Революция "объективная" или "субъективная" (на примере 1905-1917 гг.). Часть 1

1. Зачин

Интерес к истории, попытка переосознания, нового цельного понимания природы и самого явления революций (как исторических, так и современных “цветных”) порождает споры во всех сетях и на всех площадках, а про попытки описания и изменения процесса в художественной литературе и заикаться смысла нет - их тьма. Попробую вставить и свои пять копеек (а может и все 50). И копейки эти вложу в один из главных вопросов: о доле объективного и субъективного в Революции. Примером же возьму Революцию, которая растянулась в истории с 1905 по 1917 год (по-моему до середины 30-х) на пространстве Российской Империи - для меня это одна Революция, а не серия Революций, каковые представляют из себя лишь этапы процесса глобальной перестройки общественных отношений.

Но вернусь к проблеме субъективного и объективного. Я полагаю и постараюсь обосновать, что Революция как явление, было в первую очередь объективным явлением, но вот выбор направления дальнейшего развития был уже результатом субъективного усилия.

2. Теории революции

Таковых довольно много, но в целом сводятся они к двум основным группам: структурно-демографической, которое предполагает изменение как результат внутреннего развития общества, и диффузионо-культурной, в которой проглядывает значительная доля внешнего влияния. Последняя предполагает, что прогрессивно-технологические культуры взламывают окружающие общества через экономическую-военную-культурную технологическую агрессию (это описывается довольно широко-распространенным термином “модернизация” и/или “вестернизация”). Дело в том, что невозможно заимствовать любую технологию без сопутствующей инфраструктуры - производств, инженеров, специалистов, а значит и систем их подготовки, а это уже явления культуры. В приложении к Императорской России это звучит как: либеральная интеллигенция, как проводник и носитель “западной” культуры вступает в конфликт с традиционным культурным комплексом России - самодержавием, этатизмом, православием, общинностью, патриархальностью, сословностью и т.д. В рамках этого конфликта интеллигенция ищет противоречия в противоположном лагере и провоцирует их развитие. Как вырожденный случай то же самое описывают попаданческие опусы, в которых прогрессоры-попаданцы несут свет будущего предкам-недоумкам.

Понятно, что последняя теория описывает не только события середины 19 - начала 20 века, но и прекрасно подходит для описания современных “бархатных” и “оранжевых” революций. И несет явный отпечаток внешнего воздействия. Причем внешность здесь может иметь природу не только заграничную в этно-государственно-политическом смысле, но и как я уже указал “попаданческую”, и… элитное, если последняя оказывается оторвана от общества (что и имело место быть в России). Беру на себя смелость утверждать, что именно по этой причине противодействие Революции со стороны власти осуществлялось именно по линии сопротивления внешней диффузии, а не решения структурных проблем страны - для российской элиты население было объектом манипуляций, а не субъектом в объективном процессе отношений.

Итак, давайте попробуем рассмотреть события 1905-1917 годов через призму вышеназванных положений.

3. Фрагментация элиты: оппозиционные группировки.

Фрагментация элиты, как одна из важнейших предпосылок социальных кризисов и революций, входит в обе модели. Так в рамках демографически-структурной теории обедневшие группы элиты вступают в оппозицию существующему режиму. И в России это проявилось в том, что часть обедневшей элиты примкнула к движению народников, а другая часть обедневшего дворянства - к земцам-конституционалистам.

Также не вызывает сомнения и заимствование частью элиты культурных ценностей “запада”. Достаточно вспомнить противостояние западников и славянофилов. В конце 19 века наследницей западников выступала либеральная оппозиция, представленная значительной частью интеллигенции.

Очень любопытны факты отношения представителей таковой оппозиции к России, российской дествительности и истории. Так по словам князя Путятина о либералах из лагеря кадетов: “Тысячелетняя история России для них не существует”.

Однако, в массовом проявлении протест интеллигенции и примкнувших к ним земцев-конституционалистов оказался в большей степени материально обоснованным, чем идеологическим - позднее в 1906 году, большинство из них перешло на позиции поддержки самодержавия. “Протест земства носил скорее характер дворянской фронды...”

Показательно и то, что в других случаях (в социал-демократическом движении) в массе важнейшей оказалась материальная часть,  принадлежность традиционным группам общества и приверженность традиционным же отношениям. Это касалось не только умеренных социал-демократов, но также эсэров и большевиков.

В то же время приверженность западным либеральным ценностям и парадигмам оказалась присуща национальным меньшинствам, ставившим своей целью или снятие сословных цензов, или полное самоотделение от Империи.

Т.е. целиком отвергать вестернизацию невозможно, она служила скорее идеологическим объяснением для уже происходящего.

4. Инициирование революции извне

Осень и начало зимы 1904-1905 годов подтвердили это полностью. Дело в том, что материальных предпосылок в рамках структурной теории для этих событий нет - осенний урожай оказался больше обычного, а наметившиеся экономические проблемы государства еще не ударили сильно ни по бедным слоям городского населения, ни по элитным группам. Хотя массовое дезертирство, отказ воевать и сдача в плен нижних чинов, уже свидетельствовали правительству о потере поддержки народом.

Самыми значимыми оказались именно военные неудачи - в контексте модернизационной теории именно военные поражения традиционных режимов не раз способствовали их падению и приходу к власти “модернизированного руководства”.

