Вячеслав Осетров

Эк завернули. А всего навсего надо было написать, что роман о мечте типичного столичного интеллигента не запачкать руки и о его страданиях из-за общения с простыми людьми, не понимающими его тонкую, изысканную натуру)

О произведении «Трудно быть богом» спорят неслучайно. 

Настоящее художественное произведение не может быть однозначным и плоским — оно обязано быть многоплановым, многослойным. И именно это делает повесть Стругацких подлинно значимой. Я выделил в ней как минимум три смысловых уровня, и каждый из них заслуживает отдельного анализа. Персонажи в ней не шаблонны, не картонны — они противоречивы, живые, вызывающие споры и размышления. И это уже само по себе знак большого литературного качества.

Конечно, композиция у повести сложная, нелинейная. Чтобы её по-настоящему понять, нужно — как это делают профессиональные филологи — составлять схемы, разбирать структуру сцен, движение мотивов, развитие конфликтов. Это непростой текст — и тем он ценнее: он не даёт себя быстро «поглотить», он требует соучастия, размышления, внутренней работы.

Но особое значение для меня имеет исторический контекст. Я помню 1962–1963 годы, когда повесть писалась. Общественная атмосфера, события, сотрясавшие страну — всё это, несомненно, повлияло на Стругацких. И не просто повлияло, а изменило, я это знаю,  их мировоззрение.
«Трудно быть богом» — это рубежное произведение. В нём слышится тревога времени, внутренняя ломка интеллигенции, чувство отчаяния перед лицом государственной и человеческой несвободы.
Это, видно тем, кто тогда жил — и ещё тем, кто умеет читать между строк.
А искусство это сегодня во многом утрачено. 

Мне кажется, тут всё просто.
Дона Окана, несмотря на близость к дону Рэбе и статус его фаворитки, оставалась лишь фигурой в пределах дозволенного. Её личное влияние ограничивалось интимной сферой: она могла рассчитывать на внимание, мелкие поблажки, но была полностью исключена из реального механизма власти. Однако именно её попытка проявить себя как личность — искреннее письмо Румате, инициатива встречи — стала фатальной. Это был не политический шаг, не заговор, а порыв человеческой души, акт личной воли, на который она, как живая, чувствующая женщина, имела право. Но в логике дона Рэбы любая, даже незначительная, независимая инициатива была опасна. Он не терпел автономии — ни в мыслях, ни в поступках. Всякая личность вне его контроля воспринималась как вызов, как потенциальная угроза. Он строил свою власть на подозрительности, страхе и тотальном подчинении, и потому был готов уничтожить любого, кто, по его мнению, мог выйти за пределы отведённой роли — даже ту, которую, возможно, любил. Его жестокость в отношении Оканы была не вспышкой ревности или обиды, а хладнокровным актом устрашения, ещё одним доказательством: в Арканаре нельзя быть собой. Дон Рэба боролся не просто с врагами — он воевал с самой идеей человеческой свободы.
И ещё. Такое поведения дона Рэбы — систематического устранения любых, даже потенциальных, конкурентов и носителей информации, гипербдительного отношения ко всем «угрозам» его власти, а также готовности применять насилие без колебаний — можно предположить у него черты параноидного расстройства личности с выраженными нарциссическими и антисоциальными компонентами: и это типично для разных диктаторов.
Нет?  

Критика СССР в разных аспектах проходит у Стругацких красной нитью. Начиная как раз с этого произведения.  
Аркадий считался у нас антисоветчиком.
Дважды слушал его живьём. Он от советской действительности испытывал какой-то инфернальный ужас.
Борис был более  толерантен. 

Это общая болезнь старой фантастики: волшебные межзвёздные перелёты — и при этом допотопные технологии на бытовом уровне. Читать такое сейчас почти невозможно.

AI‑произведения 50‑60‑х шиолко представлены, они задавали вопросы автономии, контроля, этики, угрозы ИИ.
Айзек Азимов, Фредрик Пол, Роберт Шекли, Артур Кларк... А Лем?
Да и у  Стругацких неоднократно ИИ встречается...

Из этой же Вселенной, помните: «Далёкая Радуга» (из цикла «Полдень, XXII век»). Упоминается «Массачусетская машина», искусственный интеллект 22‑го века: феноменальная, но отключённая в течение четырёх минут, — ведь она показывала признаки самосознания 

По всей видимости, учёным будущего удалось создать устройство с искусственным разумом. Один из создателей машины обрисовал ситуацию тремя словами: «Это было страшно».

Но тут Стругацкие удалили ИИ целенаправленно — чтобы подчеркнуть тупик общества.
Тупик общества коммунаров возникает не из-за нехватки технических решений, а из-за культурного, морального и этического отказа внедрять ИИ.  
Отказа землян от прогресса.

Да, именно так — в тексте подчёркивается, что эти люди не археологи, они учёные-историки, специалисты в узких областях: земельная реформа, крестьянские войны в Германии и Франции и т. д. У них нет ни физического труда на раскопках, ни шероховатого взаимодействия с землёй. Они копались лишь в архивах, занимаясь документальной историей.
Вот цитата из «Трудно быть богом», где зафиксировано представление о социальной конструкции иерархического феодального общества — связь с теорией феодализма:

«Взгляните, например, как устроено наше общество. Как радует глаз эта чёткая, геометрически правильная система! Внизу крестьяне и ремесленники, над ними дворянство, затем духовенство и, наконец, король.» 

Эта реплика доктора Будаха — наглядное описание социальной пирамиды, структурированной по классической феодальной модели, где власть и земля сконцентрированы в одних руках, а остальные сосредоточены в форме подчинения и зависимости.
Но... Идея «бескровного воздействия» оказывается невозможной в такой системе: структурное насилие встроено в феодальные отношения — лучший слой служит худшим, есть экономическая и политическая эксплуатация, личная иерархия.
Поэтому коммунары-историки и терпят крах.
Или не терпят? 

