другие планеты? Чем привлекательнее реваншизм американского капитана конфедерата («южанина») в сравнении с бывшим советским майором ВДВ? Неужели эскапизм после распада СССР пошлее и банальнее бегства от войны в платяной шкаф, туда, где добро побеждает зло? Быть может, Марк Твен показал прошлое достовернее, чем Александр Мазин? Или любовь Джона Гордона и принцессы Фомальгаута романтичнее отношений Сергея с принцессой планеты Тар? Так в чём разница? В «девственности» затронутой тематики и проблематики или в их актуальности? На нестареющих «вечных темах» построена вся мировая классическая литература, их новое освещение и полемика со старым, встраивание в условия каждой следующей эпохи тоже приветствуется далеко не всеми современниками, но при этом воспринимается как совершенно нормальное явление следующими поколениями.
Кто-то вспомнит о таких понятиях, как «стиль» и «качество текста». Хорошо, давайте рассмотрим стилистику и языковые особенности канонического художественного текста, не являющегося изначально русскоязычным. Мне уже смешно, но давайте продолжим. Какой, к примеру, перевод «The Hobbit, or There and Back Again» вам больше нравится и почему? Исполнения очень разные, впечатление от каждого (если читал только одну версию, а не сравнивал их) почти одинаковое. А как вам язык и стиль «The Thirty-First of June» Джона Бойнтона Пристли на русском? Простенько как-то, без изысков, не находите? Выходит, дело не только и даже не столько в этом. Есть ещё сюжет, фабула, система образов и множество других компонентов, далеко не идеальных вместе и по отдельности даже в произведениях фантастики, признанных образцовыми. Теперь задумаемся, почему многим российским фантастам приходилось использовать иностранные псевдонимы. Не потому ли, почему раньше женщины писали под мужскими именами?
Лишь добравшись до основ, до проекции мифа на произведение, до мифопоэтики, осознаёшь ту разницу, что смутно чувствовалась с самого начала. Многие авторы современного «попаданческого» жанра, отталкиваясь от недавних исторических событий, свидетелями и участниками которых они были, имеют обыкновение напрочь в них увязать. Относительно русскоязычной фантастики такими событиями стали распад СССР и «лихие девяностые»: кавардак в экономике и политике, обострение межнациональной розни, засилье криминала и нищеты, великое множество личных кризисов и трагедий. Авторы, а следом за ними и читатели примерно их возраста, раз за разом окунаются в слишком уж хорошо знакомое «болото». Одним не хочется читать «сказку для взрослых», в которой действуют реальные персонажи: узнаваемо, больно, противно, страшно. Другим смешно видеть победы «былинных богатырей» над «новой ордой» в ином или, что ещё смешнее, нашем мире. Третьим хочется чего-нибудь чистого и светлого, глубокого и древнего, далёкого и волшебного – Средиземья или Нарнии. И вот им-то достаётся больнее всех: бандитско-полицейско-обывательский маскарад… Что и говорить – мелко и пошло. Хорошо, что хотя бы некоторые писатели этого жанра способны не только оттолкнуться от реальной ситуации, но и подняться над нею – и помочь в этом своим читателям. Удивительно, когда некоторым из них удаётся показать события девяностых в обобщении от частного к общему таким образом, что они становятся понятными и – более того – интересными поколениям читателей, непосредственно эти события не заставшим.
Рано или поздно замечаешь, что претензии к «попаданчеству» высказываются точно такие же, как до того (да и сейчас тоже) к художественной литературе вообще, тем более к фантастике и «чистому» фэнтези. Общность видна невооружённым глазом. Негатив может вызываться также относительной новизной этого направления и массовым «саранчовым вылетом» его представителей, многих из которых можно смело отнести к «коммерческим эксплуататорам» свежей темы. Этот поджанр далеко не идеален, как фэнтези и вся фантастика в целом, его представляют авторы разновеликого таланта и умения. Тем не менее, он закрепился, и он есть. Зачем? Наверное, затем, чтобы рано или поздно каждый мечтатель мог отыскать свою звезду.
