Он волочет меня по ступеням на площадку и начинает душить. Стискивает горло, для верности бьет затылком о стену. И я понимаю кристально четко, что... Меня. Убивают. Прямо здесь и сейчас, в разбитой хрущевке, в задрипанном городишке, в самой глубокой заднице нашей умом не понятой, аршином не измеренной. Шершавыми, желтыми от никотина лапищами, под завывание стылого ветра и грохот ливня по стеклу. Какая ужасная в своей серости смерть.