Нет.  Принц - символ легитимности. А Рзба - тайный агент (член?) Ордена.
Нужно было обеспечить захват Арканара Орденом.

Вы ушли в безнадежный оффтоп. 

Я Вам просто рассказал о том, как было всё на самом деле.  
(Вы-то не жили тогда, в 1982 году. Не общались с Аркадием, с его друзьями)
Но Вы же  не хотите слушать.
И не даёте мне ответить.
Что ж...
Только у меня не оффтоп, а как раз по теме.

"Вы просто не умеете их готовить"

А какой текст?

Думаю, произойдёт то же самое, что произошло с шахматами. Они маргинализировались после того, как машины научились обыгрывать гроссмейстеров. Сегодня шахматы уже мало кого привлекают — хотя и не исчезли совсем. 

Но посмотрите: театры, особенно хорошие, забиты людьми. Потому что человеку нужен человек.

Хотя... когда вы в последний раз были в театре? Я, признаться, — лет пятнадцать назад.

Вот восстановил ИИ цвет. И что видим?

Так это... Первые две тоже нейронной сделаны. 

Не всё столь грустно.

Слишком длинные тексты он не разбирает, по крайней мере, в бесплатке. Начинает безбожно сочинять)) А мелкое вполне может осилить. Больше 2х алок данунах, только кусками слать, иначе хрюкнется, как бы он ни храбрился.

Давайте, попробуем разобрать с ним  длинный текст! Предлагайте текстик.  

А сама идея "Бескровного Воздействия" - это иначе как бредом и не назовешь. Пожалуй, только советский интеллигент и мог до такого додуматься. Но, надо отдать должное, Стругацкие сами и показывают, к чему может привести подобная концепция. 

Это же не социалистический реализм, а фантастика! Антиутопия.
Для меня и моих друзей этот роман всегда был многоплановым. Один пласт — это, безусловно, отражение наших утопических надежд 60-х годов, порожденных хрущевской программой «Строительства коммунизма» (1961). Интеллигенция тогда, уставшая от сталинизма, пыталась мечтать о «гуманном социализме», «коммунаризме», о мягком, просвещённом пути к обществу без насилия. И «Бескровное воздействие» — как раз оттуда: из веры, что можно улучшать, не ломая. Но эта идея, конечно, с позиций реализма — иллюзия. История XX века дает на это один ответ: вмешательство без разрушения, без насилия невозможно. 

Но, да, Стругацкие сами разоблачают этот гуманистический миф. Они показывают, к чему приводит «наблюдение без участия» — к внутреннему распаду, к бессилию и, в конечном итоге, к нравственному соучастию в насилии. В каком-то смысле, это и притча о советской интеллигенции: умной, тонкой, но трусливой, неспособной вмешаться, когда нужно. Дон Румата — это типичный советский интеллигент, страдающий, но нерешительный. Пока зло не коснётся лично его. 

Второй пласт — это, конечно, критика самого Советского Союза. Мир Арканара — это феодально-репрессивный режим, в котором царит страх, донос, подавление мысли. После событий в Новочеркасске в 1962 году, когда иллюзии по поводу «человеческого лица» социализма у многих начали рассыпаться. Так что роман вполне можно читать как аллегорию позднего сталинизма и начала застоя — с палачами, насилием и системной деградацией.

«Обитаемый остров», действительно, в этом плане более ясный и концептуально сильный — там уже нет иллюзий насчет советского гуманизма, там тоталитаризм показан как массовая технология подавления, в том числе — нейрофизиологического. В «Трудно быть богом» всё же ещё витает призрак интеллигентской надежды — а вдруг можно вмешаться мягко, по-доброму? Вдруг СССР как-то так станет гуманным и счастливым!

Нет, это невозможно. И в этом — главный урок.

А третий пласт — экзистенциально-философский. Это размышление о природе зла, о невозможности быть моральным существом в аморальном мире и о трагедии «просвещённого одиночки», оказавшегося среди тьмы.

Стругацкие поднимают вопрос: что происходит с человеком, если он пытается быть «Богом среди варваров» — не по технологическому уровню, а по уровню понимания, морали, культуры? Дон Румата вроде бы хочет добра, но он не может его реализовать — потому что любое вмешательство оборачивается насилием, а бездействие становится соучастием.

Здесь подспудно звучит критика гуманизма как религии разума, уверовавшей, что добро можно навязать. Но зло в этом мире не случайно — оно структурное, системное, оно вплетено в ткань общества, в его язык, традиции, страхи. И вот тогда — человек с другим сознанием, попавший в это поле, оказывается вне истории, вне этики, вне практики. У него нет языка, чтобы объяснить. Нет рычага, чтобы изменить. Он буквально обречён.

Это не только про Советский Союз и не только про гуманизм. Это о вечном конфликте разума и варварства, о невозможности быть «белым человеком среди черных сил» — не в расовом, а в символическом смысле: светлый среди тьмы.

Это роман о том, как гуманизм погибает, столкнувшись с реальностью. И в этом он гораздо ближе к Камю, Сартру и даже Ницше, чем к утопистам шестидесятых.

А я Вам скажу: многие цензоры сами всё прекрасно понимали. 
А зажимали прогресс тупые догматики типа Суслова или Гришина. 
Но об этом - в других  произведениях братьев. 

Вообще-то не был. Тут они ошибались.

Смотрите. СССР не был феодальным обществом в классическом смысле, но многие его институциональные и социальные практики воспроизводили ключевые черты феодализма, адаптированные к условиям индустриального XX века: личная зависимость, отсутствие свобод, сословная структура, натурализованный труд и закрепощение, сакрализация власти и пр. такое.
Дон Рэба вообще похож на гебешника. 

