Она не плакала. Каждое утро она ставила очередной кусочек себя на место. Не осталось ни крыши, ни стен, ни окон, которые можно открывать, ни дверей, в которые можно стучаться. Ничего не осталось. И никого не осталось. Но она каждое утро упрямо ставила кусочек себя на место.