непонятый художник в нашу эпоху — шарлатан или идиот

...Я посмотрел в ту сторону, где год назад располагался бар. Хозяйка меня опередила, быстро встала со стула, открыла дверцу. Серебряное бедро проплыло мимо моего носа, как океанский лайнер.   — Ваши вкусы за этот год… Сильно изменились?  
— Мои вкусы… — пробормотал я. — Мои вкусы… Я вообще-то все пью. Давайте текилу.  
— Ваша бутылка, — весело сказала Хозяйка, демонстрируя пузырь золотой текилы.
— Никто не прикасался с прошлого лета.  
— Спасибо… Все-таки, пока я не приступил к работе, давайте вернемся к вашему соглядатаю. Простите, но я категорически возражаю против слежки.  
— По причинам практическим или метафизическим?  
— М-м… Простите?  
— Слежка — вовсе не обязательно плохо. Если есть высшие силы — а известно, хотя мне это и не слишком нравится, что без них невозможна непротиворечивая картина мироздания, — они ведь каким-то образом за нами следят. Поправляют путь, если вам доводится сбиться. Рассыпают зернышки риса, чтобы вы не потеряли маршрут. Берегут от…  
— Позвольте, но то — высшие силы. Человечек с нотами имел какое-то отношение к высшим силам? Его ведь не они послали, а вы.  
— Высшее вынуждено приобретать материальные формы, подчас весьма приземленные… Дело даже не в этом. Скажите, разве вы не испытываете трансцендентального одиночества?  
— Я и не выговорю это, не то что испытывать…  
— В современном мире, — не расслышала иронии Женщина-с-большими-ногами, — человека подменяют образы. Собственно, я потому вам все это говорю, что ваши танцы…  
— Мои танцы?!  
— Я была на вашем выступлении в Лондоне.   

Наверное, я покраснел. Нет, я не скрываю от своих заказчиц, что танцую на улице. Напротив, я признаюсь в этом с гордостью: редкая, независимая, романтическая профессия. Тетка, готовая выложить кругленькую сумму за крепкий член, в среднем весьма впечатлительна и склонна доплачивать за романтику. Но я не вдаюсь в подробности, никогда не рассказываю, что танцую кино. Тем более не рассказываю, что иногда выступаю на фестивалях и в конкурсах. Если уличный танцор для Толстой Сумки — герой почти сказочный, вроде ловца жемчуга, то танцор с претензией, с авторской программой, не способный заработать искусством на жизнь, — фигура скорее комическая. Настоящее Искусство должно кормить; бедный профессионал — неудачник; непонятый художник в нашу эпоху — шарлатан или идиот. Мне не хочется казаться неудачником.   А Женщина-кенгуру меня выследила. В Лондоне я танцевал именно Искусство-с-Большой-Буквы.  
— Ну и как? — спросил я подчеркнуто равнодушно, забрасывая в глотку текилу.  
— Здорово, — ответила Женщина тоном естественным, безо всяких признаков издевки, или расчета, или лести. — Вы танцуете так же здорово, как трахаетесь. Я даже не ожидала…   

Она сказала не «трахаетесь», она произнесла более откровенное слово, спорхнувшее с ее губ тоже совершенно естественно. Я вспомнил, как прошлым летом мы проснулись с ней впервые вместе в этой самой комнате, и тогда она тоже призналась: я даже не ожидала. Вот именно эти прохрипелись слова в такой самой последовательности: я даже не ожидала…  

В Лондоне я тогда танцевал свой заветный номер. Мальчика из годаровского «Никотина», который бежит по парапету прямиком в смерть и успевает поправлять на бегу непослушную челку. Он еще надеется на что-то, а зритель — давно уже все понял. Зрителю только забавно, споткнется ли герой в залитую маслянистыми огнями Сену сам, или погоня все же ужалит его прощальной пулей.   Надо было, кстати, обидеться на «даже не ожидала». И тогда, и сейчас…