По самой Стругацким, Дон Рэба изначально назывался «Rebia» — отчётливая отсылка на имя Берия, которое было вынуждено под давлением цензоров изменено. 

Историки-филологи прямо отмечают: его зловещей отражением стал Берия. Хитрый упырь при дворе "Красного императора" Сталина.
А КГБ - это феодальный Орден, это тоже у Стругацких всё есть. 

Такое описание уместно в рамках концепции неофеодализма или тоталитарного феодализма, с которым и выступают ряд историков.
Согласно Википедии, критики и Стругацкие рассматривали истории Руматы как аналоги русских диссидентов и интеллигенции 1960-х, живущих в тоталитарном и во многом феодальном обществе.
У Германа хорошо об этом сказано:
Алексей Герман: Стругацкие описали сегодняшний день
https://rg.ru/2005/07/05/strugack.html?utm_source=chatgpt.com
Мы тогда так и воспринимали произведение.
"Оно не о будущем, оно о нас".  
 
А сегодня в России и других многих странах феодализма даже больше стало.  Так?

Вот-вот. 

В «Великом Кольце» ксеносы уничтожаются, а «низшие расы» высылаются в пояс астероидов.

Что на самом деле:
— Ефремов — убеждённый гуманист, биолог, сторонник идей прогресса и космического братства. В его романах, особенно «Туманность Андромеды» и «Час быка», идея уничтожения кого-либо по биологическому или культурному признаку категорически отвергается.

— «Великое Кольцо» — это космическое сообщество разумных цивилизаций, основанное на сотрудничестве, обмене знаниями и взаимоуважении. Концепция «ксеноцида» туда попросту не влезает. Даже когда земляне сталкиваются с враждебными или деградировавшими формами разума (например, в «Часе быка»), реакция — исследование, осторожность, защита, но не истребление.

— Никаких ссылок на «низшие расы» и их депортацию на астероиды у Ефремова нет. Это выдумка, смахивающая на злонамеренное переосмысление.

Технологический пафос (анамезонные двигатели, антиматерия и проч.) у него — для романтики и масштабности, а не для геноцида. Война в духе «звёздных империй» — не его стиль.

Ерунду  вы пишите, Резак! 

А вообще-то это интереснейший пример того, что получается, когда в ходе написания произведения у авторов меняется концепция.

Есть такое.
Изначально Аркадий Стругацкий 10 марта 1963 года описывал повесть как лёгкий приключенческий сюжет: мушкетёры, кардиналы, инквизиция, портовые кабаки…
Но после «Манежа» и кампаний против «формализма» и «абстракционизма» летом 1962 года, которую начал Хрущёв,  писатели глубоко переосмыслили концепцию:
«Не надо иллюзий. …Нами управляют жлобы и враги культуры… Если для нас коммунизм — это мир свободы и творчества, то для них это общество, где население немедленно и с наслаждением исполняет все предписания партии» 

Эта переоценка заставила Стругацких отказаться от «шпаг и кардиналов» в пользу повести об интеллигенции, погружённой в средневековое общество.
Коим во многом был тогда Советский Союз. 

Да уж. "Как дураками были эти коммунары, так и остались".

Однажды лет надцать назад я подумал, что это завуалированная критика работы советских ведомств со всякими "молодыми государствами, выбравшими социалистический путь развития".

Мол, ну куда они лезли толком не поняв, что вообще можно (с)делать с подобными странами...

Да, всё именно так и было.
Советский Союз нёс себя как Империя Добра. А если кого и убивал, "так совсем плохих людей". (Под миллион афганцев, скажем, включая женщин и детей)
А на самом деле Советский Союз управлялся откровенными дураками и догматиками, которые ещё и навязывали свои дурацкие правила миру и вёл беспррывные войны по всему миру.
И об этом тоже "Трудно быть богом".
По крайней мере, так это тогда чётко прочитывалось.

В повести даже слова такого нет — прогрессор. В повести нет никакого колониализма Земли.
Давайте все же обсуждать повесть (а это текст в том числе), а не современные фантазии и болячки.

Вы о чём? В повести нет. 

Но у Стругацких в «Мире Полдня» понятие «прогрессор» служит ключом к жанровому, философскому и этическому ядру всего цикла — абсолюта, к которому он всё время возвращается.

Что такое «прогрессор»? 

Прогрессоры — это земляне, цель которых — ускорить и направить развитие более «низких» цивилизаций, предотвратить страдания и трагедии, действуя тихо, под прикрытием Института экспериментальной истории. 

Это не просто миссионеры или миссионеры-технократы — это тайные агенты, разведчики, внедрённые в чужое общество и готовые прибегать к любым средствам (насилию, хитрости) ради «блага» .
Так?
Надо рассматривать единый  "Мир Стругацких", а не одну из повестей в отрыве от остальных.
Мы её не поймём в отрыве-то.
 
А слово у них, разумеется, есть.

