Сон (Из давних публикаций на другом ресурсе, ненорматив)

До отправления поезда всего несколько минут. Нумерация вагонов с головы состава. Оттуда же и едко-приятный дымок – круглый бок паравоза чернеет в начале платформы. Ещё дальше, еще выше –  огромный стеклянный свод над путями, пойманный архитектором в ажурную сеть железной геометрии, и воробьи – отсюда лишь солнечные пылинки – порхают в искусственном поднебесье. Громко сипит свисток, и усатый проводник, одетый под генерала, полным достоинства жеста приглашает меня внутрь вагона.

Со мной ещё мальчик. Вроде бы даже сын, но сын абстрактный, условный, назначенный. Карикатурный набоковский мальчик в матроске и гольфах, со своим молчаливым, весьма самодостаточным Внутренним Миром; очень послушный и необременительный мальчик. Мы едем с ним на Курорт, или может быть даже на Воды – мы едем с ним в купе 3-го класса, да, именно 3-го, и это вовсе не плохо: это не люкс, но это и не плацкарта; в купе 3-го класса ездят Люди Нашего Сословия, да, нашего сословия, а ведь именно на него предстоит опереться России в это трудное для нее время... Боже, храни царя.

Серо растаяла за окнами Белокаменная, уж поредел и деревянный пригород, наступил отовсюду лес, когда предложили коньяк и сласти. Я взял себе рюмку и пару баранок – для мальчика. Подумав, заплатил и за полбутылки зельтерской. 

- Нуте-с, молодой человек, пожалуйте заморить червячка!

Митя осторожно спускается с верхней полки, где читал книгу по русской истории:

- Благодарю Вас, папенька.

- Пустое...

Наступает вечер – вкрадчиво, исподволь, как всякий вечер в пути. Зловеще плывут по пыльному заоконному небу черные силуэты ёлок, печально проползают в полутьме крестьянские избы. Пора уж и на боковую.

- Приверни-ка там фитилёк, Дмитрий. Спать будем.

Купе оделось во мрак. Лишь стук колес под подушкой и редкие сполохи света на стенах от станционных фонарей. Вдруг громко засопел Митя. Что он там делает? Озорничает? Держит руки под одеялом? Или просто уснул?.. Нужно бы встать проверить, но почему-то нет сил... Наверное, я все-таки очень нерадивый отец. Впрочем, имеет ли это значение – теперь? Теперь, когда судьбы России поставлены на карту?

Мысль об Отчизне не дает мне уснуть, приводит в смятение, заставляет выйти с трубкою в коридор. Поглаживая в волнении бородку, отчаянно гляжу на пролетающие за окном просторы – поля, леса, перелески... Великий Боже, если ты есть на свете, сделай так, чтобы злая участь миновала всех нас!..

*   *   *

Мы, наконец, в провинции. Шумно, жарко и бестолково.  Тут же, конечно, рынок – с семечками, бранью и прочим; много лихих людей. Стараясь держаться от толпы подальше, веду Митю за руку к Городскому Фонтану, где нас встречает la Mademoiselle, уже окруженная гирляндой нарядных детишек.

- Ах, вот и Митя, - говорит она из под ситцевого, с кружевами зонтика. - Ну наконец-то. Скорее, дети, скорее. Шофер уже заждался.

Невдалеке стоит омнибус. Проходит несколько мгновений, и он с цокотом увозит моего Митю и прочих на некую Детскую Экскурсию, предусмотренную путешествием. Я должен буду встретить Митю в гостинице, до которой решаю пройтись пешком.

И не просто пешком. Вся прелесть в том, что я уже когда-то был в этом городе – давно, совсем маленьким – я знаю что здесь и как; я знаю, например, что до гостиницы можно дойти и Берегом Моря. И вот я иду им.

И вот родные сердцу памятные виды: плёсы, утёсы и кипарисы. Божественно, сказочно, зелено. Описывать это? Ну кто ж возьмётся это описывать... разве дурак какой. Ну как, скажите на милость, можно описать это низкое и ясное небо, прихлопнувшее все вокруг своей синевой словно крышкой? С чем сравнить этот истыканный соснами остров, так камерно и уютно пристроившийся возле самого берега – с подушкою для булавок? А эта песчано-травянистая тропа сквозь кусты и дюны, через пляжи и непляжи, и много-много волнующих тел вдоль неё?.. Последнее, как всегда, немаловажно. Вы ведь понимаете. Ну а колесо? Ну а чёртово колесо, что проступает туманным кольцом на береговой линии у самого горизонта? Отсюда не видно, но стоит подойти поближе – вздрогнешь от смеха: в нижнем своем положении кабинки с пузырями уходят под воду под радостный визг седоков и зрителей...

