О работе на транспорте. (Из давних публикаций на другом ресурсе, ненорматив.)

Совсем ещё пацаном, году, наверное, в 1990-м, а может даже и раньше нарыл я случайно в каком-то литературном журнале критическую статью о поэте Котове, то ли Сергее, то ли Владимире. А может, даже и не о Котове... помню только что это была простая животная фамилия, пусть будет Котов.

Поэта вафлили. Сочинял он на взгляд критика неумело, неправильно, бесталанно, а главное безыдейно. Ко всему прочему в вину поэту Котову ставились такие грехи как эгоизм и самолюбование. Но одно маленькое стихотворение, в котором Котов чмырил сам себя, критику понравилось, он назвал его лишенным иллюзий и привёл в журнале целиком. Вот оно:

Мороз по коже продирал:
Кто из тебя в итоге вышел?
Ведь все, кого ты презирал,
И те вдруг оказались выше.
Всё б ничего... что суд людей?
Но вот удар — аж сердце сжалось:
В глазах возлюбленной твоей,
Что на тебя взглянула, — жалость!

Стихотворение и впрямь неплохое. Вторая его половина осталась в моей памяти на долгие годы, всплывая из неё всякий раз, когда я вдруг начинал остро чувствовать, что чего-то недобираю от жизни (а по молодости кажется, что она должна тебе многое). Нужно сказать, что первую, менее экспрессивную половину стихотворения я почти сразу же успешно забыл, и восстановлена она здесь благодаря возможностям Интернета. Причём походу выяснилась любопытная хуйня. По запросу «Но вот удар — аж сердце сжалось» Гугль выдаёт всего одну ссылку на графоманский сайт под названием ПероМания, где данное стихотворение опубликовано в поэтическом цикле «Строки Сердца», автором которого указана «молодая поэтэсса» под псевдонимом Любовь из Чистого Золота.

Блядь... Я вот таких людей никогда не понимал. Даже если допустить, что бабе есть от этого какой-то практический толк. (Гы-гы.) Даже если допустить, что её тщеславие каким-то непостижимым образом кончает от читательского внимания к чужим на самом деле стихам (предварительно допустив наличие такого внимания). Но... сами, как бы это сказать... ощущения?.. Я понимаю воровство материального: материальное безлико, материальное — это деньги, а деньги, как известно, не пахнут. Но спиздить чьи-то стихотворные перлы? По моим личным представлениям, это приблизительно то же самое, что спиздить у человека трусы из ящика с грязным бельём и напялить их на себя... Unspeakable.

Ну да Бог ей судья, вернёмся к самому стихотворению. Я упомянул его здесь исключительно потому, что оно имеет отношение к одному давнишнему случаю, положившему начало очередному этапу моей жизни; именно с этого случая я и нырну в очередные воспоминания.

Однажды вечером, когда мне было 24 года, я лежал у себя дома на своей жене и совершал фрикции. В ту жеребячью пору мой организм требовал как минимум два семяизвержения в сутки, а лучше три. Жене приходилось туго; мои потребности намного превосходили её, и ко второму году супружества во всей квартире не оставалось квадратного метра, где бы мой не ведающий устали артефакт хоть раз не настиг несчастную супротив её желания. Поэтому, кабы не старина Котов, в тот памятный вечер я бы просто не обратил внимания на преисполненный жалости взгляд супруги: ну да, человек огорчает меня тем, что лежит подо мною бревном, и оттого ему меня жалко... Но некстати вспомнившиеся строки из бездарного поэта зародили сомнения.

— Э... Ты чего?.. — не прекращая фрикций.

— Да так. Ничего.

— А всё же?.. — замедляя фрикции.

— Да ничего... Это ты хорошо умеешь...

— Что именно? — останавливаясь.

— Залезть и кончить.

—Так... — вынимая. — А что плохо?

— Всё остальное.

— Хуяссе, — слезая.

Из дальнейшего разговора выяснилось, что в первую очередь я плохо умею обеспечивать нужды семьи. Что вчера утром порвались предпоследние колготки. Что демисезонному пальто в клеточку, оказывается, уже целых шесть лет. Что Маринка приходит на работу каждую неделю в новом батничке. («Блядь, ты могла бы не произносить при мне это слово?») Что Света с Павликом уже почти накопили на машину. Что даже в театр не в чем пойти! А мы только ебёмся, ебёмся, ебёмся...

Выслушав всё это, я молча и медленно отправился на балкон тяжелыми шагами, как статуя Командора. Испугавшись, жена засеменила следом:

— Ты что, обиделся?

— С хуя ли? — зловещще закуривая.

— Ну прости... Я ведь знаю как ты устаешь на своей работе...

А работал я тогда помощником машиниста метро. Работа была не то чтобы сильно утомительная, но геморройная, сменная. Мало того, что смены начинались в разное время на разных станциях, расписание было известно лишь на несколько дней вперёд, а платили за это надругательство над личной жизнью обыкновенные двести рублей в месяц. Решение послать такую работу нахуй в пользу более высокооплачиваемой давно уже зрело у меня в душе, и описанный случай заставил меня  это решение наконец принять.