— Добро всегда добро! — сказала Ася с напором.
    — Ты прекрасно знаешь, что это не так! Или, может быть, на само деле не знаешь? Но ведь я объяснял тебе. Я был Прогрессором всего три года, я нес добро, только добро, ничего, кроме добра, и, господи, как же они ненавидели меня, эти люди! И они были в своем праве. Потому что боги пришли, не спрашивая разрешения. Никто их не звал, а они вперлись и принялись творить добро. То самое добро, которое всегда добро. И делали они это тайно, потому что заведомо знали, что смертные их целей не поймут, а если поймут, то не примут… Вот какова морально-этическая структура этой чертовой ситуации! Азы, которые мы, однако, не умеем применить к себе. Почему? Да потому, что мы не представляем себе, что могут предложить нам Странники. Аналогия не вытанцовывается! Но я знаю две вещи. Они пришли без спроса — это раз. Они пришли тайно — это два. А раз так, то, значит, подразумевается, что они лучше нас знают, что нам надо, — это раз, и они заведомо уверены, что мы либо не поймем, либо не примем их целей, — это два. И я не знаю, как ты, а я не хочу этого. Не хо-чу! И все! — сказал он решительно. — И хватит. Я усталый, недобрый, озабоченный человек, взваливший на себя груз неописуемой ответственности. У меня "синдром Сикорски", я психопат и всех подозреваю. Я никого не люблю, я урод, я страдалец, я мономан, меня надо беречь, проникнуться ко мне сочувствием… Ходить вокруг меня на цыпочках, целовать в плечико, услаждать анекдотами… И чаю. Боже мой, неужели мне так сегодня и не дадут чаю?
    Не сказав ни слова, Ася соскочила с подоконника и ушла творить чай.

("Волны гасят ветер")
В этом вся суть "Трудно быть богом". Нет?  

Она возможна? Да, возможно, хотя сам мир Полдня изо всех сил старается предотвратить даже мысль о таком развитии событий.

Крылов-Харинтонов в своём «Факапе» обостряет логическую ошибку Стругацких — утопия, построенная на непротивлении злу насилием, в итоге оказывается беспомощной перед внутренним конфликтом целей, смыслов и структур власти. В такой системе, где государства нет, а есть только научные институции, где нет экономики, а есть распределение блага, где нет идеологии, а есть просвещение — нет механизма обработки конфликта.

Полдень же не отменяет антропологическую данность: люди остаются существами с желаниями, страхами, обидами. Им могут не нравиться решения Центра. Они могут устать от эгалитаризма. Могут захотеть иного — теперь, а не через сто лет.

Но почему всё-таки возможна гражданская война?

Потому что:

Отсутствует силовой контур контроля — рано или поздно он будет создан «децентрализованно».

Накапливается структурная усталость — в утопии никто не может объяснить, зачем она вообще нужна. Если смыслы не обновляются, они умирают.

Полдень забыл о смерти — а значит, его не пугает разрушение. А если нет страха разрушения, то появится группа, готовая его осуществить ради нового мира.

Полдень боялся этой войны.
А значит — она была возможна.
В утопии, где всё стабильно, не нужен страх.
А в мире, где все боятся «вмешаться», однажды вмешается кто-то, кто уже ничего не боится.

И тогда всё, действительно, кончится в один день.

И ещё. Арканар — это модель всего проекта «прогрессорства», а прогрессорство — модель позднего Полдня, его неуверенности, запоздалого сомнения в себе, тщетной попытки продлить эпоху гуманистического оптимизма без фундамента.

Это попаданцы — не в прошлом Земли, но в альтернативную версию её истории, где биологически, психически, эмоционально — всё то же самое. Поэтому и трагедия такова: они пришли не к «другим», а к самим себе, только — до нравственного скачка, до гуманизма, до ООН и университетов.  Это контрафактная Земля. Это её архе-фигура, и в этом смысле Румата — буквально каинит, убивающий брата ради спасения образа отца.

Полдень ведь не строит империй. Но он строит эксперименты, и каждый раз — на людях. Это либеральный колониализм, замаскированный под помощь. Но бабочек  всё равно  топчут, и не один раз.

Антон — уже не просто наблюдатель, он — двойной нарушитель. Он нарушает:

правила эксперимента (вмешивается эмоционально, спонтанно),

целостность земной цивилизационной линии (делает то, чего от него не ждали ни арканарцы, ни Земля).

Конец Полдня? Да. 

Это то, о чём сами Стругацкие, кажется, уже не осмеливались говорить вслух:
Полдень — конечен. Это мир, который дошёл до своих границ, и дальше — либо повтор, либо распад.

— Они отказались от Бога, но не построили ИИ.
— Они отказались от капитализма, но не решились создать новую политическую философию.
— Они отказались от насилия, но не отказались от управления.

И получилось общество, которое не знает, зачем оно живёт, чем оно лучше других, и как поступать, когда идеалы не работают. Поэтому Антон и убивает. И в этот момент прогрессорство исчезает. Остаётся старое доброе варварство, только — с чистыми руками и тяжелым сердцем.

А Румата уходит в ночь — и молчит.
В этом молчании уже звучит приговор Полдню.

К  вопросу о  природе таких фигур, как Абалкин и Экселенс. Их "человечность" — не просто выбор писателей, это структурный предел мира Полдня. Почему они не используют ИИ? Да потому что Стругацкие умышленно исключают технологическую сингулярность. Их мир гуманистический — но без технократического ядра. ИИ как суверенная сила, как непредвзятый наблюдатель и хранилище памяти — в этом мире отсутствует. Даже «машины», управляющие планетами вроде Сарракша, — это всего лишь управляющие системы, не мыслящие сущности.

Лев Абалкин — фигура трагическая именно потому, что он создан как человек, но несёт в себе внеземную идею, неосознанную и неосознаваемую. Он — программа без понятного  кода. Заложник цели, которая никому не ясна, даже ему самому. Это и есть ужас. ИИ, обладай он доступом к всей памяти человечества, вероятно, давно бы реконструировал суть проекта «Б» и идентичность Абалкина. Но у этого мира Полдня его нет.

Экселенс — более сложный случай. Он и есть — итог длительной эволюции человека, игравшего роль "наблюдателя" и потерявшего способность отделять себя от роли. Он не начальник, но и не человек. Он — функция, закостеневшая в авторитете. Его нельзя анализировать по-человечески, но он и не машина. В этом парадокс Полдня: это цивилизация людей, отказавшихся от надчеловеческих решений. Даже когда уже не справляются.

