Девчонки из Брокка

По-змеиному хищно крутанувшись, Холера резко завернула за угол и едва не угодила под телегу с углем, скрипящую по мостовой. Блядская погань! Вся улица была загромождена ползущими телегами, тянущимися в сторону Эйзенкрейса и Смрадограда. Груды очищенного песка и штабеля дров, жестяные листы и переложенные соломой стеклянные бутыли, груды фруктов и зловонные шкуры - все это ползло в едином потоке, точно исполинский бесконечный плот по реке во время лесосплава. Телеги, телеги, телеги… 

Высоко над ними, водруженная на огромную стальную мачту, горела зеленым светом ослепительная звезда лихтофора. Иногда она сменяла цвет на желтый, после чего следовал красный, и все движение по дороге мгновенно замирало, подчинившись этому сигналу. Зеленый – и телеги вновь ползли своим ходом. Это выглядело внушительно и сложно, словно кто-то водрузил на мачту зачарованную Вифлеемскую звезду, менявшую цвет. 

Холера, как и многие ведьмы, знала устройство этого хитрого фокуса. Там, на мачте, внутри небольшой железной коробки, сидел укрощенный демон, скованное волей заклинателя существо, терпеливо выполняющее свою работу. Красный, желтый, зеленый, красный, желтый, зеленый… Когда-нибудь демон выбьется из сил и тихо издохнет. Ему на смену поселят следующего, который продолжит бесконечную работу. Нехитрые правила Гоэтии, разобраться в которых способна даже ведьма второго круга.

Сейчас проклятая коробка сияла изумрудным светом, не собираясь останавливать поток телег и превращая преграждающую Холере улицу в полноводный движущийся поток. 

Услышав позади исполненные торжествующей злости голоса, Холера зло усмехнулась. Не так быстро, сучье семя. Многие плохие люди пытались убить крошку Холли в те времена, когда ваши мамки еще пытались убедить ваших папок, что способны заменить в любовных утехах овцу. 

Коротко выдохнув, она одним гибким прыжком вскочила на ближайшую движущуюся повозку и, не обращая внимания на облака черной сажи, прыснувшие из-под ног, побежала к другому борту. Миг концентрации на краю – короткий взмах руками, чтоб удержать равновесие – и новый прыжок. Телеги ехали так плотно, что она без труда перескакивала с одной на другую, почти не оступаясь, как дети по весне перескакивают между льдин. 

Увлекшись, она на миг потеряла осторожность и тут же поплатилась за это. 

Одна из телег, здоровенная подвода с бортами, оказалась гружена яблоками. До черта мягких скользких яблок. Сука. Поскользнувшись на них, Холера рухнула ничком прямо в груду спелых плодов, раздавив по меньшей мере пару дюжин и оказавшись с головы до ног заляпанной пронзительно пахнущим сладким соком.

Сука-мать, где черта этой полосе невезения? Отплевываясь и чертыхаясь, Холера пообещала себе, что если доживет до вечера, поставит во славу Марбаса самую большую свечу, вытопленную из жира убитого собственной матерью ребенка. Если только…

Она взвизгнула от боли, когда щелкнувший над ухом хлыст ужалил ее по подбородку, сорвав лоскут кожи. Тучный возница, повернувшись на своем месте, потрясал зажатым в кулаке кнутовищем, что-то возмущенно крича. Не иначе, спешил выразить свое негодование по поводу порченного товара. И еще юных хулиганок, которые позволяют себе сигать между телегами, пугая коней и нарушая уличный порядок. Холера ощутила, как под липким от яблочного сока колетом наливается на груди жидким огнем ведьмово клеймо, сложный узор из шрамов и ожогов, вытравленный на ее коже. Если бы Марбас одарил ее хоть малой каплей адской силы, недоумок с кнутом в руке мгновенно превратился бы в воющий от боли огненный факел, плюющийся трещащими искрами. Или еще лучше, подумала она. В огромное яблоко, которое она могла бы сдавить невидимыми тисками, выжимая его досуха. Или…

Ведьмино клеймо раскалилось до такой степени, что Холере почудился запах собственной паленой кожи. Нет, Марбас не одарит ее силой. Кажется, его вполне удовлетворяют ее мучения и он рассчитывает наслаждаться ими как можно дольше, этот алчный похотливый мудила, облюбовавший себе тепленькие чертоги в адском царстве. Он-то в любом случае окажется в выигрыше. На долю губернатора Марбаса хватит юных ведьм, которые почтут за счастье выжечь на своей коже его клеймо, вверив свою душу адскому владыке… 

Холера вскочила на ноги, поскальзываясь на раздавленных яблоках. Из ее горла вырвался хриплый рык. И пусть он даже в малой степени не был похож на рык Гаргульи, возница вдруг побледнел, сдержав следующий удар. Будто ощутил жар адского пламени у своего лица. Рука судорожно впилась в кнутовище, точно рука потерпевшего кораблекрушение, хватающаяся за доску.

- Слушай ты, подзаборная плесень, - Холера вперила в него белый от ярости взгляд, - Только попробуй прикоснуться ко мне этой штукой, и я сотворю с тобой такое, что все либлинги Брокка и его окрестностей почувствуют себя счастливчиками, глядя на тебя! Я превращу твою простату в ядовитую сколопендру. Я высушу глаза в твоих глазницах. Я заставлю тебя потеть кислотой и эякулировать кипящей смолой. Я…

Пожалуй, хватит с него. Она и так перегнула палку. 

- Бра… бла… бра… - он бессмысленно пучил глаза, обмерев от ужаса, его язык бессмысленно барахтался во рту, точно бьющаяся в садке рыба.

Кажется, тучный недоумок до конца жизни сделался заикой. Холера с отвращением отвернулась от него, пытаясь разглядеть погоню. И обнаружила ее куда ближе, чем рассчитывала. 

А ведь я был серьезен, когда говорил, что больше не стану писать про мрачные вещи. Про кайзерских мертвецов и генетическую скверну. И когда я говорил про то, что стану писать про девочек-волшебниц из школы магии, я тоже был чертовски серьезен. Ну, всё. Вот как бы да. Не врал.