Иерей (старая работа)

Глава 1

 Солнце клонилось к закату, небо приобретало теплые тона, переливавшиеся от ярко багряного до лёгкого розоватого цвета.

Словно в противовес небу, земля не имела таких ярких цветов, из темно-серой пыли она еле заметно переходила в тусклый зеленый цвет травы.

Степь молчала, лишь изредка были слышны стрекотания кузнечиков и чуть слышный писк сусликов и полёвок.

По вытоптанной пыльной тропе, лёгкой поступью, опираясь на трость, брёл священник. За спиной у него болтался узел, в котором лежали Евангелие и пища, а в той руке, что не держала трость, ходили длинные деревянные чётки.

Отец Гавриил по происхождению был греком, чуть меньше века назад его дед (тоже священник) по благословению Патриарха прибыл в Новгород для помощи Русам в освоении веры и священного писания.

Молодой священник был смугл, короткие черные волосы непрерывно переходили в длинную жёсткую бороду. Иерей был высок, широкоплеч, а под рясой скрывалось крепкое, словно литое тело.

Оно и понятно, мало кто из священников, послушников и тем более монахов брался за оружие.

Отец Гавриил же владел, мечём не хуже княжеской дружины, а на кулаках, побиться с ним мог разве что воевода Кречет, который однажды голыми руками заломал медведя, вышедшего на него, когда тот собрался искупаться в речке.

Иерей шёл уже третьи сутки, питаясь лишь сухарями и орехами, запивая их святой водой. Спал под открытым небом, на самостоятельно собранной подстилке из травы и веток кустарников. Он не разводил костров, лишь прижав к себе Евангелие, засыпал, греясь пожаром своей непоколебимой веры. Во всём Новгороде было сложно найти человека, который был так же твёрд в вере.

Священник не чувствовал усталости, ноги словно сами вели его.

“Ей Богу не сам иду”- говорил про себя Гавриил, и словно убеждая самого себя, добавлял “Господь ведет!”.

Вдруг земля под ногами священника содрогнулась, по степи эхом расползлись людские крики, лошадиное ржание и топот. Иерей поднял глаза к горизонту и увидел вдали мчащую на всех порах дикую ватагу, верхом на лошадях.

То ехали дружинники, их шлема и латы красиво сверкали в закатном солнце, мчали они хоть и быстро но очень чётко и слажено, впереди, как и полагается, скакал воевода, и никто не смел даже на пол копыта сравняться с ним и уж тем более перегнать.

За не многочисленным воинством, сплошным шлейфом тянулись густые столбы пыли, которые в свете все того же закатного солнца превращалась из, грязно-серого в жёлто-коричневый цвет и уже больше походили на облака нежели на пыль.

“Служивые” выдохнул священник, пригладив бороду. Затем он приложил руку ко лбу, создавая некое подобие шатра над глазами, Гавриил начал разглядывать мчавшую к нему на встречу дружину.

“Не уж то Владимирские скочут? ” – священник убрал руку, прищурился, а затем снова приложил её обратно. “Ну, точно Владимирские, только у ихнего воеводы коняга сивый, да еще и в яблоках! И где только откопал такого?”, Гавриил улыбнулся.

Столбы пыли уже коснулись широких ноздрей священника, грубо перебив запах полыни, он ненароком чахнул. Дружина с галопа перешла на рысь. Иерей всегда дивился военной выучки русской дружины. Им никогда не давали команд, они всегда двигались чётко и слажено, словно единый организм.

Вот и сейчас служивые, молча, строились перед священником, образуя форму полукруга, и выстроившись в несколько шеренг. Воеводы средь этой толпы Гавриил не разглядел.

Крепкие телом, широкоплечие, статные, дружинники были похожи больше на каменные скульптуры, нежели на живых людей. Их лица были, заросши бородищами, а густые брови скрывали суровый и где-то даже свирепый взгляд.

Гавриил удивился, не такой реакции он ожидал от служивых христиан. Обычно при виде священника христианский люд улыбался во весь рот, просил благословения, и неизменно предлагал, какую бы то не было помощь.

