... и Герберт Уэллс тоже!

Традиционно начну издалека. 

Давным давно, в 1984 году, будучи допущенным в святая святых — в хранилище Библиотеки Дворца Ленина, и бродил между рядов сокровищ, трогая пальцем корешки книг, я заметил некоторую странность. Собрание сочинений Герберта Уэллса нарушало общую закономерность, выбивалась из общего ряда, бросая вызов моей любознательности.

Серо-голубые томики были очень неравномерно потрепаны. Первые несколько томов были буквально зачитаны до дыр, тогда как каждый следующий казался новее предыдущего, за исключением, разве что, последнего. Казалось, что читатели, как бегуны в городском марафоне, постепенно сходили с дистанции, углубляясь в собрание сочинений. 

— Герберт Уэллс, — отвечая на мой немой вопрос, пояснила кудрявая библиотекарша, — очень неравномерный писатель. В первых томах напечатаны самые интересные его вещи: всякие «Человеки Невидимки» с «Войнами Миров» и прочими «Островам Докторов Моро», потом идут романы про «попаданцев» в будущее и параллельные миры — уже менее интересные. И заканчивается все это Анной-Вероникой. Нравоучительно историей о наивной девочке, которая хочет стать женщиной. 

— Но ведь это фантастика, — сказал я, выхватив наугад один из наименее поврежденных томиков, — как фантастика может быть неинтересной?

— Ох, Алешенька, — вздохнула библиотекарша, — фантастика фантастике рознь. Есть романы, в которых сюжет определяет фантастическое допущение, а есть романы, в которых фантастика не более чем декорация, на фоне которой разворачивается обычная бытовая история «про отношения». 

— Тогда понятно, почему эти тома стоят нечитанные! — воскликнул я, — кто, в здравом уме, будет читать замаскированный под фантастику роман «про отношеньки», когда есть Лем, Стругацкие, Кларк и Казанцев? 

— Но перечисленные тобой авторы, — возразила библиотекарша, — тоже пишут о людях! Вот, например, в Солярисе товарища Лема вполне себе присутствует любовная линия. Главный герой, Крис… 

— В Солярисе главный герой это разумный кисель! — воскликнул я, — целый океан разумного киселя! И овеществленные математические концепции — симметриады и ассиметриады. И главная его мысль о том, что в космосе нас ждет неведомое! 

— Ох, Алеша, Алеша, — вздохнула библиотекарша, — какой ты в сущности еще ребёнок… Вот повзрослеешь — поймешь, что в историях важнее. 

И была, к сожалению, не права. Сейчас, тридцать шесть лет спустя, окончательно и бесповоротно повзрослев, я так не перестал ценить фантастическую составляющую в книгах. Вот только сейчас, в «Эру Джемесин», интересных с точки зрения фантастики книг выходит всё меньше и меньше. Современные авторы предпочитают придумывать другие истории. 

Даже лучшие из фантастических книг последних лет, к моему сожалению, упирали на чувства, в ущерб сюжетной логике. Еще они уклонялись от ответов на интересующие меня вопросы, предпочитая бороться с давно вымершими нацистами и куклуксканом. 

При этом безбожно подыгрывая самим себе — легко сделать правильный выбор, если угнетаемые гоблины, которых соседи считают мерзкими вороватыми ублюдкам, при ближайшем знакомстве оказываются цивилизованными существами с древней прекрасной культурой. Вопрос что делать, если при близком знакомстве с гоблинами, выясняется что ко всем прочим сомнительным прелестям — вроде попрошайничества и скупки краденого, еще воруют детей и продают дурь — так и остается открытым.

Книги перестали интриговать и учить. И, как следствие, перестали быть интересными — того, что в них осталось недостаточно, чтоб увлечь. Их можно читать, а можно не читать. А поскольку ничего не делать проще, чем делать что-то, все именно это и выбирают.