Мотоповесть длиною в жизнь-1

(Записано от первого лица)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Начало этой истории (или даже эпопеи) следует искать в конце 70-х. Тогда с разницей в год произошло сразу два события, без которых всего описанного не случилось бы вовсе: сперва родился я, потом мой отец приобрел свою мечту. Мечта была ярко-зеленая и с коляской, а называлась по паспорту мотоцикл М67-36, в народе просто «Урал». Именно новый мотоцикл, остро пахнущий маслом и бензином, был моим наиболее ярким впечатлением детства. 

Навсегда запомнилось, как я, сидя в коляске, держусь рукой за её борт и заглядываю вниз, между колес мотоцикла. Отец всем весом давит на кик, мотоцикл заводится и урчит на холостых – очень тихо, совсем не так, как трещащие Ижи и Восходы. Потом какой-то вертикальный рычаг с закрепленным тросиком идет вперед, клацает включенная передача, рычаг медленно возвращается назад,  в то же время начинает крутиться круглая зеленая шайба, и мотоцикл трогается – всегда очень плавно, без рывков и пробуксовки. Спицы в заднем колесе сливаются в сверкающий круг – ура, мы едем! 

Так мы ездили долго, лет не меньше десяти я оставался постоянным пассажиром коляски. Но однажды всё изменилось – впервые я попал за руль мотоцикла, причем сразу тяжелого по советской классификации. Стояли прекрасные летние дни, мы собрались ехать за медом в соседнюю деревню. Сперва все было как обычно – отец завел и прогрел мотоцикл, вырулил на высокую деревенскую дамбу, доехал до поворота, съехал с большака и вдруг почему-то остановился. Не глуша мотор, он пересел на заднее сиденье-лягушку и поманил меня из коляски. Я понял всё и сразу, и, признаюсь, от предстоящей поездки немного струхнул. Отец велел не бояться, я сел за руль, с трудом выжал тугое сцепление, включил первую передачу (отец научил) и попытался медленно отпустить рычаг. Конечно, сил моих не хватило, в конце хода тугой рычаг вырвался из левой руки, но трудяга Урал не подвел начинающего ездока – мотоцикл дернулся, крякнул, но послушно двинулся вперед на холостых. Млея от восторга, я крутанул на себя обмотанную изолентой ручку газа, и мы поехали! Мимо складов, мимо зернотока и мельницы, мимо моих любимых рыбацких местечек на речке. Подъехав к мосту, я запаниковал – мостик показался мне ужасно узким, а про его высоту я знал не понаслышке – доводилось рыбачить и под ним. Я хотел остановиться и передать руль отцу, но было поздно – мы катились под уклон к речке, отец сзади кричал что-то ободряющее, в то же время положив одну свою руку на руль для контроля. Мостик мы проехали вполне благополучно, я освоился за рулем, отец видимо тоже – он включил вторую передачу, и мы поехали гораздо бодрее. Дальше по дороге предстоял еще один мостик, но был он пониже, а я почти перестал бояться и проехал по нему без помощи. Въехав в деревню, мы разогнали всех куриц, привлекли внимание кучи разномастных собак и таким составом лихо подкатили к дому пасечника, бывшего большим приятелем моего деда. Хозяин дома, слегка веселый, появился на крыльце и первым делом, хитро прищурившись, спросил: товарищ водитель, а где твои права на мотоцикл? Отец, сердечно поздоровавшись с ним, ответил – не бойся, Палыч, скоро будут, оглянуться не успеешь. А мне сказал – молодец, на полмедали заработал! Считай, что на подбитой бэтре с поля боя раненого командира вывез – афганская война была в самом разгаре, и разговоров про неё ходило в народе много. Меня же переполняли эмоции – в тот момент я стал мотоциклистом. Только тогда я еще не знал, что это неизлечимо и навсегда.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Следующее событие было не менее значительным – у меня появился собственный мотоцикл – не мопед, а сразу мотик, причем совершенно новый! Мой дед – уважаемый в колхозе старожил, инвалид войны, попросил у председателя мотоцикл для разъездов, и его просьбу уважили. Сейчас все это кажется дико нелепым, но тогда было именно так – мотоцикл нельзя было просто пойти и купить, их не было в открытой продаже, как не было почти ничего нужного. В дни августовского путча в 91-м к нашему дому подрулил грузовой уазик с деревянной клеткой в кузове. Из клетки мы извлекли новенький ярко-красный «Восход-3м».