2. Виталий Зыков, автор «попаданческого» жанра фантастики
Виталий Зыков – один из представителей литературы о «попаданцах». Оба его дописанных цикла («Дорога домой» и «Война за выживание») полностью соответствуют этому направлению. В статье я буду рассматривать его первый цикл, «Дорога домой»: «Безымянный раб» 2004 г., «Наёмник Его Величества» 2005 г., «Под знаменем пророчества» 2006 г., «Владыка Сардуора» 2009 г., «Власть силы» 2015 г. (в двух томах) и «Великие Спящие» 2018 г. (в двух томах). Сборник «Гамзарские байки» 2004-2012 гг., также имеющий местом действия Торн, представляет собой самостоятельное ответвление и потому учитываться не будет. Я считаю, что Виталий Зыков владеет логической операцией обобщения на уровне, достаточном для перехода от конкретных и частных исторических событий отечественной истории девяностых годов двадцатого века к общему, к модели мира, являющимся лишь подобным Земле, и этим выгодно выделяется из общей массы писателей «попаданческого» жанра.
Кто такой Виталий Зыков? 1979-го года рождения, школьный отличник и золотой медалист, окончил факультет автоматизации и информатики ЛГТУ (г. Липецк), кандидат наук. Одновременно с этим член Союза писателей России и Совета по фантастике и приключениям, неоднократно награждён и премирован на литературном поприще. За свой дебютный роман «Безымянный раб», написанный в двадцатипятилетнем возрасте, стал лауреатом «Меча без имени» и номинантом «Звёздного Моста».
Подобное соединение математического склада ума и литературного таланта у автора часто означает видимые любому читателю преимущества его творчества, и прежде всего это логика. Что она даёт? Ход рассуждений и умозаключений персонажей похож на естественный, с ним можно не соглашаться, но его легко понять. Почти как у лучших писателей-реалистов, поведение и становление героев прослеживаются от и до, и обосновываются сообразно внешним влияниям и даже внутренним спонтанным побуждениям. Мало что остаётся «за кадром» повествования, «провисает», «обрывается» или «теряется». Сюжетные линии, коллизии и конфликты, книги и циклы обыкновенно закончены, такой автор не только не оставляет недосказанности, но прямо и однозначно отказывает фанатам в просьбах вернуться к продолжению полюбившейся им истории. Наконец, при написании серии романов такой автор в последних книгах очень редко забывает о том, что и как именно было в первых. Немаловажные и весьма ценные качества, не находите? До Виталия Зыкова я встречал такие среди российских фантастов лишь у Н. В. Басова, в его цикле «Лотар Желтоголовый».
Недостатки у писателей-«физиков», в сравнении с «лириками», тоже есть, их немало, и они также имеют общий характер. Вот лишь некоторые из них. Довольно бедный словарный запас, часто и подряд повторяющиеся синтаксические конструкции, слова и целые фразы. Невнимание к средствам выразительности и образности, либо, что хуже, неумелое, «натужное» их использование. Крайне низкая эмоциональность персонажей вплоть до полной их неуместной невозмутимости. Простой до примитивности и, как правило, линейный сюжет без всяких изысков и неожиданных поворотов. Высокая вероятность просчитывания (предугадывания) дальнейших событий. Многим эти недостатки критичны настолько, что служат основанием для обвинения автора в отсутствии у него литературного дарования. Для других, и меня в их числе, эти особенности более чем уравновешиваются достоинствами. Красота у теоремы и формулы совершенно другая, совсем не та, что у стихотворения.
Внушает уважение ответ, данный Виталием Зыковым Марии Гончаровой в интервью для ростовской газеты «Поиск» на её вопрос о побудительных причинах начала его литературной деятельности. Он двоичен, как система кода, и отражает суть его творчества – соединение чувств, или эмоций, и разума, или практики. «0» – давний спор с однокурсником о книгах Ника Перумова, позволивший взять себя «на слабо». «1»: «Будучи читателем с огромным стажем, постоянно вступал в спор с авторами. Это мне не нравится, с этим не согласен, в это не верю. Недовольство копилось, пока, согласно одному из основных вопросов философии, количество не перешло в качество – окончательно и бесповоротно сформировалось решение бросить пустую критику и написать нечто такое, что понравится самому...» Пойти бы по его стопам хоть части литературных критиков! К сожалению, умение разбирать и анализировать художественные тексты далеко не всегда означает умение их собирать, и притом делать это интересно.
