Спасите моего мужа!

Умоляю спасти моего мужа! Он – уже давно, точно не знаю, когда – заразился лайкофилией. Вероятно, подцепил на литпортале, которых в последнее время расплодилось бессчетное количество. Много ли нужно, чтобы зараза проникла в мозг и овладела мыслями литератора с ослабленным иммунитетом?!

Перемены я заметила не сразу – в этом моя главная ошибка. Если бы забила тревогу немедленно, настояв, чтобы муж обратился к врачам, возможно, любовь к лайкам удалось купировать. Но теперь… О Господи, неужели уже поздно – не могу в это поверить!

Сначала признаки заболевания были незначительными, почти незаметными. Муж каждые пять минут заглядывал в профиль, дабы узнать, поставили ли ему новые лайки: если лайки долго не появлялись, сильно расстраивался. Мысли его, до того стройные и логически безукоризненные, начали путаться и зацикливаться.

– Почему читатели ставят так мало лайков? – частенько восклицал он с каким-то младенческим удивлением. – Насколько я искусен, кажется, а лайков под моими книгами поразительно мало, к чему бы это? Очевидно, читатели стесняются. Я настолько замечательный писатель, что они боятся отвлечь меня от сочинительства. Весьма наивно с их стороны, ведь настоящего писателя лайки бодрят, а не отвлекают. Как донести эту простую мысль до серой читающей массы?

В результате – вместо того, чтобы завершить начатый роман – муж приналег на блоги, в которых объяснял разницу между, с одной стороны, собой как замечательным писателем, а с другой стороны – остальной писательской братией, получающей лайки исключительно по недоразумению. Сначала это помогало, принося долгожданные плоды, но затем лайки прекратились, и муж – к тому времени лайкофилия уже полностью захватила и подчинила его организм – впал в депрессию.

Не помню, сколько это продолжалось – мною овладела тревога за судьбу мужа, а в особенности за судьбу наших дорогих малюток, о которых муж совершенно перестал заботиться, – но в один прекрасный день сквозь тучи проглянуло солнце. По крайней мере, мне так показалось.

В профиль мужа неожиданно просыпалась целая сотня – или даже две сотни, да нет, целых три сотни – полноценных лайков. Муж выглядел совершенно счастливым, и я не догадывалась, что лайки – следствие рекламы. Для того, чтобы оплатить рекламу своих произведений, муж продал правую почку. Денег в доме давно не водилось, поэтому вариант с почкой оказался единственным для него доступным. Взамен почки ему выдали электронный протез, долженствующий заменить живой орган, но протез лишь послужил началом конца – с этого момента муж взял гибельный курс на переход в электронное существование.

За правой почкой последовала левая, затем селезенка, сердце и печень. 

Муж выглядел счастливым: лайки и восторженные комментарии сыпались в его профиль один за другим, – а я по-прежнему ни о чем не догадывалась! По женской глупости, я полагала, что муж наконец-то нащупал оригинальный стиль, за который собирает поощрения. Увы, это был не писательский успех – это была зловещая ухмылка лайкофилии!

Все закончилось буквально в одно мгновение. Это произошло вечером – точнее, ночью, – когда я разделась, привалилась к мужу под бочок и просунула руку между его ног, пытаясь нащупать то, что там всегда располагалось. Пениса на привычном месте не было! С воплем ужаса, разбудив детей, я вскочила с постели и потребовала объяснений. Муж вынужден был сознаться: ради того, чтобы оплатить рекламу своих произведений, он продал внутренние органы, заменив их электронными протезами. Когда неэлектронных внутренних органов не осталось, пришлось переходить на внешние. Начал муж с пениса как самого непубличного и свою основную функцию уже исполнившего.

Сцена вышла безобразной.

– Я писатель! – кричал муж с пеной у рта. – Мне нужен читательский отклик, без него я не существую! Что пенис – он имеется у каждого мужика, даже полного бездаря! Совершенно понятно, кто из них двоих – пенис или литературный талант – имеет бóльшую ценность для человеческой цивилизации. Разумеется, талант! Тем более, что электронный пенис куда более эстетичен и фотогеничен, чем натуральный! Пускай я полностью перейду в электронное существование, но останусь писателем, в этом моя сочинительская судьба!

Я рыдала, взывая к малюткам, которым нужен не электронный, а живой отец – такой, которого можно подергать за палец или залезть на шею, – но муж остался непреклонен. Он объявил, что обо всем договорился с поликлиникой: завтра его скелет и кожные покровы переведут в электронное существование, после чего организм станет полностью электронным. 

И вот проклятое завтра – то есть сегодня – наступило. Муж ушел в поликлинику, а вернулся оттуда, не имея в теле ни одного материального органа: все его органы, как внешние, так и внутренние, даже драгоценный писательский мозг, представляли собой электронные протезы. Полученных денег хватило, чтобы оплатить у Геворка – это его рекламный агент – еще пару недель рекламы. 

– А что будет потом? – спросила я, в ужасе.

– Что-нибудь придумаем, – пошевелил муж электронными губами, окидывая меня мутным электронным взором.

От этого взора мне сделалось жутко.

Переведя в рекламное агентство деньги – все, какие получил за проданный скелет, до последней копейки, – муж завалился спать, а я подсела к его ноутбуку и, воспользовавшись открытым мужниным профилем, опубликовала обращение последней надежды, вот это.

Знаю, что лайкофилия неизлечима – даже надеяться на иное бессмысленно, – тем не менее взываю к вам, люди доброй воли. Мне страшно, мне очень страшно. Умоляю, спасите моего мужа! И меня с малютками тоже спасите, потому что, когда муж проснется и обнаружит, что я использовала его профиль для публикации критического материала, он придет в бешенство. Конечно, мой муж чертовски хитер – он же писатель, – поэтому может сделать вид, что сам сочинил этот текст, даже потребовать лайков за публикацию, с него станется. Однако, не верьте ни единому слову этого одержимого и неуравновешенного человека, умоляю! И никогда не выходите за писателей замуж: все они законченные психи, которые рано или поздно подцепят в интернете лайкофилию. Чем это чревато, девочки, вам теперь известно.

Ай, муж прекратил храпеть и пошевелился – просыпается, значит! Храни меня и моих детей, Господи…