Мотоцикл приехал частично разобранным для перевозки – фара, панель приборов, руль были отдельно завернуты в промасленную бумагу. Собирать все это взялись мы с дядей – я делал это в первый раз, он видимо тоже, хотя на мотоциклах прежде поездил. Собрали мы не совсем удачно – фара не светила совсем, зато левый поворот горел постоянно. Но он заводился! И ехал, причем очень бодро – по крайней мере, мне тогда так казалось. Я начал ездить по лесным тропинкам вокруг деревни, потом мы поехали с дядей на рыбалку, и я, будучи заядлым рыболовом, впервые изменил своему увлечению: выпросив у дяди ключ зажигания, я оставил его наблюдать за удочками, а сам нарезал и нарезал большие круги по окрестным полям. Потом, вполне освоившись, выехал на асфальт, который тогда только начали укладывать в нашей деревне. Помню, увидел на спидометре скорость 50 и слегка испугался, быстренько сбросил газ…  Потом были экзамены на категорию А, заветные права книжечкой в кармане, отец наконец-то переделал собранное нами электричество, Восход получил госномер, и все окрестные водоемы открылись передо мной! Куда только мы не забирались на терпеливом мотоцикле в поисках хорошей рыбалки. Я регулярно колол колеса (купить новую камеру было нереальным счастьем, поэтому приходилось многократно клеить старую, а потом надеть на неё «шубу» - разрезанную вдоль совсем негодную еще одну камеру). Почти сразу сломал храповик кикстартера – пинать при запуске приходилось здорово, компрессия была -  будь здоров! В конце сезона пробило ужасную белорусскую катушку зажигания – мотоцикл стал заводиться только с хорошего толкача. Но он ездил, и я ездил каждый день – на рыбалку,  на сенокос, в соседнюю деревню мужикам за водкой (которую тогда без всяких вопросов продавали 16-летнему пацану). В конце августа решил перегнать мотоцикл в город за 120 км. Соседка, увидев, как я отмываю мотоцикл от кировской глины, решила, что я прощаюсь с ним до весны – ей и в голову не могло придти, что на Восходе можно доехать до города, настолько страшно выглядели все остальные лохматые восходы в округе…

Осенью начался институт, мотоцикл до весны поселился в гараже. С запчастями  стало попроще, я поменял изношенную резину и пробитую катушку. Весной катались мы уже втроем – я на Восходе, Андрей на Планете и самый высокий из нас – Игорь – на выродке рижского завода – мопеде Дельта. Если учесть, что ездил он всегда в бандане и носил очки с кучей диоптрий – вид у него был самый нетипичный в нашей команде. В стране царили разруха и безденежье, мотоциклов ни у кого из моих знакомых  больше не было,  поэтому нам завидовали все однокурсники. Мы ездили всегда и везде – в институт на практику, купаться на реку в самые укромные уголки, где не было толпы отдыхающих, регулярно собирались у кого-то из нас в гараже ремонтировать железного друга – советская техника требовала этого с завидным постоянством. Из самого интересного – половинили мотор у Планеты (загремел коленвал), при этом Андрей умаялся до того, что случайно сел в стоявшую на земле банку из-под селедки. Всё бы ничего, но в банку эту мы перед началом ремонта слили масло из картера Планеты…  Так мы и ехали домой на троллейбусе – я с шлемом в руках на манер ковбоя, потерявшего лошадь и несущего домой седло, а он в трениках с идеально круглым масляным отпечатком на заднице. Потом встала Дельта – Игорь по глупости дал прокатиться каким-то малолетним гопникам, обратно они привели мопед за рога. Проклиная всех гопников на свете, мы скрутили метров пять проволоки с какого-то забора, причем на участке оказался сторож, он выглянул из шалаша, пересчитал взглядом разрушителей, прикинул свои силы и, ни слова не сказав, залез обратно. Мы связали проволокой Дельту с Планетой, Игорь что-то невнятно мямлил про ПДД, где буксировка двухколесных транспортных средств вроде бы запрещена, но толкать мопед пешком отказался. Андрей же отличался в молодости полной безбашенностью по жизни – я до сих пор удивлен, как он вообще остался жив, завел семью и сейчас является счастливым отцом двух прекрасных девчонок. Гонял он точно так же – на все деньги. Под сытый рык Планеты в клубах сизого дыма кавалькада тронулась, очень быстро набрала скорость, и вскоре шума мотора не было слышно – только вдали угасал истошный крик насмерть вцепившегося в руль Игоря. На удивление, в институте на следующий день Игорь появился, но мне кажется, в его поведении что-то неуловимо изменилось. Возможно, он повзрослел и начал ценить свою жизнь, кто знает. 

После занятий началась реанимация мопеда, но я, уже тогда будучи достаточно опытным практиком, помочь ничем не мог – сдавал какие-то хвосты в учебе. Два почти инженера вскрыли картер слева, вывозились в масле как черти, кое-как разобрали корзину сцепления, а вот обратно с новыми дисками собрать уже не смогли. Кончилось все тем, что Андрей получил точнехонько в лоб вылетевшим тарельчатым диском, окончательно рассвирепел и ушел пить пиво. Собирали все как положено мы с Игорьком. Закончили довольно быстро, Игорь повеселел (к тому времени он почти полностью отошел от последствий буксировки), и мы снова поехали купаться – точнее, отмываться от всепроникающей отработки.

Было еще немало совместных покатушек, Игорь часто приезжал ко мне смотреть видак, который тогда был у меня одного из троих. Помня про мелких гопников, затаскивал мопедище на площадку между первым и вторым этажом и слушать не хотел никаких возражений. Потом мы сдали сессию, и я в тот же день отбыл на своем Восходе в родную деревню на каникулы, где все началось снова – рыбалка утром, сенокос днем, мой единственный на всю деревню двухкассетник Сони и «Сектор Газа» вперемешку с Цоем в клубе по вечерам.