Non progredi est regredi
Один "Космический конькобежец": катер с системой ArtIn.
Один Рой Тануки: вор, контрабандист и торговец без зачатков совести.
Один Ли: эльфеныш, удравший из родного мира изучать астрофизику.
Один дракон... нет, два, нет, четыре дракона. Пара десятков владык Альгамы. Несколько сотен техноэкстремистов и Гойл, разумный орангутанг.
Очень, очень много вопросов.
И только один из них - по-настоящему важный.
Какой?
Один Рой Тануки: вор, контрабандист и торговец без зачатков совести.
Один Ли: эльфеныш, удравший из родного мира изучать астрофизику.
Один дракон... нет, два, нет, четыре дракона. Пара десятков владык Альгамы. Несколько сотен техноэкстремистов и Гойл, разумный орангутанг.
Очень, очень много вопросов.
И только один из них - по-настоящему важный.
Какой?
Пройти десять миров, чтобы найти тот, что станет родным – и обрести в нем лишь одиночество и безумие?
Пересечь континент, спасая родных – и потерять их, свободу, свою природу и все, что давало смысл?
Совершить преступление ради спасения своего народа – и быть изгнанным теми, кому принес в жертву честь?
Впору позволить себе опустить руки. Отчаявшись, закрыть глаза. Разрешить ухмыляющейся смерти затащить себя на дно, откуда уже не подняться.
Но те, кто готов сражаться – сражаются. До последнего. Упав – поднимаются, и идут дальше. Они привыкли противиться судьбе – справятся и со всем остальным.
Дороги только начинают переплетаться. Даже предсказателям XIII департамента не дано предугадать, чем отзовутся решения Здравовича. Рука протянута, и даже Вега де Вайл не посмеет больше не считать этот мир своим домом. Скрипка не умолкнет, и даже Киммерион признает, что ему есть, за что бороться.
Потому что противникам судьбы все равно, имеют ли они право сдаться. Они больше не умеют сдаваться.
Пересечь континент, спасая родных – и потерять их, свободу, свою природу и все, что давало смысл?
Совершить преступление ради спасения своего народа – и быть изгнанным теми, кому принес в жертву честь?
Впору позволить себе опустить руки. Отчаявшись, закрыть глаза. Разрешить ухмыляющейся смерти затащить себя на дно, откуда уже не подняться.
Но те, кто готов сражаться – сражаются. До последнего. Упав – поднимаются, и идут дальше. Они привыкли противиться судьбе – справятся и со всем остальным.
Дороги только начинают переплетаться. Даже предсказателям XIII департамента не дано предугадать, чем отзовутся решения Здравовича. Рука протянута, и даже Вега де Вайл не посмеет больше не считать этот мир своим домом. Скрипка не умолкнет, и даже Киммерион признает, что ему есть, за что бороться.
Потому что противникам судьбы все равно, имеют ли они право сдаться. Они больше не умеют сдаваться.
Одним – цветущие сады, натуральные продукты, любые развлечения, свобода передвижения и власть над миром, надежно защищенным высокой стеной. И бессмертие в придачу.
Другим – монотонная работа с раннего утра и до позднего вечера, синтетическая котлета с имитированным пюре, и как предел мечтаний – пятнадцатиметровая квартира на окраине сектора.
Третьим – контракт с «RentCorp» и сдача своего тела в аренду. Очнуться двадцатилетним в сорок пять: ни юности, ни друзей, ни семьи, ни будущего, ни даже воспоминаний.
Одна ошибка в работе биоинженера, один сбой в прописанной системе ценностей – и Макс вынужден задать себе вопрос: как сделать выбор между вечностью и человечностью?
Хотя беспокоиться ему следовало бы о том, куда бежать в городе, где каждый сантиметр просматривают камеры и дроны, где в каждой голове – нейрочип, где нет ни друзей, ни союзников для того, кто еще вчера был элитой из элит.
Другим – монотонная работа с раннего утра и до позднего вечера, синтетическая котлета с имитированным пюре, и как предел мечтаний – пятнадцатиметровая квартира на окраине сектора.
Третьим – контракт с «RentCorp» и сдача своего тела в аренду. Очнуться двадцатилетним в сорок пять: ни юности, ни друзей, ни семьи, ни будущего, ни даже воспоминаний.
Одна ошибка в работе биоинженера, один сбой в прописанной системе ценностей – и Макс вынужден задать себе вопрос: как сделать выбор между вечностью и человечностью?
Хотя беспокоиться ему следовало бы о том, куда бежать в городе, где каждый сантиметр просматривают камеры и дроны, где в каждой голове – нейрочип, где нет ни друзей, ни союзников для того, кто еще вчера был элитой из элит.