Цикл «Навьи сказы»

С раннего детства жил Влад в тереме киевского князя, только не был он счастлив ни единого дня. Звала его душа далеко-далеко, а куда — сам не догадывался, пока не повстречался с Кощеем Бессмертным. Тут-то и началась его история.

Сотни лет простояла граница меж мирами и однажды пала. Разгорелась битва великая, в которой потерпели поражение люди-русские. На тонком волоске теперь Явь держится, оборвется — и канет во тьму кромешную нечисти да ворогам на забаву.
Что ж. Там, где пасуют мечи, всегда найдется место хитрости. А там, где и хитрость не убережет — чары да воля тверже меча булатного.
Так думала Ольга, дочь воеводы, в дорогу отправляясь, и невдомек ей было, чем путь тот обернется, и что встретит она не только чудо-юдищ да змиев летучих, а самого Кощея Бессмертного, а то и кого похуже.

Видеть то, чего не видят другие — плохо или хорошо? Всякий ответит по-своему и в зависимости от обстоятельств, которые себе нафантазирует. Психологию приплетет, а то и психиатрию. Только все это неважно — мышиная возня. В неидеальном мироздании, не имеющем рамок и границ, вообще все возможно.
Кира сравнивает окружающий ее мир с лесным болотом. Кому-то, как бабочкам-однодневкам, удается порхать над тяжелой мутной гладью, ничего не замечая вокруг. Но кроме них есть водомерки, скользящие по самой поверхности. Или те, кто проваливается глубже и глубже.
Кира сидит на крыше, смотрит, как оживает огнями вечерний город. Закаты и подступающую ночь она любит всяко больше рассветов. Кира знает о существовании врагов, таящихся в глубинах болота, а в друзей она пока не верит.
Пока.

Литеру «К» Тимофей старательно выводил карандашом в тетради с пожелтевшими от времени страницами. Аж язык высунул от усердия. Людям письмо давалось проще, но оно и понятно: у них руки. А у него — лапки. Когда он почти уже дорисовал, с кухонного стола спикировал на пол нож, а за спиной поинтересовались зловещим скрипучим голосом:
— И чего…й-то ты такое делаешь, ась?..

Литеру «К» Тимофей старательно выводил карандашом в тетради с пожелтевшими от времени страницами. Аж язык высунул от усердия. Людям письмо давалось проще, но оно и понятно: у них руки. А у него — лапки. Когда он почти уже дорисовал, с кухонного стола спикировал на пол нож, а за спиной поинтересовались зловещим скрипучим голосом:
— И чего…й-то ты такое делаешь, ась?..

— Гриша! Гриша, вставай!!! — серый дымчатый хвост то там, то здесь виднелся среди трав. Над деревней, полем, проселочной дорогой и лесом гремел пронзительный мяв, складывавшийся в слова: — ГРИША ПОРА!!!

— Гриша! Гриша, вставай!!! — серый дымчатый хвост то там, то здесь виднелся среди трав. Над деревней, полем, проселочной дорогой и лесом гремел пронзительный мяв, складывавшийся в слова: — ГРИША ПОРА!!!

— Кот бежит, земля дрожит… — пробормотал Митька сквозь дрему и сам себе удивился: — Стоп. Почему кот? Конь же.
Сидящая за столом Василиса тихо хихикнула.
— Коней не держим, — отозвался из-за печки Прокопыч. — Ну разве только энтих… тыгыдынских.
В этот момент дверь открылась и в комнате возник Тимофей. Вбежал он с такой резвостью, что никто и не заметил как. И тотчас, вертясь посреди комнаты, словно был мелким несмышленым котенком, охотящимся за собственным хвостом, возопил:
— Бяда!..

— Кот бежит, земля дрожит… — пробормотал Митька сквозь дрему и сам себе удивился: — Стоп. Почему кот? Конь же.
Сидящая за столом Василиса тихо хихикнула.
— Коней не держим, — отозвался из-за печки Прокопыч. — Ну разве только энтих… тыгыдынских.
В этот момент дверь открылась и в комнате возник Тимофей. Вбежал он с такой резвостью, что никто и не заметил как. И тотчас, вертясь посреди комнаты, словно был мелким несмышленым котенком, охотящимся за собственным хвостом, возопил:
— Бяда!..