Думаю, многие, как и я, согласятся со следующим высказыванием Виталия Зыкова о фантастике из того же интервью: «Это огромное поле для моделирования ситуаций, реализм которых в нашем мире весьма сомнителен. Речь не идёт о внешнем антураже каждого фантастического произведения: магии и иных мирах или бластерах и космических кораблях. Многие довольно ограниченно воспринимают фантастику как некий жанр, ориентированный на детей и впавших в глупое ребячество взрослых. На самом деле, речь идёт о методе познания нашего мира. Бывает фантастический боевик, детектив, психологическая драма, роман-приключение и роман-катастрофа. Даже у самых примитивных представителей этой большой литературной семьи во главе угла стоит Человек. Фантастика (не важно, fantasy или science fiction) - это прежде всего способ заглянуть за грань, а идёт ли речь о мировоззрении, науке, психике или просто горизонте Terra Incognita... это уже дело десятое!» Как видно, традиции А. Азимова с его «социальным экспериментом на бумаге» живут и здравствуют и в наше время.
Наконец, в связи с принадлежностью творчества Виталия Зыкова к «попаданчеству», считаю необходимым привести его самоопределение по отношению к СССР и России (всё из того же интервью): «Я гражданин России, более того, я гражданин Великой страны. В момент распада Советской империи мне было двенадцать лет, и это время стало периодом страшного шока, катастрофы всех внутренних убеждений. Когда на твоих глазах рушится государство, когда обезумевшие слепцы плюют в лицо защитникам чести общества - офицерам, когда... слишком много этих самых "когда". Я не хочу переживать это вновь, уже в другой стране, в России, я - патриот. Мне одинаково мерзки узколобые националисты, норовящие перевернуть наш многонациональный корабль, и слепцы демократы, готовые ради утопических, мёртвых идей продать страну, народ, Родину. Я зол и агрессивен, а потому - радикален, и из двух вариантов решения вопроса наверняка отдам предпочтение наиболее хищному, мощному, угрожающему. Если угодно, то у меня мировоззрение "ястреба". Кто-то называет такую позицию максимализмом... Возможно, но этот максимализм взращён на почве истории, политой теориями развития общества и государств». Возможно, что-то изменилось за прошедшие со времени интервьюирования годы у самого автора, но цикл «Дорога домой» написан именно в таком мировоззрении, и его следует принять во внимание. Считаю основополагающими следующие определения: «империя», «патриот», «шок», «зол», «радикален» и «ястреб» (сторонник эскалации и член «партии войны» в политике). Что это – действительно максимализм и эмоциональный подростковый бунт против всех, и националистов, и демократов? Уже то, что автор признаёт его, хоть и с поправками, позволяет предположить в его высказывании долю наигранности и желание произвести впечатление или войти в роль.
3. Мир Торна
Действие цикла «Дорога домой» разворачивается в вымышленном мире Торн. Откуда могло взяться такое название? Поскольку автор – выраженный «физик», могу предложить в качестве возможного варианта истолкования действительного физика и астронома, американца К. С. Торна. Вместе с аспирантом М. Моррисом он продемонстрировал пример проходимой «кротовой норы», получившей название «червоточина Морриса-Торна». В чём связь? Группа землян попадает на Торн сквозь «провал в небе» в результате сознательного действия магического характера, имеющего точно выверенные «наукообразные» расчёты и условия. Более того, в отличие от многих «лириков», перенос этот предварялся не только массовым «зовом», не дающим спать множеству людей в России и США, но и трёхмесячными проблемами с радиосвязью и другими значительными физическими изменениями, отмеченными СМИ и заметными даже из космоса, и не объяснёнными земной наукой. Так и представляется направленный извне луч или импульс, «проколовший» Землю насквозь, своего рода искусственно созданная «червоточина» для «забора материала», пространственный аналог «хронобура» из «Реквиема машине времени» В. Головачёва.
