Дела семейные

По роману Татьяны Скворцовой "Восход стоит мессы" https://author.today/work/54130 .

В том, что на первый взгляд кажется в книге случайностями, можно проследить свою систему. 

В романе много няшных детей. Все дети показаны как сладкие, трогательные несмышленыши, даже если по возрасту это подростки. У них нет отцов. О ребенке может заботиться мужчина, но это или брат, или посторонний человек. Отца или нет (у мальчика в первой главе, у Катрин, сестры Генриха, у сироты в трактире), или он занят какими-то неблаговидными делами (у детей трактирщицы, у Жанно).

а ее муж в это время убивал других гугенотов… а может, и католиков заодно, кто их разберет.

Мать его умерла в родах, а отец, потеряв любимую жену, начал горько пить, и заботу о малыше взяла на себя бабушка.

У главного героя обе эти проблемы. И отца нет, и не самым достойным человеком он был.

Он вспомнил своего отца Антуана де Бурбона, что много лет кормился подачками от парижского двора, и подумал, что именно в такой роли хозяева этого гостеприимного дома хотели бы, пожалуй, видеть и его.

– Я слышал, Антуан де Бурбон был храбрым воином,– заметил Виржи.

– Храбрым? – как будто с сомнением переспросил Генрих. – Да, пожалуй, был. Впрочем, я почти не знал его.

(В патриархальном сословном обществе в таком тоне обсуждать отца с какими-то солдатами наверное, все таки не было допустимым. Исторический Генрих Наваррский мог подолгу не видеть отца, если тот участвовал в военных действиях, но общался с ним довольно много. Мать он видел еще меньше. Для того времени расти в отрыве от одного или обоих родителей было нормой. Если Генрих в романе зачем-то лжет солдатам, то смысл этой лжи? Находясь в католическом лагере, он должен подчеркивать свою близость с отцом-католиком. 

Антуан де Бурбон не «кормился подачками». Он был генеральным наместником Франции, то есть третьим лицом в государстве после короля и королевы-матери. При этом положение гугенотов некоторое время было неплохим. Разумеется, автор пишет не документальную работу и может отступать от фактов, и вот интересно, в каких местах и почему автор пишет "по-своему").

Итак, Генрих в романе только мать считает близким человеком, с ней были какие-то разговоры.

У Генриха есть младшая сестра Катрин (почему-то она Катрин, хотя он Генрих, мб, чтобы не путать с Екатериной Медичи?) . Написано, что ей 13 лет, но складывается впечатление, что ей гораздо меньше, лет 5 или 7.

младшая сестренка

Не сестра, а сестренка, то есть маленькая девочка, или отношение к ней, как к маленькой.

Генрих подхватил Катрин на руки и расцеловал в обе щеки. Она смущенно отбивалась...

Или ребенок маленький, или странно это. Тринадтилетнюю девочку уже так легко при встрече на руки не подхватить, а если подхватить, это будет выглядеть не очень по-братски. Или Генрих чисто по-мамски лезет с поцелуями к подростку, которому это неприятно. 

Генрих – король всего лишь Наварры, но он король (только что стал им после смерти матери) по отношению к своей сестре, разве не надо было сделать реверанс при встрече с ним на публике?

– Да ты у нас совсем взрослая стала. И очень красивая, – начал Генрих с немудрящего комплимента...

– Уверен, сир, все придворные французского короля у ног ее высочества ... – Но мы-то с вами найдем ей жениха получше, пусть только немножко подрастет, – и он дружески подмигнул Катрин.

Она уже подросла. 13 лет в шестнадцатом веке – уже подходящий возраст для замужества, тем более помолвки. Жанна д‘Альбрэ, мать Генриха и Катрин, в 13 лет вышла замуж в первый раз. Даже в наше время тринадтилетний подросток – это уже человек с довольно сложными мыслями, а не «глупенькая» малышка. А с Катрин так сюсюкают, как будто ей пять годочков. 

Почти взрослая девушка может строить из себя «глупенькую» и разговаривать, как пятилетняя, если чувствует, что это нравится значимому взрослому, но вряд ли здесь так было, это слишком сложно для эпизодического персонажа, которым является Картин.

После Варфоломеевской ночи и отъезда Катрин из Парижа Генрих о ней забывает. Начисто. Только что было «люблюнимагу», на Карла Девятого из-за нее бросался, но «с глаз долой – из сердца вон». В конце романа вспоминает, и то беспокоится не о ней, а о ситуации с правами человека на юге.

Маргарита в романе – в сущности простая девушка. И все повторения, что она принцесса, вся такая высокомерная, лишь подчеркивают это.

Ее бьют за прелюбодеяние, как женщин из народа.

Генрих слышал, что Карл жестоко избил сестру, когда узнал об ее романе с Гизом. Если сейчас разразится скандал перед самой свадьбой, ей несдобровать.

Как-то раз до короля Наваррского дошли слухи, будто одна из его случайных пассий была до полусмерти избита своим мужем, узнавшем о неверности супруги.

