О заточке карандашей

Больше всего на свете люблю точить карандаши. Краски, тюбики и пигменты в этом смысле отступают далеко на второй план. Карандаши - вот истинная магия подготовки. Без них, свежезаточеных, пахнущих деревом и клеем, нет рисунка, нет живописи, нет начала. Именно им суждено оставить на чистом листе первый след, им суждено править балом композиции и установить единственно верный порядок вещей, с которым краскам уже не поспорить.

Я точу карандаши только ножом Эмиля и не потому, что он острее прочих, а потому, что это строжайше запрещено. Нож Эмиля очень хорошей стали, и он им дорожит. Точить карандаши, по его мнению, можно чем угодно. Тут он ошибается. Нельзя! Каждый деревянный скол должно быть конусообразный и тонкий, как крыло стрекозы. Графит, остающийся копьем, или, если плоский, мечом, снимается натиранием лезвия, упирающегося в дерево. Чем длиннее графит, тем больше угол касания, а чем больше угол касания... Одним словом, Эмиль спал, и я на свой страх и риск взяла его нож...

Ультрамарин тронул краешек акварельной бумаги, расплылся у основания нарисованной вазы и незаметно перетек в лиловый. Зажглись солнечные сердца ромашек, их белый ореол подчеркнул сдержанность темных васильков и бледно застыл в зеркале....

Всякий раз, прикасаясь к вечному, я думаю, что каждая травинка, каждый камень и каждая птица, что распевает всем песни или хохлится под дождем - часть некой тайной формулы, золотого сечения, часть любви Солнца ко всему прекрасному миру. Миру, которому незнакомо творческое заблуждение; миру, которому доступно совершенное искусство и гармония. Васильки на фоне дерева, синее на золотом. С ультрамарином я, пожалуй, переборщила. Сидя в одной рубашке прямо на полу и держа во рту беличью кисть N1, я размышляла над тем, прописывать ли детали: узор скатерти, прожилки листьев и капельки росы или отставить все, как есть, легко текущим и ускользающим?

В дверь негромко постучали. Я не ответила, но ручка повернулась и в приоткрытом сияющем проеме появилась белая головка Ив.

- Спите?

- Эм спит. Входи.

Ив вошла и села на край табуретки. Казалось, она ничего не весила; волосы убраны, глаза сонные, руки зажаты меж коленок. "Повзрослела наша малышка", - подумала я.

- Эрик ушел.

Ив говорила шепотом, но Эмиль мгновенно сел на кровати и уставился на нее:

-- Повтори!

- Он просил передать, чтобы не волновались, так надо, чтобы он ушел. Он оставил тебе записку.

- Покажи, - сурово приказал Эмиль. Ив протянула ему клочок писчей бумаги. На одной стороне пляшущим почерком Эрика красовались черновики новой песни, а другая сторона гласила:

"Есть дело, которое требует спешки. Не злись, братишка! Иди в Синий Лес. Я вернусь вовремя, привет ребятам!

P.S. Эм, захвати гитару, встретимся на той стороне..."

-- Да он совсем обнаглел! - не веря своим глазам, выдавил Эмиль.

(Старый вкусный кусочек)