Торн – не условный плоский и бескрайний мир, а конкретная планета земного типа, тоже одна из восьми в системе и также имеющая один лунообразный спутник. Его поверхность складывается из четырёх материков, одного отдельного крупного острова и длинного архипелага, а также из шести океанов. На приложенной в иллюстрациях карте полушарий заметно сходство с земной географией, «подправленной» естественным дрейфом материков, глобальным потеплением, очередным залётным метеоритом, «ядерной дубинкой», вышедшим из-под контроля научным экспериментом, захватчиками из космоса или всем сразу. Вариантов причины этого сходства может быть несколько, но все они подводят к тому, что Торн – это Земля в будущем или Земля параллельного мира. Откуда взялись подозрения? История и предания Торна сохранили воспоминания о многочисленных глобальных катаклизмах, в том числе о разрушении целого континента по вине воюющих государств. В центре материка, что может быть остатками Евразии, есть обширная Стеклянная Пустыня с радиацией и артефактами прошлого, а на его севере, по самому «разлому» или же по границе «прокола» в иное пространство, расположены Запретные Земли с небом и светилом другого цвета, населённые не то мутантами, не то пришельцами.
Расы, населяющие Торн, оригинальностью не отличаются: люди, эльфы, гномы, тролли (самоназвание почему-то «тарки», как у зелёных берроузовских марсиан), орки (похожие на степных кочевников), гоблины (как сибирские аборигены) и почти вымершие разумные драконы – «курразы». К счастью, их образы и система взаимоотношений не толкиновская, а, скорее, Терри Брукса из «Летописей Шаннары». Судите сами, Торн заявлен как мир магии, но в тексте цикла постоянно встречаются упоминания о том, что эпоха пороха и даже атома в нём давным-давно прошла. Например, до сих пор кое-где встречаются списки заклинаний, способных воспламенить порох в патронах. Вновь, как и в случае с географией этого мира, возникает ощущение, что конец света в нём уже был – а то и бывал несколько раз подряд. Наособицу стоят ныне вымершие и забытые обличьем, но не деяниями вартаги, обитавшие на местном и тоже уничтоженном варианте Атлантиды, и их, возможно, искусственно созданные слуги: рептохи (ящеролюди), рептохорсы (ящерокентавры) и логи (высокоразвитые предки драконов). Их явная чуждость и агрессивное противопоставление всем остальным расам может подтверждать идею «прокола» в иное пространство. Ещё есть хаффы – «неигровая» раса людей-кроликов, чей малый размер и волосатые ноги заставляют вспомнить о хоббитах, а всеобщее к ним презрение, их внешний вид и вредоносность – о крысолюдах. Зачем они тут, если не в качестве «пасхалки» толкинистам или подтверждения «постапа» эволюционировавшими грызунами, мне не известно. Время от времени появляются и усложняют всем жизнь демоны, нежить, отродья, изменённые тем или иным способом люди, обитатели иных планов бытия и разнообразные чудовища.
На флору и фауну Торна автор обращает слишком мало внимания, чтобы можно было свести их в систему, для него это по большей части декорация. Залезть на дерево, ползти в траве, сидеть в кустах, оцарапаться о колючки. Иногда появляется что-то экзотическое, описанное на сравнениях, иногда попадается вполне себе земная сосна. С животными дела обстоят лишь немногим лучше. Единственное, что всё ещё бросается в глаза (несмотря на известную заезженность), это смешение шести- и четырёхлапости и сосуществование ящеров и млекопитающих, а также гигантизм и монструозность некоторых морских и земноводных созданий. С одной стороны, большего сюжет и не требует. С другой – много ли могло выжить форм жизни в постапокалиптическом мире? Сам собой напрашивается ответ, что мало, и все они будут изменены спонтанными или селекционными мутациями, а то и вовсе быть инопланетного происхождения.