В этот же раз под натиском звериного взгляда дружины Гавриил ощущал себя ягненком, которого забросили в клетку к голодным хищникам. Священник почувствовал, как откуда-то из живота поднимается неприятный холодок, который словно текучая болотная грязь растекался по всему телу и, дойдя до головы, послал мурашек. Иерей вдруг почувствовал, что вспотел.

Но священник Гавриил, будучи человек властным и не робкого десятка, никогда не смел, показывать перед людьми своего страха. Даже если ему было действительно жутко.

Перестав считать чётки, он скрутил их вокруг запястья и спрятал в широкий рукав рясы. Выправился, поправил узел на плече и, одарив вояк не менее грозным взглядом, дабы показать, что он никого не боится, сказал:

- Мир вам Православные! Как спасаетесь? Священник отбил глубокий поклон.

- Грешим да каемся! Только какой там мир батюшка! Откуда-то из строя выехал крупный, рыжебородый муж, на том самом сивом коне. “Воевода” подумал про себя Гавриил. – Какой может быть мир отец, коль русский люд сами себя мечами секут, стрелами забрасывают да избы своих же братьев огнём жжёт? Голос воеводы был сухим и грубым.

- Господь с тобою воевода! Не уж то измена на земле русской?

- Измена батюшка, как есть измена! Почитай два дня назад выехали мы из Владимира в Киев, проехали вёрст пять до ближайшей деревни. Глядим, а там один пепел, дымок ещё исходит. Мы ж сразу то на Печенег, мыслю, задумали, да только нашли старика, еле дышавшего. Так он нам и рассказал, мол, не печенеги то были, а Новгородские дружинники и воевода их с ними Кречет. Напали ночью, заходили в дома и резали людей, пока те почивали. А к утру пожги избы, дабы огня видно не было.

От этих слов в голове Гавриила, возникла тьма, мыслей не осталось. Что за вздор, что такое говорит этот человек? Быть того не может, чтобы новгородская дружина потоптала обычный безоружный люд, да еще и ночью как варвары.

- Как по имени тебя воевода? Голос священника дрожал.

- Отец Никитой назвал! Ответил тот.

- Скажу тебе Никита, воевода Владимирский, что того, чего ты мне поведал, быть не может!

- Полагаешь, я лгу священник, или лжёт тот старец, тело которого мы захоронили на том самом пепелище? Воин возмутился, а голос его стал словно ещё грубее.

Иерей собрал все мысли, спокойно выдохнул и ответил:

- Не говорю тебе, что ты клевещешь воевода! Но скажу тебе то, что вокруг пальца обвели тебя и дружину твою! Воинство ахнуло!

- О чём говоришь ты батюшка? Спросил воевода, не меняя тон.

- О том, что я третьего дня как вышел из Новгорода – дружина напряглась! – И скажу вам братцы, что Новгородская дружина меньше недели как вернулась с похода на тех самых печенег, отгоняли нехристей от Ладоги, и воевода наш не мог вести ратников ко Владимиру, ибо посекли его так, что мы уж готовили панихиду. Час от часу дышал тяжелее. Не веришь? До Новгороду вам не долго ехать, успеете увидеть, что Кречет без помощи встать не может, не то, что верхом ездить.

Сказать, что дружинники опешили от таких новостей не сказать ничего. “Как же так?”, восклицали вояки “Не уж то и вправду обманули нас?”.

- Как же так батюшка, кого мы тогда захоронили то? Голос воеводы стал гораздо ниже.

- Бог его знает, кого вы хоронили братья, но припомните, были ли ещё люди на том пожарище, хотя бы мёртвые? Дружина переглянулась меж собой, перекинусь парой фраз, и чуть не хором ответила: “Нет, батюшка не видели никого! ”

- Потом, старец сказал, что, мол, пробрались ночью, заходили в избы, и секли всех пока спали?

- Да-а-а! Задумчиво вытянул воевода.

- Так я вот и говорю, посекли, затем сожгли, а как сам-то уцелел, коль не проснулся никто, аль не спал, чего же тогда не бежал к городу?

