Арина Ностаева

Она лежит на грязном полу, и трусы у нее спущены до самых колен. Юбка задрана, я вижу копну черных, так напоминающих мне клубок пауков-сенокосцев, волос. Ноги раздвинуты. Я вспоминаю анекдот про кальмара и тихо смеюсь.

22 октября 1989 года в воскресенье после 9 часов вечера Джейкоб Веттерлинг (11 лет), его младший брат, Тревор (10 лет) и друг, Аарон Ларсон (11 лет) возвращались на велосипеде из магазина Loaf 'N Jug в Сент-Джозефе (штат Миннесота), когда Дэнни Хайнрих, одетый в импровизированную маску из чулка и вооруженный незаряженным револьвером, подошел и приказал мальчикам бросить велосипеды в канаву и лечь лицом вниз на землю. Затем он спросил у каждого мальчика возраст. Брату Джейкоба он велел бежать в ближайший лес и не оглядываться, пригрозив застрелить. Затем Хайнрих взглянул на лица двух оставшихся мальчиков. Он выбрал Джейкоба и велел Аарону бежать и не оглядываться, пригрозив застрелить. Это был последний раз, когда Джейкоба видели живым.

Раньше он думал — в парках лучше. В тех из них, где дорожки из гравия плавно перетекают в детские площадки. Не потому, что качели и пластмассовые горки окружены деревьями и никто не увидел бы его с балконов ближайших домов.

Правдивая история — вот что его интересовало.

Когда сидишь на лавочке, а вокруг бегают дети, нужно быть уверенным, что ничего подозрительного в тебе нет. Что ты просто гулял по осеннему парку, любуясь листвой и поздними цветами, устав под конец и присев на скамейку. И так уж вышло — она как раз пустела на детской площадке. А ведь в остальной части парка лавочек совсем немного. Знаете, у фонтана парочка вечно занятых. У пруда. И только здесь нашлась свободная. Понимаете?

Нужно быть уверенным, что так подумают остальные.

Она сдавила пальцы еще немного, и хруст зазвучал у меня в ушах. Он не был похож на треск веток в лесу, когда случалось наступить на них неаккуратно. И орешки тоже хрустели иначе.

48 часов. Нет ничего важнее первых 48 часов. Я смотрю на стрелки, что обреченно несутся по кругу. Три минуты, и от надежды не останется и следа. Где же ты, братишка?

Мальчик Сева очень хочет поехать в Диснейленд. Он очень хочет. Очень...

Ты то, что ты ешь — означало совсем другое. Ты есть, пока ешь — так это звучало. И я ел, боясь исчезнуть. Исчезнуть — это очень страшно. Это неприятно. И начинается эта пустота в животе.

Месть — это блюдо, которое лучше подавать холодным. Я же зажариваю его на сковороде, щедро поливая растопленным маслом. Веточка розмарина тоже туда отправляется — для аромата.

Мама часто говорила мне в детстве, что с первого раза я ничего не понимаю, и все-то ей приходится повторять. Снова и снова. Теперь же она сама не могла уяснить простых вещей — ни с первой попытки, ни с десятой.

— Ну обними мать, в самом деле, — так начинаются наши встречи.

И я делаю, я обнимаю, ведь это легче, чем объяснять. Но за спиной, за ее плечами, мама не видит, как я тону. Как стискиваются мои зубы, и как плотно я сжимаю веки. Словно вода вокруг, и я не могу дышать.

История о скитаниях простого человека в непростое время. Лень, зависть, чревоугодие, блуд, тщеславие, жадность и гнев — со всеми предстоит ему встретиться.

Родители Бена развелись, и ему с отцом пришлось уехать. Бен очень любит папу, а папа любит его. Вот только от любви этой исходит зловоние, она пожирает свет и убивает радость.

От враждебного мира вокруг Марти убегал в свой внутренний, сотканный из страниц его любимых произведений. Айзек Азимов, Роберт Хайнлайн... Он мечтал когда-нибудь встать с ними в одну линию, начав писать свои собственные научно-фантастические истории. Так бы и случилось в далеком и светлом будущем, если бы кто-то не заслонил рукой солнце, погрузив Марти во тьму, черную как смоль.