История Торна – это непрекращающиеся войны и связанные с ними частые катастрофы, меняющие ландшафт планеты. Изначальная и почти божественная деспотия вартагов сменилась после их таинственного исчезновения яростным соперничеством их служителей: логов, рептохов и рептохорсов. Когда рептилоиды уничтожили друг друга, а большая часть логов покинула планету, люди объединили остатки разумных рас в милитаристскую Закатную Империю, просуществовавшую несколько тысяч лет. Не менее длительный период «феодальной раздробленности» этой империи ознаменовался двумя особенно крупномасштабными конфликтами, в результате которых распался не только «многонациональный союз племён», но и сами «племена», породив, к примеру, «светлых» и «тёмных» эльфов.
К моменту появления землян Торн достиг пусть вооружённого, но стабильного мира, обеспеченного союзом четырёх сильнейших человеческих государств, Объединённым Протекторатом. Светлые эльфы и рассорившиеся даже между собой гномы закрыли свои государства для людей и свели официальные контакты с ними к минимуму, но продолжают тайно вмешиваться в мировую политику, не гнушаясь в средствах. Тёмные эльфы вообще придерживаются политики самоизоляции. Орки государственности не имеют, но постоянно воюют друг с другом и соседями, а в голодные годы нанимаются в армии любого правителя целыми кланами. Гоблины, тролли и Люди Лихолесья ведут варварский образ жизни на своих землях и в политике не участвуют. Хаффы живут везде и занимают место сельскохозяйственных вредителей.
4. «Странное» начало
В начале романа «Безымянный раб», первой книге цикла «Дорога домой», даётся «зачин» в виде трёх коротких сказочных сценок: разговор двух Истинных магов о природном явлении, похожем на прорыв пластов реальности или на создание портала с той стороны, видение шамана безвестного дикого племени о скором пришествии Разрушителя, и доклад начальника разведки некому королю, подтверждающий, что началось нечто давно ожидаемое. Следом «голос за кадром» нагнетает жути, демонстрируя общую картину забурлившего в ключевых местах цивилизованного и не очень мира, воссиявшую Красную Звезду из пророчества и зашевелившиеся по закоулкам тёмные и бесформенные сущности, пережившие своих победителей.
Следом уже на Земле некто Ярослав Клыков, программист и аспирант двадцати четырёх лет, вяло собирается на работу, испытывая дикую головную боль от ночных кошмаров и переживая позорную смену гражданства родителей на американское. Он копошится, ленится, готовит яичницу с колбасой, заговаривает с соседом, выходит на улицу и садится в маршрутный автобус… Автор подробно описывает всё то, что делает почти каждый из нас утром буднего дня. Контраст с показанным краешком волшебного мира просто разительный, но Ярик об этом пока даже и не догадывается. Нас, читателей, ведут за кольцо в носу незнамо куда, попутно бубня о не поддающейся объяснению даже «столичных специалистов» аномалии в провинциальном городке Сосновске.
И вдруг сюжет взбрыкивает и пускается с места в галоп. Среди багровых туч открывается воронка в небе, оттуда налетает стая бронированных крылатых тварей и, пугая людей среди бела дня назгульими волнами ужаса, когтит и уносит автобус, выжившие пассажиры которого и становятся героями сериала. Свет гаснет, и следующая сцена уже в другом мире. Каменистая пустошь с чахлой растительностью и костями под тусклым зеленоватым светилом, на ней вырублена и частично заполнена кровью сложная геометрическая фигура со множеством иероглифов, в центре её – нечто щупальцатое словно со страниц «Некрономикона», а жрецом незнаемого и исполнителем человеческих жертвоприношений выступает огромный тёмно-бордовый дракон…
Несколько сумбурное начало, не находите? Почти перумовский фэнтезийный «зачин» переходит в не самую плохую заявку на советскую научную фантастику, а та резко прерывается смерчем из ниоткуда и стадом крылатых обезьян, которые уносят домик Элли на плато Ленг, расположенное почему-то на Горе Грозящих Небу Демонов. Чем дальше – тем страшнее, но совсем не в том смысле, которого хотелось бы. Сигурд всё так же негероически забивает излишне разговорчивого Фафнира и омывается в его крови, следом экстерном проходит обучение у местного академика Павлова и становится Джоном Картером первых дней на Барсуме, Тарзаном-повелителем джунглей, яростным Фессом и всеми обиженным Глэдом попеременно.