Воевода поник, задумался, опустил глаза, и словно разговаривая сам собой, спросил, почти шёпотом:

- Так кем был тот старец, кого мы похоронили?

- Лукавый! Твёрдо заявил священник.

Дружина снова зашепталась:

- Да ты чего батюшка, упаси Господи нас от пришествия нечистого в земли наши! Воевода перекрестился.

- Не боись воевода, знала церковь, что придёт Змей, готовилась! – Священник улыбнулся.

- Чего же делать то теперь батюшка?

- Для начала я представлюсь! Звать меня отец Гавриил, я из Новгорода, направлялся в Киев, а оттуда хотел добраться до Корсуни. Теперь, стало быть, загляну сначала во Владимир, посмотрю пепелище ваше.

- Так это… отец Гавриил нам, стало быть, теперь воротаться нужно, да с вами держаться?

- Само собой Никитка, но будет у меня к тебе просьба! Священник снова поправил узел, скатывающейся у него с плеча – Пошли своих самых резвых ратников в Киев, Новгород и Ладогу. Пусть трубят всей братье Православной, что пришёл-таки Лукавый, пусть собирают людей в церквах да служат молебен. Коняга, для меня найдётся воевода? – Священник расслабил кисть и из его рукава высыпали чётки.

- Найдётся батюшка! – Воевода кивнул, и из толпы вывели вороного коня с белым ромбовидным пятном на лбу.

- Ишь ты, красавец… - протянул Священник – Седок то где? – Гавриил пригладил коня и вопросительно глянул на воеводу.

- Второго дня в дороге захворал да слёг, славный вояка был, прошлой весной два десятка печенег сложил, Матвеем звали. Воевода выдохнул.

- Не время скорбеть воевода! Господь всегда к себе лучших прибирает. – Прикрикнул священник, взбираясь на коня.

- Благослови батюшка! – Никита собрал руки в виде чаши и опустил голову.

- Бог благословит! – Священник осенил воеводу крестным знамением, а затем развернулся к другим, и крикнул “Помолимся Братья”!

Глава 2

Смеркалось, серые глыбы туч заполонили небосвод, погрузив степь в густую темень. Днём прошёл дождь, да ещё и дул холодный пробирающий до костей ветер. В общем, погода была самой, что ни на есть паршивая. Степь пугала своим безмолвием. У Отца Гавриила складывалось впечатления, что они уже попали в одну из уловок демона, который сейчас затуманив путникам головы, водит бедных вояк по кругу, а сам сидит где-нибудь в траве и издевательски смеётся.
Священник и дружина не слезали с коней уже вторые сутки. Гавриил изрядно устал, куда ему до закаленных вояк, которые уходили в походы на несколько месяцев, которые были способны спать и есть в седле.

Шея, спина, зад окончательно затекли, каждый сантиметр тела вопил, от нестерпимой боли. Но останавливаться было нельзя. Гавриил грузил себя мыслями о том, что именно в этот момент славный город Владимир горит, и всех христиан Нечистый затаскивает в геенну, облекая их на вечные муки. Возможно гонцы, что должны были донести весть о пришествии демона так и не добрались в города и их тела сейчас обгладывают дикие животные. Священник неустанно молился, большие пальцы рук были стёрты в кровь от беспрерывного перебирания чёток

Следующее дуновение ветра перебило все мысли священника, тех, кто спал, заставило проснуться, а тех, кто разговаривал меж собой, замолчать. Дикая, совершенно невыносимая вонь, врезалась в носы дружины. Сладковатый, удушливый запах заползал в дыхательные пути и впивался в стенки глотки, стремительно накапливаясь в мерзкий ком, который нагло просился наружу.

Дружина пришпорила коней, и те не смотря на усталость, стремительно рванули вперёд. Слава Богу, темнота скрывала деталей того, что увидели священник, воевода и его дружина. В открытые просторы степи были усыпаны человеческими телами. Несколько дружинников вместе с воеводой и Иереем слезли с коней, и подошли к тлеющим трупам.