ИИ у Стругацких — этическое табу, как ядерное оружие у пацифиста. Их мир должен доказать, что гуманизм самодостаточен. Но в каждой произведении цикла мы видим: не доказал. То Антон вынужден брать меч, то Комов оказывается бессилен, то Гога Ганеман бродит среди катастроф, не в силах предотвратить ничего.

Стругацкие пишут о мире без Бога — но и без Машины. И показывают, как быстро такой мир начинает сдавать позиции. Именно поэтому этот гуманизм — трагичен, а не победоносен.

Если бы там был ИИ — настоящий, нейтральный, аналитически всевидящий, хранящий не только информацию, но и историю решений — то, возможно, Полдень выжил бы в своей утопии. Но он отказался от союзника ради этической чистоты. И потому остался безоружным перед вызовами.

Абалкин — тень ИИ, которого у них нет. Экселенс — призрак Бога, которого они отрицают.
И за полднем неизбежно придёт вечер. Заход Солнца.
И ночь. 

 А к тому, что все действия наблюдателей показывают насколько они чужды этому миру. Когда Румата рассуждал, насколько они слабее Ваги в этом мире, он был прав.

Строго говоря, делать им здесь нечего.

Вы подняли очень важный пласт — непроговорённую, но фундаментальную уязвимость полуденного общества, его системную слабость. И дело не только в беспомощности Института перед жестокостью Арканара. Это гораздо глубже.

Я давно думаю, что у Стругацких тема Полдня — не утопия, а антиутопия. Это общество гуманистическое, но функционально архаично.У него высокие моральные стандарты — и при этом оно слабо перед злом. Почему?

В нем нет искусственного интеллекта. Ни киберсистем, ни автономных машин, ни управляющих нейросетей, ни предиктивной аналитики, ни даже реальной автоматизации реагирования на кризисы.

Они летают между звёздами, делают тонкие психологические исследования, но не могут отследить переворот вовремя, спасти ребёнка-принца, защитить наблюдателя от линчевания. Это общество энтузиастов, гуманитариев, философов, у которых технологии используются дозированно, как бы скромно, словно в них есть что-то аморальное. Как будто машинный интеллект — это шаг назад в сторону технократии, которую они отвергли.

Но что выходит? Мир без ИИ, без алгоритмов принятия решений, мир, где человек вручную тянет за все рычаги — оказывается медлителен, инертен, запаздывающим. Он идеалистичен, но недееспособен в экстремуме.

Мне кажется, повесть фиксирует кризис зрелого гуманизма, наивно верящего в силу личной добродетели, но не подготовленного к системному злу. У них нет стратегии на случай «если бог срывается». Нет готовности признать, что одного доброго сердца мало, что нужно не только любить человечество, но и уметь действовать быстро, без соплей, когда в дело вступает насилие.

Если совсем просто: в «Полдне» нет ИИ — и именно поэтому они проигрывают. Стругацкие не успели дожить до того времени, когда стало ясно: мораль без алгоритма бессильна, гуманизм без союзника в виде ИИ — обречён. Быть добрым недостаточно. Надо уметь управлять сложностью.

Иначе ты не бог. Ты — безоружный ангел среди псов войны.

1. Всегда ли трудодень был «за палочки»?

Нет, не везде и не всегда.
Хотя в подавляющем большинстве колхозов система трудодней не обеспечивала реального прожиточного минимума, в ряде регионов и колхозов ситуация могла быть иной:

В плодородных районах (Центрально-Чернозёмная зона, Кубань, Украина) при хорошем урожае и грамотно организованном хозяйстве колхозники могли получить значительное натуральное вознаграждение: зерно, картофель, овощи, даже мясо. Иногда выдавалася часть заработанного и в денежной форме — но это была редкость.

В некоторых колхозах с высокоразвитым подсобным производством (например, животноводством, птицеводством, садоводством), где выполнялись государственные планы, доходы колхозников по трудодням были ощутимы.

Иногда руководство колхоза стремилось сохранить кадры или удержать молодёжь и предлагало дополнительные формы поощрения: молоко, яйца, продукты из колхозных столовых, строительные материалы.

Но это — скорее исключения, чем правило. Большинство колхозников, особенно в нечернозёмной зоне, работали «за идею» и выживали, как могли.

2. А как было в совхозах?

Совхозы — это государственные сельхозпредприятия, а не кооперативы, как колхозы. Там с самого начала (в отличие от колхозов) оплата труда была денежной, и работники совхозов считались государственными служащими. У них были:

стабильный оклад и тарифная сетка (как у рабочих и ИТР в промышленности),

оплачиваемые отпуска и больничные,

пенсионное обеспечение.

Жизнь в совхозах обычно была существенно лучше, чем в колхозах. Особенно с конца 1950-х годов, когда в совхозы начали активно направлять механизаторов, агрономов, зоотехников и развивать их инфраструктуру. Совхоз считался престижным местом работы — с квартирами, клубами, детсадами и магазинами.

3. Как же выживали колхозники?

Основным источником существования было личное подсобное хозяйство. Это было то, что реально спасало людей:

небольшие наделы земли при доме — «огород» (до 0,5 га),

одна-две коровы, свиньи, овцы, птица,

заготовка сена, грибов, ягод, брусники, кедровых орехов, рыбалка, охота (в Сибири, на Севере),

ремёсла: плотницкое, сапожное, ткацкое, даже кустарная продажа хлеба или молока на рынках.

Это было полулегальное пространство, которое власть терпела, потому что понимала: без него крестьяне просто не выживут. Подсобное хозяйство до 1960-х давало до 60–80% всей еды в крестьянском доме, в то время как трудодни давали мизер.

4. Почему колхозников так долго держали в этой системе?