Бросить и забыть? Думаю, не стоит нервничать. Писатель-то «физик». Он просто не может себе позволить щёлкнуть пальцами, ослепительно улыбнуться, сказать «вуаля» и пропустить такие фазы, как условия «попадания» и подготовку к нему, сам процесс и его последствия, всю длительную процедуру вхождения героев в чужой для них мир. Всё так скрупулёзно описано именно потому, что автору самому интересна «химическая реакция» в стабильной уравновешенной среде иного мира, запущенная добавлением редкого земного «реагента» или, скорее, практически не расходующегося в процессе реакции «катализатора».
Соглашусь, что эпизоды с драконом (логом) Рошагом и Шипящим (артефактом рептохов) поначалу выглядят слабо и, гм, «ненатурально». Взял-де автор лягушку и надул её до размеров динозавра. А теперь позвольте напомнить, что использованные им ходы традиционны для фэнтези и фантастики: вариации «крови Фафнира» и «мастера Йоды», простите, «волшебника Мерлина». Далее, это соответствует логике техномагической сути Торна: сначала выбор избранных, следом магическая инициация лучшего из них, затем виртуальная мозговая атака в пространственно-временном континууме, организованная древним обучающим устройством. При этом держим в уме тот факт, что землян долго искали по каким-то там параметрам и собирали вместе, подталкивая одних и удерживая других: Ярика удивил полупустой в час пик автобус и отсутствие пенсионеров, обычно едущих в это время на дачные участки. Все пассажиры в то роковое утро были молодыми людьми, ассоциирующимися со студентами или начинающими преподавателями. Наконец, способ, которым Ярик убил дракона, выглядит дико лишь в глазах «лириков», желающих схватки грудь на грудь, или «реалистов», предпочитающих в подобных столкновениях яд или катапульту. С точки зрения автора, был физически нарушен уже запущенный процесс, оперирующий огромными энергиями. Даже то, что «закоротившая цепь» поразила лишь одного инициатора ритуала, не чудо – все токи сил и без того были завязаны на Рошаге. Единственный по-настоящему крупный недостаток этих эпизодов в том, какими средствами они были описаны. Увы и ах, это действительно выглядит некрасиво с литературной точки зрения. Эстетов ничем обрадовать не могу, но в дальнейшем, в следующих книгах, стиль несколько улучшается, а образность выравнивается и становится более самостоятельной.
Идём дальше. «Безымянный раб» – творческий дебют Виталия Зыкова, но присмотритесь к формальной структуре этого романа. Обратите внимание, как точно оглавление отражает действие книги и авторский замысел: зачин, «Прибытие», «Первые шаги», «Земли за горами», «Новые дороги», эпилог и даже глоссарий. Это же дневник героев, схема или план действий автора! Зачин уравновешен эпилогом, а во всех частях (кроме последней) ровно по десять глав. Кроме того, автор с самого начала использует в качестве эпиграфов высказывания персонажей, которые появятся в цикле много позднее, отражающие будущее состояние дел на Торне, в том числе время, наступившее после окончания сериала. Получается, система мира и схема действий в нём уже была выстроена к моменту начала написания первого романа цикла. Далее. Сюжет линейный, но параллельно ведётся сразу несколько историй, причём внимание разделено примерно поровну между землянами и торнианами. То время, что отдано Ярику, сэкономлено на его товарищах по несчастью, а тот экшен, что он выдаёт, компенсируется вводно-ознакомительными, диалоговыми и описательными сценами с участием всех остальных персонажей. С первой же книги Виталию Зыкову удаётся выдать стройную, гармоничную и уравновешенную композицию, и я считаю это не только не «странным», но странно хорошим началом.