Здравствуйте, я Котовский. Нет, не сумасшедший, как утверждает доктор Тимур Тимурович. В Париже 1920-х я нашёл банку кокаина, ставшую пропуском в богемный мир. Эти фальшивые революционеры превратили меня в звезду кабаре, где я рассказывал правду, которую принимали за авангардное искусство. Встреча с тибетскими монахами и их глиняным пулемётом показала мне: все реальности одинаково иллюзорны. С художницей Анной мы создали "Театр Революционной Пустоты" – высмеивая все идеологии. Когда пришёл Чапаев, предложив переплыть реку и навсегда исчезнуть из мира форм, я колебался. Но после перестрелки с Тимуром Тимуровичем всё решилось – мы с Анной ушли вслед за Чапаевым, оставив вам эти рассказы как свидетельство последней революции.
Я, Григорий Котовский, никогда не думал, что окажусь в Париже 1920-х годов, спасаясь от психиатра Тимура Тимуровича. Судьба подбросила мне странный подарок — банку с кокаином, найденную на вокзале. С этого момента моя жизнь превратилась в театр абсурда. Я, настоящий революционер, попал в общество фальшивых парижских бунтарей, которые принимают революцию за модное развлечение. Моя попытка использовать кокаин как "валюту" обернулась гротескным "революционным перформансом" в салоне богатой парижанки. Теперь я выступаю в кабаре, рассказывая правду о своих приключениях с Чапаевым и пустоте, а публика воспринимает это как сюрреализм. Но мне ли жаловаться? Ведь революция — это тоже всего лишь иллюзия.
Мой пациент, поэт Пётр Пустота, полностью погрузился во вторую фазу своего психоза. В Париже он успешно интегрировал свою иллюзорную личность "командира Котовского" в богемную среду, превратив психическое расстройство в авангардное искусство для жаждущей экзотики публики. Опасное развитие получила его бредовая система: появилась новая фигура – мистическая "Субэдэй", а буддийские концепции слились с революционной риторикой в символе "глиняного пулемёта". Пациент теперь видит революцию как метафизический акт, разрушающий сам концепт реальности. Особенно тревожно, что он ассоциирует меня с репрессивным началом, а свои галлюцинации – с истинным освобождением. В своих попытках вернуть его к действительности я сталкиваюсь с неожиданным вопросом: не является ли его "безумие" просто иным, неконвенциональным способом восприятия мира?
Ну, Петька, удружил — я аж с коня от смеха упал! Вместо того чтобы просто переплыть реку абсолютной любви, ты целую кинофабрику пустоты организовал! Гляжу с того берега и думаю: "Вот ведь стервец какой — даже из светящейся Сены революционный символ сделал!" А режиссёришка этот, Морель, сам не понял, какую бомбу под реальность подложил. Я-то своим пустым маузером только одного-двух просветлить мог, а у вас там — массовое озарение пошло! Особенно потешает меня ваш докторишка — стоит, как баран на новые ворота уставился, а потом и сам в пустоту заглянул! Эх, Петька, быстро ты смекнул, что настоящий революционер не тот, кто сам удирает в пустоту, а кто других туда тащит на буксире!