Потому что государство было заинтересовано в получении дешёвого и подневольного труда, особенно в периоды индустриализации, коллективизации и войны. Деньги на селе могли создать мобильность, а мобильность — социальную нестабильность. Система трудодней позволяла планово выжимать труд без затрат, под предлогом идеологии и «общего дела».

Итог:

Система трудодней была, в целом, крайне неэффективной и антигуманной, но её последствия смягчались за счёт личного трудового героизма, подсобного хозяйства и редких островков благополучия в удачных регионах и колхозах. Совхозы же жили гораздо лучше — при всей советской бедности, они были ближе к «нормальному» труду, чем колхозы. Именно поэтому отмена трудодня и введение пенсий при Брежневе были восприняты в деревне как настоящая победа и начало человеческой жизни.

Всё так. 

Трудоде́нь — это форма учёта и оценки труда в колхозах, существовавшая в СССР с 1930 по 1966 год. Он был введён постановлением Колхозцентра как единая мера взамен денежной оплаты труда, в условиях, когда колхозы не являлись самостоятельными хозяйствующими субъектами и были тесно связаны с системой централизованного планирования. За каждый день работы колхознику начислялись трудодни — условные единицы, фиксируемые в личной трудодневной книжке (См выше). Их количество зависело от сложности и продолжительности выполненной работы: за простую работу могли начислить полтрудодня, за тяжёлую или квалифицированную — полтора и более. Трудодень становился своего рода валютой внутри колхоза.

Колхозники получали натуральное вознаграждение по итогам года, исходя из количества заработанных трудодней и общего объёма сельхозпродукции, оставшегося после выполнения государственных поставок. Если урожай был скудным, или колхоз слабо выполнял план, распределять было попросту нечего — тогда трудодни превращались в фикцию. В архивах сохранились письма и доносы, где колхозники жаловались: «На трудодни получаем по несколько грамм», «работаем за палочки», «ничего не видим, кроме нищеты». Молодёжь уходила в города, дисциплина разваливалась, колхозы пустели. Люди не понимали, за что они трудятся.

С 1942 года в условиях войны ситуация ужесточилась: был повышен обязательный минимум трудодней в год, а за его невыполнение введена уголовная ответственность. Это особенно тяжело ударило по тем, кто по состоянию здоровья, возрасту или семейным обстоятельствам не мог полноценно работать. При этом пенсий колхозники не получали: даже в преклонном возрасте многие были вынуждены продолжать работу просто для того, чтобы выжить. 

Система трудодней была не только механизмом учёта, но и инструментом дисциплины, подчёркивающим отсутствие реальных прав у колхозников. В глазах многих она символизировала принудительный и бесплатный труд, сравнимый по своей сути с барщиной.

Только в 1966 году, в эпоху правления Брежнева, система трудодней была официально отменена. Колхозники получили право на денежную оплату труда и гарантированный оклад, как рабочие в других отраслях. За этим последовало ещё одно важное нововведение — с 1967 года им начали выплачивать пенсии. Эти перемены вызвали в деревне настоящее ликование: после десятилетий тяжёлого и зачастую неоплачиваемого труда люди, наконец, почувствовали себя полноценными гражданами своей страны.
Это был шаг от того лютого феодализма, в который страну загнал Сталин. 

Хорошо написано! Чётко так... 

древний ИИ или человек без таланта и опыта жизненного

Это писал ИИ, но так, как писали они  года четыре назад. 

Это да. Но...
«Ну, дела, – подумал Лось, – Не хотелось. А пришлось». 

Да вообще не вижу особых проблем в стирке-готовке-подметании. Это даже интересно!
У меня лично проблемы были только с садом-городом.
Не очень хочется там возиться. "Но приходится".
А жена покойная в огороде практически и не работала. Что ж! 

не знала, что тут позиционная война даже в комментариях

если вас тиранят каждый день - это не повод, чтобы обвинять всех в своих неудачах

зачем мне обсуждать надуманную проблему (вы ведь не слышите никого, кроме себя или этого вашего психолога) ну и обсуждайте это на сеансах психотерапии. удачи

С чего вы взяли, что меня кто-то тираняет? Нет, этого нет.
Я начал разговор не из-за обид, а потому что вижу реальную проблему — и хотел обсудить её открыто.
Проблема в том, что нередко женщины реагируют на мужское мнение не попыткой понять, а агрессивной атакой. Как Вы тут.
 Забавно: я предложил обсудить проблему, а получил в ответ и диагноз, и мораль, и банальный «удачи».
Ну-ну.

Ну, тут у женщин много мотивов. "Очень хочется кого-то попилить". 

Есть такая книжка не длинная "Трактат о любви, как ее понимает жуткий зануда", автор Анатолий Протопопов. Там написано все что надо знать о женской любви и уважении к мужчине.

В своё время читал с увлечением.
Но прав ли был Протопопов?
Сейчас считается, что он был во много мифотворцем.
Смотрите! 

Миф о «естественной полигамии»
Расхожее мнение о том, что до цивилизации люди жили в строго полигинных структурах, где один «альфа-самец» обладал монополией на женщин, не подтверждается современными научными данными.

У большинства обществ охотников-собирателей, наиболее близких к доцивилизационному образу жизни, преобладала моногамия или серийная моногамия, а не гаремы.

Полигиния действительно существовала, но она была социально и экономически ограниченным феноменом, характерным, скажем, для воюющих обществ. (Арабы времён их завоеваний)

Человек — умеренно моногамный вид, как и многие социальные животные (например, волки). Эволюция привела к формированию устойчивых парных связей, поддерживающих выживание потомства и стабильность группы.

Миф о «неестественности» парного брака
Утверждение, что парный брак — поздняя и противоестественная конструкция цивилизации, противоречит биологическим данным.

Уже у некоторых приматов (гиббоны, совиные и игрунковые обезьяны) наблюдается устойчивая парность и кооперация родителей.

