Пещера историй

Мы восседали на их сухих горячих спинах, усыпанных шипами. Казалось бы, это они должны нападать на нас и захватывать нас, но мы их приручили. Приручили, чтобы захватывать другие расы. Вернее, нет, чтобы защищаться от других рас. Ведь никто не рождается с желанием порабощать миры. И мы не хотели быть такими. Нас принудили темные времена.

Она отбивала «чатку» (местный ритмичный соло-танец) посреди таверны. Да так ловко и ладно, что вокруг собралась вся публика того вечера. Даже закадычные пьянчуги, и те подползли ближе, отвлеклись от выпивки и во все глаза смотрели на Одетту, ничейную дочь. Семьи у нее не было, зарабатывала она себе на жизнь танцами.

Легкой походкой, облачившись в зеленый разлетающийся плащ, Аурель шел по зеленым долинам и лесам. Глаза его горели ярко, безудержно, в душе дребезжали храбрость и самоотверженность. Время от времени он доставал свою флейту и поигрывал легкую переливчатую мелодию для приключений, которую сам себе и сочинил.

Сквозь межгалактические океаны и звездные бушующие ливни и торнадо ты летела сюда, стремилась, очень хотела жить.

Девять раз я тебя искал,

Что влекло постоянно смерть,

Каждый раз я в пути страдал,

Не догнав благородный свет.

Мне здесь холодно было и сыро,

Каждый день я свой свет берегла,

Он просвечивал в старые дыры

На вуали, что вечно была.

Подсознанье от мусора чистится -

В глубину уплывёт тёмно-синюю,

Где уже наконец-то и выспится,

Обретёт чистоту изолинии,

Как два полюса, тянутся пары,

Что не рядом друг с другом живут.

Им хотят приготовить отвары:

Мол, забудьте о бреде причуд.

А вы иллюзий дальний берег

Покиньте живо, безвозвратно:

Там безыскусно ветер веет

И каждый раз зовет обратно.

Иссохли мысли, всё иссохло,

Слова пропали, ветер стих,

Воображение оглохло —

Всё в мыслях немощных моих.

Мы с тобою в системе счислений

Одинаковой, милый, мы схожи,

Благородно справляюсь с течением времени,

без тебя стало легче, глаза закрываются.

В основном я не чую всех каменьев бремени,

и в подушку лицо из солей не вжимается.

Возвращаюсь, к тебе возвращаюсь,

Нет, не шагом тем робким, но быстрым:

Я лишь мыслями рвано скитаюсь,

Отдавая приказы министрам,

Этот снег никогда не растает,

Ведь зима затянулась на век,

И тот день никогда не настанет,

Когда будет оттаивать рек

Ты какой-то чуть-чуть сумасшедший,

Коль сжимаешь мне яростно душу,

Ты, как свет, на меня снизошедший,

В честь которого космос обрушу.

А желания все наши лживы —

Их пора, и давно, под запреты.

Мы в примерочных душ с тобой, милый,

Откровенно и пошло раздеты.

Никогда не забыть очи,

Что по-прежнему ум топят,

Засорив лишь тобой ночи,

Заливая в меня опий.

Не сжимай своей сталью мне руки,

Без тебя всё полгода, как скисло,

Мысли с бешенством рвут всюду звуки,

Из груди — тишина. Страха числа

Пробегают, стравляя нам будни,

Им в молчаньи сидеть приходилось,

Ведь слова солонили мечты.

И в молчании этом варилась

Невозможность быть вместе. Жгуты

Безысходности душу давили,

Они изначально тянулись

К той встрече, что стала важна,

Они так внезапно столкнулись,

Что чувств их убила волна.

Сегодня разрублены путы,

Стянувшие кисти мои,

Они от верёвок раздуты,

От чувства тяжёлой вины.

Коль предначертано – расслабься,

Судьба сказала – всё прими,

И хоть жалей себя, хоть плачься,

Хоть утони, хоть всех вини.

Я проснулась в чудеснейшем мире,
Обновленном и крайне прелестном.
Все за ночь растворилось в эфире,
Но ведь так не всегда было. Честно.

Мрачная крепость Рангхалла уверенно стояла на небольшом возвышении, окруженная темными раскидистыми деревьями.
Треск сверчков вокруг и неяркий оранжевый свет в маленьких квадратных окнах создавали уют вместо того, чтобы предостеречь путников, отважно приближающихся к укрытию главного вора в королевстве.
Гидеон высунулся робко из-за куста, с осторожностью осматриваясь. Крепость казалась не охраняемой, словно она в действительности являла собой таверну, радушно приглашающую гостей.

У каждого есть свой Мерлин,
У каждого Мерлин есть.
Звучит это несерьёзно,
Но есть всё ж такая честь.

Все вокруг вибрирует. Я вижу в воздухе линии словно дождь из тех самых помех в телевизоре и могу к ним прикоснуться. Я беру рукой пространство и расширяю его, сужаю, меняю частицы, детали и создаю то, что мне нужно: я подстраиваю мир под себя.

Чернокнижник шел устало по площади Башни. Высотные футуристические здания гордо стояли неподалеку и угрюмо молчали. Страж, вздохнув, глянул на них и пошел дальше, пересекая площадь.

На площади было много продавцов, однако, никто из них не орал во всю глотку «подходи, покупай» или «у меня самые лучшие товары». Они вообще, казалось, смиренно ждали того момента, чтобы к ним хоть кто-нибудь подошел, и не собирались нагло навязываться к каждому Стражу. Наверное, то были последствия пережитой катастрофы, когда пришла Тьма, когда нужно было бороться, когда нужно было объединиться и научиться кооперировать, а не соперничать.

Нет, я совсем не разговариваю. Зачем? К чему пустые разговоры? К чему это перемалывание букв в моем протухшем рту?...К чему это...?

Мы все здесь протухли: они, Пустые, и я, бессмертный и немного человечный. Человечный в мимолетных промежутках, в промежутках настолько малых, что я начинаю забывать, кто я есть на самом деле и есть ли во мне что-то еще человечное. Хотя, вероятно, я этого никогда не смогу понять до конца и ощутить. И мне придется смириться с неизменной реальностью, в которую я по воле рокового случая попал.

Сквозь бесчисленные галактики, бесконечные королевства и миллионы жизней. Вот я стою, мама, с мечом в руке. Или это не меч? Это слово? Волшебная палочка? Это я или кто-то другой? Я не знаю. Вероятностей слишком много, и я не знаю даже половины из них, потому что они меняются так быстро, что мне показалось, будто у меня в руке меч.

Она проникновенна и спокойна до крайности, до самой сумасшедший и безумной крайности.
Она вселяет себя в душу. Она блаженна и великолепно проста.