Наумова Вера Владимировна

- Нам надо поговорить, - властно сказал Дмитрий.
- Говори, - согласилась, все еще улыбаясь.
- Я перегорел. В наших отношениях пропала искра. Ты и сама это понимаешь. Поэтому , без скандалов и слез мы расстанемся.
Тарелка с блинчиками, которые я продолжала держать, выскользнула из вдруг ослабевших рук. Но я еще продолжала улыбаться, улыбка, словно маска застыла на онемевших губах.
- Перегорел.... - только и смогла выдавить я, чувствуя, что в горле образовывается тугой комок, перехватывающий дыхание.
-

Я умирала. Чувствовала, как останавливается сердце. Вот опять его удар, чуть похожий на дерганье,перешел в мою агонию, но я все понимала, сознание не хотело покидать. Страшно не было, все жуткое уже свершилось. Я ведь не должна ничего бояться, как говорила моя наставница. И я не боялась. Сейчас кончатся мои мучения, боль и унижения, и я просто хотела, чтобы этот удар сердца был последним. Остановилось.... Темнота... И из этой темноты, что казалось, поселилась внутри меня, поднималось то, что сильнее меня. И это что-то толкнуло остановившееся сердце, заставило забиться пойманной птицей, ловя ритм, а потом пробежалось по венам, задержалось на кончиках пальцев. Сила, моя сила проснулась во мне, не дав уйти за грань. Затем эта сила вырвалась, я почувствовала её, как она пронеслась по поляне. Раздались предсмертные крики тех, кто меня мучил. А потом наступила тишина, звенящая в ушах, и только тогда сознание покинуло меня. Но это была уже не смерть.

Может ли уже не человек сохранить в себе человека, если все вокруг считают тебя нежитью, достойной только быстрой смерти? Может ли бороться с собой и новой сущностью? И может ли нежить любить, если считается эта нежить разумной?