Сто тысяч лет развития. Взлёты и падения. Гибель старых империй и рождение новых. Победы и поражения в битвах с чужими. И вот, восемь звёздных государств на пике могущества. Позади пятнадцать тысячелетий письменной истории, исследовано четверть галактики, созданы технологии мгновенных прыжков на тысячи парсек, по планетам расплескалось море из сотен триллионов разумных, меж десятками тысяч обитаемых систем снуют миллиарды кораблей, миллионы бессмертных торят вечность. Опасные чужие либо уничтожены, либо прозябают в карантинных мирах.
Окончательная победа? Вселенная для человека? #ГалактикаНаша?
Нет. Всё это — ничто перед наступлением Неизбежности. Древняя сила просыпается, как не раз уже делала на протяжении истории, и каждый раз, проснувшись, сила эта — сметала с лика галактики налёт разумной жизни. В бесконечном мартирологе тысячи исчезнувших цивилизаций, миллиарды взорванных планет, квадриллионы ушедших во тьму разумных.
Сто тысяч лет развития. Взлёты и падения. Гибель старых империй и рождение новых. Победы и поражения в битвах с чужими. И вот, восемь звёздных государств на пике могущества. Позади пятнадцать тысячелетий письменной истории, исследовано четверть галактики, созданы технологии мгновенных прыжков на тысячи парсек, по планетам расплескалось море из сотен триллионов разумных, меж десятков тысяч обитаемых систем снуют миллиарды кораблей, миллионы бессмертных торят вечность. Опасные чужие либо уничтожены, либо прозябают в карантинных мирах.
Окончательная победа? Вселенная для человека? #ГалактикаНаша?
Нет.
Всё это — ничто перед наступлением Неизбежности. Древняя сила просыпается, как не раз уже делала на протяжении истории, и каждый раз, проснувшись, сила эта — сметала с лика галактики налёт разумной жизни. В бесконечном мартирологе тысячи исчезнувших цивилизаций, миллиарды взорванных планет, квадриллионы ушедших во тьму разумных. Всё это вновь ждёт вселенную.
Перед тем как открыть дверь в управление полиции, Влад толкнул нити. За четырнадцать лет это действие стало привычным, как дыхание. Две нити обнаружились в правой руке, у локтя. Они болели и саднили. Ещё две — в голове, от них тянуло страхом. Четыре — плавали рядом с печенью, и ощущения от них шли кислые и горькие. Ещё одна воткнулась в сердце; холодная, помертвевшая.
Хелена жива. Ей плохо, но — жива.
Лифт вознёс его на семнадцатый этаж. Во время подъёма Влад рассматривал отражение в кривом зеркале стен из полированного металла. Худой, с грубым некрасивым лицом, растрёпанные волосы, лиловые тени под глазами, мятый костюм и несвежая рубашка. Классический образ из криминальной голодрамы — муж, у которого похитили жену.