Обходя и присматриваясь к телам, воевода сказал:

- Не наши батюшка, печенеги это!

- Вижу, Никита вижу, а ещё вижу, что ни меч, ни копьё и ни стрела забрали их души! – священник перекрестился.

- И я то, вижу, что не бились они, отчего помёрли тогда? – в голосе Никиты читалось не прикрытое удивление.

- А ты глянь воевода на лица их. Может, поймёшь! - Было видно, что отец Гавриил старается сдержать волнение, но судорожное и быстрое перебирание чёток говорили об обратном.

Воевода, толкнув ногой первое попавшееся тело, перевернул его лицом к небу, пригляделся, и тут же отпрянул. Ужас, вот, что увидел воевода Никита на лице того печенега. Глаза и рот его были широко открыты, и было ясно, что последнее, что увидел этот человек, это что-то настолько ужасное, что это заставило остановиться его сердце.

Вдруг в пяти метрах от воеводы, кто-то громко шевельнулся и скрылся в высокой траве. Дружинники словно по команде обернулись и оголили лезвия. Затем воевода жестом приказал всем остановиться. Он прислушался, откуда-то из травы доносилось глухое и в то же время свирепое рычание. Воевода медленно поднял с земли чужое копьё, что лежало под его ногами, коротко размахнулся и швырнул его в сторону звука. Тишину разорвал надорванный вопль, и тварь выскочила из травы. Пронизанная насквозь копьём оно стремительно бежало в сторону воеводы. Тварь не переставала вопить. Никита не успел моргнуть, как увидел, что ярко красные глаза этого существа уже оказались перед его лицом, и он рефлекторно махнул, мечём. Воевода почувствовал, как меч проходит через её плоть и как разрубает её кости и позвоночник. Смердящая кровь брызнула в лицо воеводы, раздельные половины разлетелись в разные стороны, а копьё, крутанувшись в воздухе, снова упало у ног воеводы.

Никита вытер лицо рукавом, а затем развернулся и присел к головной части существа. Дружинники и отец Гавриил встали вокруг воеводы и тоже пригляделись. Тварь (точнее то, что от неё осталось) исходило ужасным смрадом. Зверь был похож на смесь волка и крысы. Чёрная местами облезлая шерсть, острая морда, чёрная широкая пасть с выпирающими наружу зубами и рванные заостренные уши. Передние лапы существа были словно сгнивши, или обглоданы, так как местами из них виднелись белёсые кости. Гавриил обратил внимание на спину существа, вдоль которой прорывались костяные наросты. Затем он перевёл взгляд на полу рассечённое тело зверя, с которого вываливались ужасающе смрадные потроха.

- Что это за лютая тварюга? Спросил кто-то из воинов.

- Пёс из геенны, про их скрежет зубов говорил Господь наш Иисус Христос, когда рассказывал про ад. – Крестясь, ответил Гавриил. – Воевода торопиться нужно, боюсь, что стоит уже лукавый у стен Владимира, скажи дружинникам, чтобы не складывали мечей своих, ибо не водится мерзость эта поодиночке.

После этих слов, трава в степи словно ожила. Отовсюду доносился тот самый рык, к которому добавился шип, походивший на змеиный, но гораздо громче и противнее. Дружина попятилась и в тоже время из зарослей травы выскочили твари точь-в-точь похожие на ту, которую разрубил воевода.

Их глаза горели раскаленными углями, а блеск зубов был заметен даже в темноте. Псы издавали утробный рык, и медленно шагали к пятившейся толпе. Вслед за адской стаей поднялись те, кто издавал тот самый шип. Иссохшие, распадающиеся на ходу создания, с трудом перебирающие полу сгнившими ногами. Полчища огромное полчища мёртвых всё поднималось, и неуклюже плелось в сторону воинов.

- Умертвии! – прохрипел священник.

- Что делать-то батюшка? Продолжая пятиться, спросил воевода.

Священник перестал считать чётки и повесил их на шею.

- Молиться воевода, биться и молиться!