Однако же, вот и наше место. Я, помнится, говорил о гостинице, но это, если быть точным, обыкновенный дом в частном секторе. Хозяйка, высокая черноволосая женщина, всегда рада сдать мне на пару летних недель небольшую комнату – вот уже который год. Сейчас, впрочем, хозяйки нет – в отъезде, присутствуют лишь её родственники, неумеренно многочисленные и говорливые, впрочем достаточно любезные: проходите, не беспокойтесь, располагайтесь, ваш мальчик уже наверху, с детьми, ваша комната теперь, кажется, будет с краю... если не возражаете, конечно... прислуга в вашем распоряжении. Нэл-ли!..

Устал. Устал от всего. Броситься на кровать и забыть обо всем до следующего утра. Сразу, сейчас же. Или прежде посидеть у окна с бокалом, посмотреть на море? Пожалуй... Бутылку Кьянти, Нэлли, если не трудно. Да, и покажите где комната.

Ох, Митя, нет, мне сейчас не до военных кораблей... Безусловно, очень и очень интересная книжка. Откуда она у тебя?.. Дал Петя?.. Я взгляну на неё попозже, договорились?.. Иди, иди поиграй ещё с мальчиками...

Боже, какая мигрень. Ничто, ну абсолютно ничто не мило. И как символично, что именно в этот час, когда Россия...

Тонко, почти мелодично скрипнули петли, и терпкий йодный ветерок засквозил меж окном и приоткрывшейся дверью. Хозяйка.

- Здравствуйте, Вольдемар. Не помешала?

- Помилуйте-с!

- Я...

- Вы проходите, проходите!

- Я...

- Какой отменный нынче день, не правда ли? И давно у вас здесь такие погоды?

- Я...

- Хотите вина?

- Я, собственно, по делу.

- Присаживайтесь.

А она, оказывается, чертовски мила... И не так уж стара, как казалось... Эти щёчки, эти губки, эти бровки, этот, наконец, блеск в глазах... Да и сами глаза... Как же я раньше всего этого не замечал, старый пень?.. Или это всё Кьянти?

- Вольдемар... Вопрос щекотливый, и я прошу вас отнестись к нему с пониманием и должной серьёзностью. Возможно, то, о чём я собираюсь вас попросить, покажется вам странным и в чем-то диковинным, возможно даже выходящим за рамки общепринятого... но вы должны, должны понять меня, Вольдемар! Обещайте.

- Обещаю.

- Вольдемар, я должна измерить длину вашего члена. Не пугайтесь. У меня есть линейка – вот она. Давайте теперь член. Вы обещали.

- Но...

- Вы обещали!

- Я...

- Вы обещали!

- Да собственно, не вопрос... Гы-гы... Раз обещал – значит обещал. С превеликим даже удовольствием, знаете ли...

Вытаскиваю своего все еще сонного богатыря, и она тут же подступает к нему с черной пластмассовой линейкой ученического типа. Прикладывает и тщательно меряет – снизу, сверху, снова снизу... Вдруг хмурит бровки и расстраивается, чуть не плачет:

- Ну что такое, Вольдемар Игнатьевич! Ничего у меня не получается! Только что меряла – четырнадцать, а сейчас уже девятнадцать!.. Наваждение какое-то!

- А вы еще раз померяйте.

- Вы так считаете? Да? Еще раз попробовать?... Давайте... Ох, боже мой, а теперь двадцать два получается! Нет, я сейчас заплачу!

- Зачем же плакать, душа моя? Давайте-ка я вам сейчас кое-что объясню...

Объяснениям моим, однако, случиться не суждено. Широко распахивается дверь в комнату, и Митя кричит с порога:

- Папенька, папенька, а вот смотрите какая картинка! Видите – канонерская лодка Кореец? Она кааак бабахнет – и пиздец Варягу!

Ну, я кажется, упоминал уже, что эротика в моих снах никогда не кончается тем, чем нужно.