Анонимные рисунки
Автор: krukoverВ автобусе чего только не услышишь. Восточный стиль: все разговаривают с максимальной громкостью и, что характерно, каждый - о своем. Разговоры на двух языках, я автоматически выделяю русский.
Слева от меня литературные критики:
— Гоголь, конечно, был гений, я не замахиваюсь, все мы из шинели, так сказать, хотя большинство из телогрейки, но изучение «Тараса Бульбы» в школе... ну, я не знаю.
Они же там всех режут, и это так, значит, замечательно, когда они режут, а вот, когда их режут, - это ужасно и мерзко. То есть, когда они бьют — это хорошо и похвально, а когда их бьют — это плохо. Сплошной гимн дружбе и интернационализму! Сплавали за море пожгли турок — молодцы. Порезали поляков — молодцы. Евреев потопили — молодецкое развлечение. Жиды трусливые, жалкие, грязные, корыстные и пронырливые, и их потуги спастись от смерти вызывают только смех. Полезная для школы книга. Особенно полезно ее изучать, наверное, именно евреям, полякам и туркам. Удивительно гуманный образец великой русской классики.
- Всё таки в цензуре было что то положительное. Сейчас в русских магазинах можно купить столько всякой гадости, что я, например, боюсь покупать незнакомые мне книги, да и на знакомые смотрю с опаской, особенно переводные. Переводит - кто попало; как то купила сыну «Карлсона», уж казалось бы, чего бояться - ан нет, оказался новый перевод, отвратительный: домомучительница там называется домокозлючка, с тех пор если сама не проведу полчаса за книжкой, не покупаю.
Справа - две женщины, первая сетует:
- Подошел ко мне старший и спросил: «Мам, ат менаелет машэу бе форум?» И такая жалость в глазах появилась. Дитю одиннадцать лет, он менаель форум, вебсайты тока так делает, про фотошоп я уже не говорю. Мне иногда так стыдно, он мне про свое рассказывает а я и поддержать не могу.
Собеседнице тоже не терпится поделиться:
- Это что! Загадываю загадку дочке: «Не лает, не кусает, а в дом не пускает». Дитё спрашивает: «Это будет «кто» или «что»?» А потом добавляет: «Если «кто», то это - охранник, а если «что», тогда - сигнализация».
Впереди меня сидит дамочка с откормленным малышом на руках. Малыш ведёт себя абсолютно развязно - мамаша ноль эмоций. Наконец, баловень находит себе очередное развлечение - старается грязным ботинком дотянуться до белых брюк рядом сидящей женщины. Та пытается отодвинуться, не выдерживает и делает замечание мамаше весёлого дитяти. В ответ на это мамаша выдает тираду о неприкосновенности израильских детей, о свободе воли и о раскованности ребёнка. Причем, иврит ее - с отчетливым хохлятским акцентом. А рядом стоял парень панковского вида и меланхолично жевал резинку. Выслушав монолог, он также меланхолично вытащил изо рта жвачку и прилепил её на лоб стороннице свободы воли. Мадамка, понятное дело, офигела, а панк ей пояснил:
- Я тоже с детства раскованный...
Как раз остановка. Содрогаясь от смеха, вываливаюсь из автобуса. У меня встреча с учителем рисования. Заодно хочу с ним обсудить некоторые проблемы адаптации ребятишек из СНГ.
Вхожу в студию, где урок еще не кончился. Как раз в тот момент, когда судьба ставит сценку, после которой мой вопрос об адаптации кажется лишним.
Малыш с явно семитской внешностью на чистейшем иврите страстно доказывает классу, что он «русский». Звучит это так: «נכון, שאני רוסי» (правда, я - русский).
Посетовав на то, что, теряя русский язык, ребенок теряет и российскую культуру, мы перешли к непосредственно рисункам. Меньше всего ожидал, что виденье мира у некоторых школьников овеществляется так своеобразно. Нет, были, конечно, и типичные для детей домики, царевны, птички, собачки. Был, даже, карикатурный папа, весь в дыму, пытающийся то ли потушить костер, то ли повесить над ним котелок. Не обошлось без старательных, ученических, таких, как бутылка водки (?), изображенная цветными карандашами по всем правилам. А вот портрет Аэлиты удивил не только мастерством, но и тем, что мальчик (Виктор П.) действительно внес в него нечто инопланетное. И еще тем, что читал А.Толстого, - для детей олим это почти подвиг.
Еще больше меня удивил учитель, когда попросил не упоминать не только его фамилию, но и город, в котором он работает.
- Понимаешь, - сказал он, - я тут вообще-то на птичьих правах, на полставки. Ты, конечно, не обратил внимания, что школа религиозная системы МАФДАЛ. И по ее правилам дети не должны изображать людей, да и вообще рисование тут строго ограничено в сюжетах. Как, впрочем, и количество изучаемых предметов. Тут углубленно дают только иврит, арифметику и религию. Зато у нас маленькие классы, подвоз на автобусах, горячие завтраки. Вообщем, поживешь в стране побольше, сам все поймешь. А про нас не пиши, вернее – пиши, но не указывай, что это – мы.
- Ладно, - сказал я, фотографии рисунков я могу хотя бы опубликовать.
- Это пожалуйста, эти рисунки моим начальникам неизвестны, они сюда редко заглядывают. Да и газету твою не читают, тут только я один русский знаю.
- А много русскоговорящих учеников? - спросил я.
- Немного, но из тех, кто дополнительно занимается у меня рисованием, - половина.
Мы распрощались и я пошел на остановку, немного расстраиваясь из-за того, что материал придется давать анонимно. Автобус подошел быстро, я предъявил «хувши ями - многоразовый однодневный», сел у окна, прислушался.
Ну никак не думал, что ты сюда переберешься, что, совсем плохо стало у нас в Молдове?
- Да уж, чего хорошего. А помнишь Леночку, худенькую такую, с из конструкторского?
- А, такую кривоногую и тощую, как смерть. Помню, помню.
- Гм-м, так я на ней женился...
И сразу настроение у меня улучшилось.
Рисунки анонимные, фото телефоном автора.