Но где найти рубль подлиннее? Не ехать же за ним, в самом деле, на север. В Москве существовало всего несколько возможностей относительно честным трудом добывать более-менее нормальные бабки, наиболее подходящая — работа таксистом. Это были ещё те, былинные времена «настоящих» такси, когда в салонах машин уютно и тревожно тикали заводные счётчики, а километр проезда стоил целых двадцать копеек. Таксистов уважали как представителей денежной профессии, таксистам завидовали. По своему социальному рангу таксист был не ниже мясника или халдея, и нужно ли говорить, что таксистами люди так просто не становились, в таксисты люди попадали по великому блату. Блата у меня не было, поэтому особых надежд на приобщение к клану я не питал. Однако, к моему радостному удивлению всё сложилось нилучшим образом. В отделе кадров 8-го ТМП меня встретила добрая, улыбчивая тётя климактерического возраста:

— Какой славный ма-альчик!.. Ты хочешь у нас работать?..

— Ну... да.

— Проходи, садись. А кем?..

— Ну... как кем? Водителем, кем же ещё.

— Ну почему кем же ещё. Можно, например, слесарем, можно, например, диспетчером, можно...

Да можно, можно. В таксопарках все гребли бабло — от директора до последней уборщицы. Любой из социалистических таксопарков представлял из себя капиталистический мирок, обитатели которого перекрёстно оббирали друг друга, причём это даже и взятками-то нельзя было назвать... так, оплата услуг по прейскуранту. В основном, конечно, доили водителей. Выезд на линию — рубль механику колонны, чтоб путёвку подписал. Перед этим рубль бабе-диспетчеру, чтоб заказ не впарила — кому охота везти по счётчику какую-нибудь старую манду на три вокзала, когда вокруг столько «работы»? Долить масла в движок — полтинничек отпускающему масло. Выезд за ворота — двадцать копеек «вратарю». Ему же полтинник по приезду. Затем полтинник бабам на мойке, затем опять механнику, чтоб опять путёвку подписал. Сдавая бабки (их клали в специальный железный контейнер в специальных кошельках, холщевых по четным сменам и дермантиновых по нечетным) необходимо было положить в кошелёк some extra — чтобы, паче чаяния, считающий бабки случайно не обсчитался, и тебе не выкатили потом предъяву, что ты не доложил червонец; говорят, бывало и такое. Существовали особые цены на особые случаи. Например тогда, когда ты оплошал с продуванием на медосмотре перед выездом на линию. Медичке в таких случаях было положено составить рапорт и сообщить куда следует. Но если договориться, она могла сделать вид, что ты к ней пока ещё не приходил. Нужно было пойти «погулять» и придти ближе к вечеру, когда всё выветрится, а с механиком колонны договриться, чтобы оформил тебе выезд в ночную смену — якобы ты весь день машину чинил. Стоила эта услуга десять рублей. И пять механику. Что же касается починки машины — это большая, отдельная песня, я её потом спою.

Итак, зарабатывать в таксопарке можно было довольно разнообразными способами, но манил один, водительский. Во-первых, романтика — свобода, приключения, да и просто на машине покататься — вы ж не забывайте, 24-летние пацаны на машинах тогда так просто не рассекали, дай бог один из десяти. Во-вторых, все эти паразиты — механики, вратари и проч. — все они были лимитированы в своих доходах, размер их заработка был скучно предсказуем, в то время как не существовало предела возможностям настоящего Мастера; о выдающихся таксистских подвигах на ниве стяжательства ходили легенды. Например, рассказывали об одном мастере, который просидел в аэропорту три дня и три ночи, выжидая «своего» клиента и оплачивая ежесменный план из своего кармана. (Походу он должен был как-то круто прокачать вопрос со своими вратарями и механиками, чтоб «сидеть» там трое суток, т.к. машины тогда были ещё вовсе не «домашние», полагалось передавать их сменщику на территории парка.) И вот он, наконец, идёт — клиент. Оленевод приехал на симпозиум. Первый раз в Москве, планируются большие покупки, денег с собою — лом. Мастер аккуратно подходит, аккуратно интересуется куда ехать. Гостиница «Восток». Ай-яй-яй... шибко далеко, однако. Но если хорошо постараться, к вечеру можно успеть. (Времени семь утра.) Тут ведь что? Тут ведь как назло переправу закрыли, паром встал — придётся ж в объезд ехать... иначе в Москву никак. По счётчику это рублей восемьсот* будет, но, так и быть, поедем без счётчика, за пятьсот; что ж он, мастер, не человек что ли... Выбора у оленевода нет, оленевод соглашается. Мастер вывозит его на МКАД и совершает с ним пять или шесть витков, закрыв перед этим «зелёный глаз» своего авто специальным колпачком. Вечером высаживает довольного чурку у гостиницы («Москву хорошо посмотрел, аднака!») и получает с него пятьсот рублей. Все счастливы. Поэтому —

— Нет-нет, только водителем.

— Хорошо-хорошо... Заполните, пожалуйста, вот это заявленьице.

Не веря своему счастию, я заполнил заявление, в котором просил принять меня на должность ученика водителя, и уже через неделю посещал от 8-го таксомоторного парка профессиональную автошколу (права тогда делились на профессиональные и любительские), но об этом — в следующей части.

Да, а разгадка моего таинственно беспрепятственного зачисления в штат оказалась дюже проста: начальником отдела кадров, оказывается, была не баба, а доёбливый мужик по имени Вячеслав Александрович, баба его лишь замещала. Мужик свалился в больницу с аппендицитом и не успел оставить ей надлежащих инструкций; доброй женщине всё было до пизды, зачисляла на работу кого попало. За что Вячеслав Александрович её потом по слухам (образно говоря) и выебал...

Stay tuned. 

___________

*  приблизительно 80 000 рублей в ценах 2020-го