Рецензия на роман «Восход стоит мессы»
По договоренности с автором я пишу рецензию не по шаблону, а как на душу ляжет. Очень надеюсь, что ляжет так же гладко и удобно, как легла сама книга.
Итак, перед нами исторический роман . Настоящий исторический роман. Сделан он не в тех традициях историко-приключенческого жанра, которые заложил Дюма, с творчеством которого, в первую очередь, ассоциируется эпоха Генриха Наваррского. Это, пожалуй, более современная, и, не побоюсь этого слова, более умная историческая проза, сравнить которую можно с работами Манна и Цвейга. Несмотря на то, что жизнь Генриха IV наполнена была событиями, крутыми, резкими, колючими и ранящими, как острие кинжала, несмотря на то, что события эти, безусловно, отражены и разобраны в романе, фокус внимания читателя собран не на динамике и приключениях, а на психологическом участии в них героя.
Генрих Наваррский не герой и не антигерой. Он человек, и он делает, что может. Чего не может -- ну... значит, не может. Не вытаскивает. История не от каждого требует ломать хребет на непосильных задачах. Хотя брать ответственность не по силам временами и ему приходится. Он же король. Пусть захолустья, но король. И королевская жизнь, без того никогда не текшая как праздник, в смутные времена только подкидывает и подкидывает проблем и противоречий. Брак по политической целесообразности с привлекательной, но чужой женщиной, меньше, чем через неделю после свадьбы -- кровавая резня, вышедшая из-под контроля инициаторов, безответственность напившихся крови, ответственность тех, кто понимает, что кровь это смерть... Китайское проклятье "чтоб вам жить в интересное время" прокатилось по Генриху всей тяжестью груженой трупами телеги.
Для произведения, написанного по исторической канве, прекрасно выдержан стиль. Куртуазность придворной беседы, даже если она полна угрозы и яда; описания и впечатления новизны и примет времени с точки зрения действующих лиц -- это нам, потомкам, известно, что, с какими последствиями, как отзовется, а участники событий жили для своего восприятия сейчас и сегодня. Это "сейчас" -- момент действия, момент сомнения, момент неуверенности и непредсказуемости происходящего пойман отлично и подан великолепно. Без "над" историка и без "под" слишком увлеченного героем автора, который все, сделанное героем, трактует как святое и непогрешимое. В книге у каждого персонажа своя правда, каждое действующее лицо про другого может сказать: "Любой человек по-своему прав, а по-моему -- нет".
Про героев не рассказывают, героев не описывают; герои "Восхода" живут. Временами они остроумны, временами неуклюжи, они делают глупости, не всегда просчитывают последствия поступков, не всегда могут предсказать чужое поведение и опереться на доверие к ближнему, временами они любуются собой, временами себя ненавидят и у них болит душа от этого. Замечательные живые диалоги. Это дорогого стоит для современной книги. Нет лубочности, нет схематичности и шаблона, нет заигрывания с читателем, зато есть пронзительная откровенность, внегендерный психологизм личностей и их взаимодействий, тонкая, скальпельно-острая наблюдательность и глубокая проработка как примет эпохи, так и ее противоречий. Историчность без копушества в ненужных деталях, без претензии на догму -- даже в исторических справках трактовка событий и принадлежность деталей обсуждаемый момент.
Умнейшие авторские ремарки, блистательный подбор эпиграфов.
Вывод: замечательный исторический роман, который может быть рекомендован широкому кругу читателей.
Это были плюсы. Их подавляющее большинство.
Теперь о том, что все же хочется записать в минус.
Первая встреча с героем. Это был момент, из-за которого я чуть не бросила отличную, умную и интересную книгу. Встреча с мальчиком в разоренной деревне, сюсюканье с ним, странный намек на боевку, которая не состоялась, дали впечатление современного отношения как автора, так и героя к происходящему.
Дальше-то Генрих был не такой. Не Марть Сью. Дальше он оторвался от авторского отношения/взгляда и зажил. А вот этот момент, когда герой встречает обездоленного войной ребенка, жалеет его откровенно по-матерински, и прочая дидактика во вводных и намеренное, в лоб, огромным стикером маркирование и формирование читательского взгляда "он тоже душевно раненый и хороший" -- прием настолько распространен в немудрящих и примитивнейших женских псевдоисторических опусах, что прям хоть плачь. Имхо, столь примитивный прием вредит вхождению в эпоху, в книгу, в заочную веру в подлинность героя.
Есть некоторое количество анахронизмов все в том же самом-самом начале (далее все чисто, ровно, идеально) -- инстинктивно, анархия, сознание. Контекстуально все это термины, употребленные в значениях, вложенных в эти слова философами и учеными чуть более поздних времен. Даже если слова такие были, означали они иное.
И третье, последнее, почерпнутое в комментариях. Автор там переделывает и переделывает. Я уже скачала, прочитала, пишу рецензию, а в романе уже что-то несколько раз поменялось, и фиг его знает -- я тут пишу, нахваливаю, а там, может, все по-другому уже. Автор, перестаньте! Вещь законченная, вещь устойчивая, вещь взвешенно-отработанная. Если это и не абсолют, то очень близко к нему. Баланс идеален, а нарушить его, передозировав отношенек или конфликтов -- просто.
Если не считать пролога, книга великолепна. Нам, авторам, перфекционизм нередко только вредит. Вещь нужно заканчивать и отпускать. Слезть вовремя нужно уметь не только с дохлой лошади, которая никуда не привезет, но и с той лошади, которая вполне жива, здорова и уже довезла до финишного столба, а мы все чем-то недовольны и куда-то подгоняем. И, в конце концов, автора и имя делает серия работ, а не единичный, пусть и очень качественный творческий всплеск.
Так что ждем следующий роман, а этому пора в самостоятельное плавание!