Глубина художественного образа. "Дьявол" — в деталях
Автор: Валерий ШахановМаленький эпизод, а внимательный читатель сразу понимает какой новый персонаж появляется в повествовании и что от него ждать в последующих главах. Да и фамилия Грицацуев, кому-то может показаться знакомой:
"— Категорически вас приветствую, — услышал Захар в едва приоткрытую дверь. Хрипловатый голос игриво, с интонациями более свойственными конферансье, старался обаять собеседника на другом конце провода.
— Как сами? Это радует. Тоже ничего. Вашими молитвами, — поочередно нарубил фразы голос, а после длительной паузы зашёлся затяжным смехом.
Заглянув вовнутрь, Захар поначалу увидел только дёргающуюся голову, напоминавшую сложно запутанный моток проволоки с воткнутыми в самую середку очками. Голова выглядывала из-за стола и, казалось, обходилась без туловища. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что доброе тело говорящего почти сползло с кресла и только каким-то немыслимым способом ему удавалось цепляться за сиденье, рискованно балансируя на самом его краю. Поэтому всякий, входящий сюда, не сразу мог разглядеть единое целое, что должен был составлять, согласно штатному расписанию, Валентин Антонович Грицацуев.
Одной рукой он держал телефон, а другой энергично махал Захару, чтобы тот не стоял столбом, а проходил.
— Валентин Антонович? — для проформы полюбопытствовал Захар.
Возводимые к потолку глаза и пухлый палец, указывающий в том же направлении, свидетельствовали о том, что ответа на заданный вопрос не последует. Все и так было ясно: всеобъемовские лабиринты вывели Захара куда надо.
Отсмеявшись ровно столько, сколько было нужно, Валентин Антонович закашлялся, чтобы, благодаря этому маневру, органично перейти на серьезный лад.
Он пытался нащупать брешь в разговоре с начальством, чтобы с наименьшими для себя потерями выйти из разговора, складывавшегося не в его пользу.
— Каждый день допоздна. Ну, режьте меня.
Сразу сообразив, что и на жалость не удастся взять несговорчивого оппонента, тут же перестроился:
— О чем разговор? Конечно, надо успевать. Мы об этом уже докладывали. Есть такое дело… повторим… обновим. После обеда отправлю… Хорошо, до обеда факсону.
Энергично-деловой тон, видимо, больше понравился собеседнику Валентина Антоновича. В дальнейшем он продолжал вещать в унисон с предпочтениями вышестоящего лица.
— Мои приветы Натан Романычу, — прокричал в трубку Грицацуев в конце разговора, а после того, как большим пальцем вогнал внутрь телефонный кадык, незлобно обронил:
— Козел.
Затем, блеснув очками в сторону Захара, продолжил:
— От болвана нашего? Все знаю. Говорил о тебе. Жду. Ты не пугайся. У нас тут бывает иногда дурдом.
Грицацуев старался выглядеть независимым и раскрепощенным. При максимальной волосатости и, казалось, ничем несдерживаемой энергии он вполне мог сойти за неприхотливого геолога, бесстрашного альпиниста или даже за одичавшего путешественника. Но одутловатые, безвольные черты лица не позволяли приписывать Валентину Антоновичу Грицацуеву принадлежность к отмеченным романтикой профессиям. Правда, внешне он также мало походил и на руководителя одной из ведущих структур Всеобъема.
Чтобы сгладить возможное негативное впечатление от только что состоявшегося разговора, он с напускным негодованием приоткрыл перед Захаром тайный смысл состоявшейся порки.
— Видишь? сами нахомутали, а теперь виноватых ищут. Но ничего-ничего. У нас железная позиция. На толковище наш, — Грицацуев большим пальцем указал на стену сзади себя, — их дожмет. Ничего-ничего."