Вот это разница между лыром и не лыром, у Манна есть эпизод, когда Карл бьет Маргариту, но у Манна это подается как нечто шокирующее. Это показывает болезненность того мира, в котором живет Маргарита. Показывает вырождение династии. Здесь –спокойненько, как само собой разумеющееся, как в лыре.  Какой же лыр,  если красавицу-героиню не отлупили. Типа, такова женская доля. Еще хорошо, если это не радость вызывает.

Эта простая девушка любит чудака не на ту букву, которому на нее наплевать (герцога де Гиза), который, по роману, только и делает, что демонстрирует пренебрежительное отношение к ней, от того, что он не интересуется ее стихами, до того, что не обеспечил ее безопасность в Варфоломеевскую ночь (И никто не обеспечил, и сама Маргарита не задумалась, что ходить одной среди трупов.

Узнав сестру короля, тот поклонился ей, шутки смолкли. Она старалась не думать, что было бы, окажись офицер ей незнаком... Вдруг она поняла, что находится прямо возле комнат Гиза. 

А если бы действительно ее не узнали? Гиз жил в Лувре? У него же был свой дворец.

Потом Маргарита забывает герцога де Гиза, но зародившаяся любовь к мужу, увы, не развивается.

Сцены с простыми отношениями, когда герои ведут себя как обычные люди, как современные муж и жена (и теща, которая пытается их развести), очень хороши в романе, просто изумитьельны. 

Он улыбался ей, как будто приглашая принять участие в их общем заговоре против всего мира.

Его жена робко вошла и теперь тихо стояла в углу комнаты, как будто собираясь что-то сказать, и не решаясь. «Зачем она вернулась, – с раздражением подумал Генрих, – и почему д’Арманьяк ее впустил…»

К сожалению, автор не всегда выдерживает этот теплый тон, когда описывает жизнь Генриха и Маргариты. Часто начинается официоз, какой-то былинно-житийный стиль, как бы повествование о древнерусских князьях:  

Она, его возлюбленная супруга, была из них. Из тех, кто сотворил с ним все это.

Она принесла добрую весть…

Или текст «под Дюма» со срывами в сниженную лексику.

Король и королева Наваррские… торчали в промозглом особняке.

Торчали. Король и королева.

Подчеркивается  сходство Маргариты с матерью и их «домашние», не только официальные отношения.

 Две женщины, старая и молодая, сидели подле камина. Пламя освещало их лица, подчеркивая схожесть черт, два одинаковых четких профиля темнели на фоне огня.

Королева Наваррская махнула рукой, и на столике между ними появились два кубка с подогретым вином и вазочка с печеньем. Как давно Маргарита не сидела вот так со своей матерью зимним вечером у камина, потягивая пряный напиток и коротая время в задушевной беседе.

Отношения Екатерины Медичи и Генриха – это скорее отношения тещи и зятя, чем двух политиков.

– Надеюсь, он не собирается воспользоваться своей болезнью, чтобы умереть во грехе и ереси? – раздраженно спрашивала она у главного придворного лекаря, Амбруаза Паре, нервно расхаживая по спальне, где под опекой д’Арманьяка в полубреду лежал Генрих.

Что делает Екатерина Медичи в спальне Генриха?  Королева-мать при ее статусе не должна лично осматривать пациента или лично осматривать место каких-либо событий. Это не современный начальник, которому лишь бы засветиться на «передовой», чтобы это понравилось вышестоящему начальнику. Екатерина Медичи не доверяет знаменитому Амбруазу Парэ? Зачем она пришла? А тут еще мужчина в постели лежит, который ей не сын и не муж.Это просто неприлично.

Карета королевы-матери почему-то используется для перевозки арестованных в тюрьму.

Она поместила двух главных заговорщиков в свою карету, которую охраняла ее личная гвардия, и велела кучеру гнать во весь опор.

Королева –мать, получается, лично участвует в задержании. Непонятно, находилась ли она сама в карете во время пути. Это уже второй раз, когда она сажает Генриха в свою карету, чтобы его стеречь; тогда она вроде бы ехала с ним. 

С одной стороны, власть Екатерины Медичи огромна – она может посадить Генриха в свою карету, как ребенка, не спросив короля Карла или кого-либо еще. С другой стороны, непонятно, на чем держится центральная власть в этой стране, если нет дворян,  которым можно поручить задержание и охрану Генриха Наваррского нормальным путем (без личного участия пожилой королевы-матери). Получается, королевская  власть  де факто распространяется только на личную гвардию Екатьерины Медичи, остальные дворяне или изменники, или деградировали. Что за «личная гвардия Екатерины»? Аналог "сорока пяти" Генриха Третьего у Дюма? Почему нельзя было отправить часть этой «личной гвардии» охранять Генриха Наваррского, не задействуя карету королевы-матери?

Это стремление королевы-матери затащить зятя  в свою карету или самой прийти к нему в спальню странно выглядит. Можно подумать, Екатерина Медичи использует шанс побыть с Генрихом в интимной обстановке. 

Забавно было то, что и самой королеве Генрих нравился: он был весьма неглуп… Однако все эти качества, по ее мнению, мог оценить лишь человек зрелый, такой, как она сама; молодые же свистушки должны любить настоящих мужчин, драчливых, сильных и с изящными манерами.

Он ведь ей нравится, но достался Маргарите.