Глава 3

Воевода взревел “Братия не убоимся сил вражьих, нет страха, коль Господь с нами”!

Дружина сорвалась, рвя глотки в устрашающем крике. Псы рванули на встречу. Обе стороны схлестнулись, дружина билась с отчаянием обреченных, рассекая мёртвую плоть. Адские псы накидывались на одного по несколько штук, перегрызая воинам глотки. С мертвецами было полегче ввиду их вялости, но эти твари продолжали двигаться даже после того как им отсекали головы или рубили их напополам.

Иерей Гавриил бился не хуже самого воеводы, враги падали у его ног словно срубленные колосья травы. Мерзкие порождения ада не переставали прибывать. Священнику парой казалось, что они возникают буквально из воздуха.

Через какое-то время, Гавриил заметил, что дружина изрядно устала. Всё больше и больше воинов складывало свои головы от того, что ноги их уже не держали, а руки были не способны держать меч.

Священник рубанул очередную тварь и во весь голос затянул: “Достойно есть яко воистину, блажити Тя, Богородицу Присноблаженную и Пренепорочную и Матерь Бога нашего”. Дружина, увидев, как отец Гавриил не упал духом, взбодрилась и хором подхватила: “Честнейшую Херувим и славнейшую без сравнения Серафим, без истления Бога Слова рождшую, сущую Богородицу Тя величаем”.

Земля содрогнулась так, что некоторые из воинов, в том числе и отец Гавриил припали на колено. Разлом в середине поля битвы зиял, словно огромная раскрытая пасть, показывая свою тёмную бездонную глотку. Оттуда исходил дым и ужасающе неприятных запах, из тёмной ямы показались огромные руки, которые опёрлись на землю по обе стороны расщелины. Затем вторая пара рук, возникшая сзади предыдущих сделала тоже самое.

Из тёмного провала вскоре вылезло всё тело. Появившееся тварь была огромного роста. Массивное тело, покрытое короткой шерстью, держали не менее мощные конские ноги. Две пары рук были способны обхватить дерево, и почему-то не возникало сомнений, что и переломить его тоже.

Голова существа была похожа на змеиную, но над глазами, которые были расположены по обе стороны головы, произрастали длинные серповидные рога. За спиной у него развивались три длинных хвоста, походившие больше на хлысты. Тварь спустила пар с широких ноздрей, а затем его губы неестественно зашевелились, издавая не менее естественные для такого рта звуки.

- Услышаны молитвы ваши! Демон усмехнулся. Голос его сотрясал воздух, и повергал в ужас.

- Лукавый! Сдавлено прошептал Гавриил.

- Мудрый ты священник, не позволил, чтобы брат брата рубил, да только не спасёт это, ни тебя, ни мужей этих, ни землю твою.

- Ошибаешься Нечистый, уже взмолился люд русский, просит Господа и Богородицу о защите. Не выстоять тебе! Голос священника дрожал. Страх наглой пиявкой впивался в душу Гавриила и высасывал из неё всю твёрдость и непоколебимость.

- Да мне ваши молитвы святоша, мало заметны! Да и не молится народ твой. – Демон растянулся в уродливой улыбке. – Гонцов, что ты послал, давно уж волки обгладывают.

- Лжёшь проклятый, живы гонцы, сердцем чую, живи! Голос священника совсем упал.

- Дело твоё священник! Да только мне смысла нет врать, вы всё равно все здесь поляжете. Демон оскалился, оголяя кинжальные клыки.

“Не бывать тому” закричал воевода, и со всего размаха швырнул копьё в демона. Орудие летело со скоростью ястреба, метясь чётко в грудь существу.

Демон и глазом не повёл. Копьё, не достигнув цели, рассыпалось пеплом, у огромных лошадиных ног Нечистого.

- Воевода, не уж-то не признал!- Демон словно в насмешку обратился в того самого старика, которого Никита вместе с дружинниками, закопал у пепелища села.

Воеводу разорвало от гнева, словно разъяренный медведь он кинулся на Демона, широко намахиваясь для рубящего удара. Лукавый перевоплотился обратно, и хватанул воеводу на глотку так, что тот подавился собственным криком.