С этой точки зрения события в России развивались точно по европейскому сценарию (аналогично падению Второй Республики во Франции, или крушению австрийского абсолютизма в 1860 году). Потому, либеральная оппозиция поспешила воспользоваться падением престижа монархии. Будучи малочисленными, оппозиционеры, как и в случае европейских революций середины 19 века, должны были поднять на борьбу народные массы, положение которых согласно теории “революционной инициативы” таково, что они всегда готовы к выступлению против властей. Так в революции 48 года либералы и радикалы вовлекали рабочих в мирные манифестации, в ходе которых неожиданно поднимали красные флаги, открывали стрельбу по войскам, вызывая ответный огонь по толпе и т.д. (смотрим ТВ и ищем сходство).

Летом-осенью 1904 года развернулась пропагандистская деяетльность либеральных “комитетов”, включавших в себя представителей многих элитных групп, начиная от земского дворянства из “Союза освобождения” до левых социал-демократов и эсэров. За счет японцев была проведена Парижская конференция. В 34 городах прошло 120 собраний, в которых участвовали свыше 50 тысяч представителей интеллигенции и дворянства. В ноябре в Москве съезд представителей дворянства принял резолюцию близкую резолюциям земцев - требовали Учредительного собрания.

Как я выше писал, царское правительство понимало процесс в том же ключе противостояния традиционализма модернизму. Так, отвечая Святополку-Мирскому на требование проведения широких реформ царь, противопоставлял прозападную либеральную интеллигенцию и народ: “перемен хотят только интеллигенты, а народ не хочет”. Позже он подтвердил свою позицию: “во всех разговорах земцев он видит только эгоистическое желание приобрести права и пренебрежение к нуждам народа”.

Однако, собственных сил у оппозиции еще не доставало и, следуя логике “революционной инициативы”, либералы постарались привлечь на свою сторону низшие классы.

В ноябре 1904 года лидеры “Союза освобождения” Богучарский, Прокоповч и Кускова обратились за поддержкой к вожаку петербуржских рабочих священнику Гапону.

Результатом стала забастовка развязанная по незначительному поводу, но быстро охватившая весь город - к 5 января в ней участвовали около 130 тысяч рабочих. При этом надо заметить, что бастующим семейным рабочим гапоновское “собрание” платило по 70 копеек в день, что являлось очень крупной суммой, источник которой неизвестен и ныне (вот где копать надо, а не Ленину немецкие деньги приписывать!).

Показательно, что текст петиции Гапона так и не был зачитан рабочим, а он, между тем, включал в себя требование отделения церкви от государства, что явно выходило за рамки интересов рабочих. Еще интереснее была организация демонстрации - был составлен план движения колонн, порядок следования, при котором впереди шли люди с хоругвями и иконами, а позади двигались вооруженные дружины со спрятанными красными знаменами. Более того, целью эсера Рутенберга, ни на шаг не отходившего от Гапона, было покушение на царя, в случае его выхода к делегации. И уже в ходе движения колонн к Зимнему началось строительство баррикад.

Провокация удалась. И хотя волнения в Петербурге закончились в считанные дни, а обманутые люди мстили массовым избиением интеллигентов и студентов, вера в “народного” царя была уничтожена.

5. Политическая борьба весной и летом 1905 года.

Либеральная оппозиция сделала все, чтобы усилить волну негодования расстрелом. Однако, ситуация в Петербурге постепенно приходила в норму, а активные выступления на пространстве Империи состоялись только на западных окраинах, где либеральные идеи ложились вступали во взаимодействие с национальной идеей. В центральной России в промышленных городах одновременно бастовало не более 20 тысяч человек. К примеру, в промышленной Владимирской губернии из 140 тысяч рабочих бастовало не более 8, и в половине случаев это были выступления с экономическими требованиями.

Витте оптимистически оценивал ситуацию: “80% процентов народа не затронуто революционной пропагандой”. О том же свидетельствовали полицейские отчеты. Чтобы закрепить это отношение была создана государственная комиссия для выяснения причин недовольства рабочих Санкт-Петербурга. В комиссию под председательством Шидловского пригласили выборных от рабочих. 24 января министр финансов Коковцев заявил о намерении правительства разработать рабочее законодательство.

В отличие от рабочих студенты сопротивление только усилили. Усугубилась ситуация с финансами. Ужесточился революционный террор. Оформилось внешнее принуждение к либеральным реформам - это требование было выставлено условием французского займа. Это вынудило царя идти на уступки и либералам.

Интересно отметить, что сам займ оказался жизненно важен из-за того, что монархия сознательно не шла на введение новых налогов, чтобы не ухудшать положение народа, и одновременно боялась вводить подоходный налог на состоятельные классы.

Были организованы многочисленные профсоюзы, охватившие в первую очередь интеллигенцию и служащих: врачей, железнодорожных служащих, учителей и т.д.

Активное перетягивание сил на свою сторону вовлекло в события и крестьян, положение которых после 91 года стремилось к катастрофическому - большая часть территорий была охвачена крестьянским малоземельем, а к выкупным долгам прибавилась и продуктовая задолженность (которая выросла более размеров по выкупным долгам). Если правительство отменило продуктовую задолженность, то радикальные либералы дошли до лозунгов передела земли, оттолкнув от себя дворянство.

К лету 1905 года волнения в основном сосредоточились или в студенческой среде или на окраинах. Дело осложнил разгром флота при Цусиме. Во-первых, пришлось идти на быстрое заключение мира (как и в случае Крымской войны Россия не смогла вести внешнюю войну в условиях внутреннего конфликта), а во-вторых поражение привело к еще большему падению авторитета монархии. Однако, можно твердо сказать, что первый удар государство выдержало, действуя против либералов в парадигме сопротивления модернизму, через растаскивание лагеря “революционеров” по группам интересов.

Продолжение следует...