У человека развилась система гормональной привязанности (окситоцин, вазопрессин), способствующая долговременным эмоциональным отношениям.

Парный союз мог эволюционировать как адаптация, повышающая шансы на выживание потомства через участие обоих родителей, особенно в условиях медленного роста и высокой зависимости детёныша, как это есть у человека. 

Миф о том, что женщины «не уважают» мужчин с низким рангом
Это суждение строится на иерархических и патриархальных моделях, а не на эмпирических данных о человеческих отношениях.

Женщины, как и мужчины, ценят в партнёрах личностные качества: надёжность, интеллект, доброту, чувство юмора, эмоциональную теплоту.

Исторически множество женщин связывали свою судьбу с мужчинами, не обладающими властью или богатством: учёными, поэтами, учителями, ремесленниками — не «альфами», а людьми с глубиной, ответственностью и индивидуальностью.

Уважение в паре возникает не из рангового подчинения, а из взаимной признательности, зрелости и доверия, да и психологической совместимости. (См. соционику) 

Да. Но куда и как? Вот психолог и объяснит. 

Женщины собственницы, а вещь трудно уважать.

По счастью, не все женщины одинаковы. Евтушенко говорил: «Всегда найдётся женская рука». Вот я именно об этом.
Мы, мужчины, уходим — не к красивее, не к моложе, а к тем, кто любит. Всё очень просто. Любовь — это не про собственничество. Это когда тебя видят и принимают, а используют, словно вещь, чтоб потом выбросить,
В этом и разница.

Уважение должно быть взаимным. Об этом психологиня не рассказала вам?

Я вот далека от психологии, но если муж не уважает жену или не уважает женщин, а рассматривает их как бесплатное бытовое приложение, так откуда возьмётся уважение??

Можно все списать на культуру и социальные установки, но без взаимного уважения бесполезно строить нормальные семейные отношения.

Вы сейчас  указываете мне на элементарные вещи, будто я не в теме. Напомню: я 40 лет проработал в университете, в том числе на кафедре психологии и социальной антропологии. Так что не понаслышке знаю, как работают установки, культура и межличностные динамики.

Вы говорите про необходимость взаимного  уважения, будто я его отрицаю. Но разговор же идёт не об абстрактной формуле «уважение должно быть взаимным» (кто с этим спорит?), а о вполне конкретной проблеме: мужчины сегодня всё чаще жалуются, что жёны их не слушают, не слышат, не уважают. Это не тираны и бытовые деспоты, а обычные люди — часто молча несущие на себе груз семьи.
И вместо того чтобы обсудить это, некоторые собеседницы (как сейчас Вы) мгновенно привычно сворачивают разговор в сторону обвинений мужчин: мол, «сам виноват», «не уважал первым» и прочее.

Это не диалог, а позиционная война. А от этого — ни уважения, ни семьи не остаётся.
А потом женщины удивляются - почему они остаются одни!
Или почему муж завёл любовницу. Да потому что мужчине нужно, чтоб кто-то его любил и ценил! 
А не тиранил каждый и пилил  день. 

Вот да. Мне это тоже не понравилось.
Но книгу почитаем, да! 

Я таких случаев много знаю, чтобы муж ухаживает за больной женой.
У меня жена 6 лет назад от рака умерла, я до последнего ухаживал за ней. 

Всё так. Но мы (я про себя) любители и не профессионалы, как Вы.
Нам в ручном управлении с Сунькой не справиться :(((

Ну да. Люди же меняются.
Но если любят друг друга...
Резануло про инвалидность.
Даю конкретные примеры. Моя знакомая пара в браке 50 лет. У жены сейчас быстро развивается Альцгеймер. Её прекрасно выглядящий муж, 72 лет. Как Вы думаете, что он делает сейчас? Нежно ухаживает за ней. Терпит её  странности,  пытается лечить.
В другом случае у мужа, известного учёного, случился обширный инсульт. Его более молодая жена ухаживает за ним, хотя, как говорят врачи, он вряд ли полностью восстановится. «Добрые люди» предлагают отправить его в дом престарелых, но - нет.
А Вы бы отправили? 

 он стал чистым подкаблучником и искренне доволен, как и его жена. Все остальные знакомые, как и я, живут в семьях где есть и любовь и уважение.

Я же общаюсь  с психологами, люблю слушать психологов. Они стали обращают внимание на эту растущую проблему. Среди их клиентов.
А люди, у которых всё хорошо,  к ним не приходят.  
Если сейчас больше мужчин стали жаловаться на неуважение со стороны своих жён, то, значит, проблема нарастает. 

Может, нормальные люди предпочитают общаться с нормальными людьми? )))

Вы хотите сказать, что я „ненормальный“, или это уже моё окружение заслуживает диагноза? Вместо того чтобы выслушать аргументы, вам удобнее клеймить собеседника «ненормальным» —  известный  манипулятивный приём, используемый некоторыми женщинами, позволяющий не говорить  по существу. 

Женщины часто любят манипулировать мужчинами. Манипуляция зачастую приходит вместо любви. В данном случае, обратите внимание, женщины пытаются увести тему в сторону, говорить о свои проблемы. Еще раз, мы говорим о том, что мужчины испытывают неуважение со стороны своих жен достаточно часто. Вот об этом говорим!
Часто как только заговоришь о том, что мужчины чувствуют себя неуважаемыми, сразу же срабатывает классическая женская «отмазка» — мол, "ты мне деньги не несёшь, ты меня не обеспечиваешь!"
Сразу сводят разговор к собственным обидам и списку «ты мне не то сказал», «ты не туда посмотрел» — лишь бы не говорить о главном: что жена обесценивает мужа.