- Глупец ты воевода, ни себя не спас, ни людей своих. – С этими словами Демон сдавил шею воеводы пуще прежнего. Послышался глухой хруст, и предводитель Владимирской дружины обмяк.

Лукавый приподнял тело Никиты и метнул его в сторону от себя словно тряпичную куклу. Отец Гавриил, вместе с остатком дружины опешили. Страх накрыл, холодной волной закрадываясь в самые отдаленные уголки человеческих душ, и словно грязный варвар убил последние частицы надежды.

Священник снова решил приободрить оставшихся воинов и закричал “Братия креп…кхк”. Гавриил не успел ничего понять как дикая, совершенно нестерпимая боль, огромной секирой врезалась ему в голову. Во рту появился привкус крови. Последнее, что он успел увидеть, перед тем как ощутить боль, это громадное лошадиное копыто перед его лицом.

Священник лежал на промозглой земле, устремив взгляд в мрачное беззвёздное небо. Дышать не представлялось возможным. Единственное, что мог делать священник, это сдавлено хрипеть и выхаркивать себе на бороду тёмно алые сгустки крови. Глаза были полны слёз, а в глотке копился мерзкий не сносный ком, который призывал просто взвыть от боли и обиды, что он перенёс. В уши глухим стуком били человеческие вопли. Священник подумал про себя “Неужели это конец? Неужели он так и не увидит заветной Корсуни! ”.

Яркий свет ослепил глаза. Вдруг почему-то стало очень тепло, боль в голове ушла, и Гавриил почувствовал, что способен дышать. Иерей словно находился в белой залитой светом горнице. Примерно в пяти метрах от священника спиной к нему стоял человек. В белых одеждах плавно свесивших до самого пола. Человек обернулся, и Гавриил пал на колени, заливаясь слезами. В душу бурным потоком влилась несказанная не чем не передаваемая радость. Он сумел лишь тихо прошептать “Спаситель!”. Человек мягко улыбнулся, а затем медленно поднял руку указывая пальцем на вывалившейся из под рясы, деревянный нательный крестик. Священник почувствовал небывалый прилив сил, никогда он не чувствовал себя так уверенно, ему казалось, что он способен одолеть сотню демонов, тысячу.

Человек в белых одеяниях снова расплылся в ярком свете, и перед глазами Гавриила снова предстало ночное небо. Но не было не признаков усталости, ни боли, ни сомнений не было ничего, что могло поколебать его веру. Крики продолжались. Иерей поднялся, и увидел как огромное существо, заживо сдирает кожу с одного из дружинников.

Нечистый обернулся и, опешив от увиденного, ослабил хватку. Тело бедного воина безжизненно рухнуло на землю. Священник шёл в сторону Демона, который ошалело, глядел на него, и семимильными шагами пятился назад, испуганно приговаривая “Венец! Благодатный Венец сошёл!”.

Гавриил приблизился вплотную. Лукавый словно ослаб, пал перед ним наподобие колен. Демон словно стал меньше, смотрел на священника испуганным взглядом, а на его мерзком лице читалась обречённость.

Иерей смотрел на Демона пустым ничего не говорящим взглядом. Лукавый всё шептал словно безумный: “Венец, Венец сошёл, святой”. Священник приложил ладонь к голове Демона, и тот возопил, раздирая горло “Святой! Святой!”.

Лукавый брыкался, словно пёс на привязи, но что-то держало его. Какая-то не постижимая, огромная по своим масштабам сила, не позволяла ему выбраться из под руки священника. Демон сгорал изнутри, по степи эхом расползался ужасающий вопль, который стих только тогда, когда всё жуткое несуразное тело Демона не превратилось в пепел.

В степи рассвело. Священник тихонько брёл по вытоптанной тропке, слушая как в траве, словно соревнуясь друг с другом на громкость, стрекочут кузнечики. Вдали показалась сероватая дымка, а затем и первые крыши домов и купола церквей.

“ Ну, вот и Владимир!” выдохнул священник.