На самом деле это чистая манипуляция: вместо того чтобы услышать мужчину, сразу переключаются на свои «горестные хотелки» и выдвигают длинный список требований. Женщин часто интересуют только их собственные желания — чтобы мужчина всё делал, исполнял капризы и молчал, когда ему обидно. А мужчина для таких женщин  либо раб, либо слуга, и его проблемы дамы  не воспринимает всерьёз.

Мы говорим именно о мужской позиции: о том, как часто мужчины в своих семьях ощущают неуважение, когда любые их попытки быть услышанным гаснут под градом обвинений в «неправильном ку». Если тема мужского «я тоже человек» не интересна женщинам, то стоит ли тогда тратить жизнь на отношения, в которых тебя превращают в кухонный сервиз?
Поэтому пусть не удивляются такие женщины, что мужчина заводит любовницу на стороне ("любовница от слова любит").
А чего они ещё ожидали?
В любовнице важно в данном случае то, что она готова выслушать мужчину, стать его другом.  А не только дать секс. 

Мизогинийкой фонит. И сильно. Давайте я вам объясню от лица женщин. Попробую, как минимум. 

Априори женщина уважает своего партнёра. И выдаёт ему неплохой такой карт-бланш доверия и респектов. Но мужчины в массе своей изначально не уважают женщин. Как людей. Как личностей. Женщина где-то на уровне собаки, а в некоторых странах даже официально, на государственном уровне на уровне собаки. Такой вот каламбур. Женщина - недочеловек или не человек вообще.

Разговор изначально посвящён именно мужской точке зрения. Когда вы привычно переводите тему на женщин, вы фактически меняете фокус: обсуждение неуважения жён к мужьям стало обсуждением неуважения мужей к женам.
Мы же  сейчас говорим о том, что многие мужчины испытывают в браке: ощущают, что их жёны не уважают, не слушают, игнорируют их интересы и вкусы, порой даже презирают.
Часто даже мелкие бытовые замечания (например, что жена ходит в грязной домашней одежде несколько дней подряд или не убирает на кухне) вызывают ссору, поэтому мужчинам приходится либо терпеть, либо замыкаться в себе. 

При этом сложились явные двойные стандарты: женщины склонны контролировать, как мужчина одет, чем занимается и как проводит свободное время, но часто совершенно не интересуются тем, как он видит отношения, не спрашивают о его потребностях и не готовы принять честную критику в свой адрес. В итоге создаётся ощущение, что муж в семье лишь «обслуживающий персонал», а не равноправный партнёр.

Конечно, я не отрицаю, что среди мужчин тоже бывают те, кто не уважает своих жён, и проблема двусторонняя. Но сейчас речь идёт о мужских жалобах: очень многие испытывают в браке нехватку уважения со стороны женщин.
Женщинам о свих проблемах тоже нужно говорить — но в другом контексте, в другой раз, когда речь будет идти о проблемах женщин.  И я тоже поучаствую.
Но предварительно: мужчины уважают своих жён значительно чаще, чем жёны своих мужей. 

Нет. Эта проблема выглядит именно так только с точки зрения мужчин. С точки зрения женщин - строго наоборот, то есть мужчины не уважают своих жен.

Разумеется, но всё-таки любой социолог знает, что надо изучить позицию всех сторон.
Я тут говорю именно о позиции мужчин, а женщины почему-то всё пытаются перевести на себя. Это, думаю, связано с тем, что гендерные вопросы часто обсуждаются в контексте феминизма, который исторически акцентировал женский опыт.
Мужчины, в свою очередь, часто чувствуют, что их точка зрения маргинализируется, особенно если дискуссия фреймируется как "проблема женщин". Это создаёт напряжение: мужчины хотят, чтобы их голос был услышан,  отдельно, без автоматического переключения исключительно на женский контекст.
Нас часто женщины вообще не желают слушать! Наше мнение. Рассказ о своих мыслях и переживаниях.
Мой друг говорил: "У кошки, и то больше сочувствия ко мне, чем у жены".
Развёлся, разумеется.

А часто ли женщина спрашивает у своего  мужчины: "Какой ты меня видишь?", "Какие недостатки у меня могут быть?"  Редко, даже не задумываются это спросить! 

Ели женщина и задаёт такой вопрос, откровенный ответ мужчины часто встречает негативную реакцию — обиду, раздражение или "дуться". С точки зрения мужчин, это создаёт дилемму: быть честным или прибегать к "вежливой откровенности", чтобы избежать конфликта.
Но сама женщина позволяет себе пол-оборота завить о недостатках мужчины, да ещё и раздуть их.
Типичное?
 

Смотрите: до брака мужчины часто самодостаточны: могут жить отдельно, готовить, стирать в машине, ходить в магазин. После брака они всё это напрочь забывают, включая где находятся вилка и нож.  Но я думаю, уважение теряется по другим причинам.

Утверждение о том, что мужчины после брака "напрочь забывают", где находятся вилка и нож, не подтверждается социологическими данными. Современные исследования показывают, что участие мужчин в домашних делах в России постепенно увеличивается, хотя традиционные гендерные роли всё ещё оказывают влияние. К сожалению.
Распределение домашних обязанностей: Опрос, проведённый страховыми компаниями "Росгосстрах Жизнь" и "Росгосстрах", показал, что 32% мужчин утверждают, что домашний труд лежит преимущественно на их плечах, а каждый четвёртый (28%) занимается этим наравне с супругой .
https://www.vedomosti.ru/press_releases/2022/06/17/polovina-rossiiskih-muzhchin-gotovi-uiti-v-dekret-ili-zanyatsya-domashnim-hozyaistvom-vmesto-suprugi?utm_source=chatgpt.com
Да и в жизни.
Мы, мужчины, часто очень любим готовить.
Таков я, таковы и многие мои друзья-коллеги-знакомые-родственники.