Вскорми себе горе

*Прочла я вчера блог про дитя колхозницы и вервольфа, и вспомнила, что где-то валяется эта заметка. Иногда мне рассказывают истории из жизни, а я их записываю по быстрому. Она на полноценный текст не тянет, потому пощу блогом. А если вы Dakkha, то не мучайте ни себя чтением, ни меня своими выводами, просто не читайте.

Жили-были дед и баба, а потом взяли и померли. В колхозе «Новый путь». Осталась Галка хозяйкой хаты и дурковатой младшей сестры Алёны.

Зав свинофермой – лицо ответственное и почётное, а вовсе не Галка-свинарка, так то закройте рот. На танцы-пляски времени нету, но невеста видная, грудь идёт впереди – за нею Галка. Щёки красные, дом кирпичный красный, газ проведен, глаз подведен и колодец выкопан. Бери такую жену и живи. А полоумная сестрица в вечных наймычках за кусочек колбасы да обноску – снова-таки польза.

Села однажды Галка у окошка, подождать жениха посолиднее, заодно пощёлкать семечек и шелуху с подоконника сдуть. Вот бы Толик, ветеринар, её посватал, что ли. 

А по двору куры ходят пёстрые и петух, их Алёна кормит.

Посмотрела Галя на сестру и внезапно поняла, что та с конкретным животом, и запросто может со дня на день разродиться. И как живот вчера не виден был – уму непостижимо. А также позавчера и на прошлой неделе. Галку чуть кондрашка не хватила. Куда теперь эту тварь с её ублюдком девать? А кто работать будет? И как с двойным довеском замуж Галке выйти? Сестра-работница – одно. А половозрелая идиотка с регулярным приплодом – совсем другое.

Трепала Галка дурковатую, пока из сил не выбилась. И мокрой тряпкой и просто руками била. Всё пыталась выяснить, какая сволочь её тёткой сделала, чтоб пойти и очи выдавить. Но дура оказалась недурной и ни в чём под пыткой не призналась, только мычала и ревла. Пришлось плюнуть. А через месяц вышла дура из дому с ведром, напоить телёнка, а вернулась с малышом в переднике, крепким, крупным и здоровым. Пришлось в сельраде записать Иваном.

Ненавидела Галка ублюдка люто. На руки взять? Да не смешите, хоть бы околел. А Ванька, как на зло, и не болеет почти, жрёт и растёт, спит и растёт, в пелёнки гадит – и снова растёт. Идиотка на поле – пацан в хате лежит и орёт. Прибежала, покормила, снова работать.

Заскочила как-то Галка с фермы домой. Сестрицы полоумной не было, на прополке трудодни отрабатывала. Ублюдок полугодовалый тётку увидел, руки стал тянуть и хныкать. Хотела кинуть краюху хлеба, чтобы стал во рту мусолить и затих, пока мать не придёт, но тут накатило на Галку. Да так, что в глазах потемнело и лишилась она в одночасье разума и чести.

- Соскучился один? Будет тебе общество!

Взяла Галка племянника на руки, с великим омерзением отнесла на ферму, и забросила в загон к свиноматке с поросятами.

Свиноматку звали Фрося, и была она злой, как дьявол. Только зазеваешься, сразу как грызанёт – мяса шмат долой. Жёлчная по жизни, как опоросится – просто сатанеет. К ней ублюдок и попал.

Напрасно свиньи грязными слывут. Свинья – животное аккуратное, даже косточки не оставит. Ей плевать, какое мясо есть: человечину, говядину или свинину. Она и собственных детей может слопать, если что не так.
Ничего не знаю - не ведаю, был Ванятка – да сплыл.

Поздним вечером сторож вышел покурить на лавке. Первача хлебнуть, соловьёв послушать, высморкаться. Хуй тебе, а не соловей. Свиньи орали – раздирались, словно кто-то забрался на ферму и резал по одной. Сторож взял наперевес монтировку и пошёл вдоль загонов, ступая осторожно, как в кино. Туда-сюда заглянул – никого нет, а невероятный визг всё стоял. Посветил фонарём по загонам – нет причин для беспокойства. Напоследок к свиноматкам заглянул. А у Фроси среди поросят один какой-то странный ползает и громче всех орёт… 

Присмотрелся сторож получше и чуть не обосрался.

- Ты это видела? – он показал свинье монтировку и полез в загон. – Даже не смей подходить. Пиздану, так мало не покажется…

Почему сатанища Фрося не тронула Ванятку, так загадкой и осталось. Может, напомнил он ей поросёнка, а может, оказалась свинья человечнее свинарки, но вернулся Ванятка домой, к дуре-мамке и суке-тётке. Скандал в селе замяли, и постепенно Галка смирилась, что замуж, пожалуй, не выйдет. А там и Алёна простыла, захворала и угасла как свеча, остался Ваня с тёткой вдвоём.

Жрал ублюдок и рос, жрал и рос, обжирал тётку. Впрочем, без дела не сидел, там и сям метался, по дому помогал, рыбу на ставке ловил и продал. Опять-таки, при свиньях наловчился – покормить, убрать, заколоть, разделать. 

А время шло: щёки увяли, обвисла грудь у Галки, любому завалящему мужику теперь была бы рада, но, видно, не судьба. Так в старых девках и осталась. 

Ванятка тем временем школу закончил, и неплохо, далеко не дурак. Ещё с годок на ферме поработал и отправился служить. Писал корявые письма – жив, здоров, пришли варенья. А из армии вернулся почему-то не привычный мальчишка-ублюдок, сын идиотки-сестры, а двухметровый мужик, в дверь вошёл – просвет закрыл. Целое Иванище. Да прихорошенький, подлец. Галка всё, бывало, смотрит на него и диву даётся, кто это на сестру-идиотку вылез, на кого Иван похож? Нет в селе такого.

На ферму Иван не пошёл, устроился в лесничество. Взял кредит, место выбил на холме, домину себе отгрохал – мама не горюй. Хозяйство завёл – коров и с десяток свиноматок. Выплатил за дом – взял кредит на машину. Твёрдо на ногах стоит.

- Живи себе, тётя Галя. Ты меня вырастила – теперь я тебя кормить буду.

Живёт Галка, как у бога за пазухой, за свиньями по привычке ходит и бдит, чтобы девок отваживать вовремя. А этой дряни вокруг Вани – как говна, кроме шуток. И плевать, что Иван безотцовщина, так и лезут целыми пачками.

- Ты, Ванюша, со Светкой не ходи – шалава настоящая.

- Катька прибегала, так я не пустила – мать у ней натуральная курва, и дочь туда же.

Расплевалась Галка со всеми соседками, так и сяк за Иваном шпионила, но всё равно проморгала. Нашлась-таки сучка, затащившая Ванечку в районный ЗАГс. Змеёй мимо тётки просочилась и вылезла на шею.

Люди, как всем давно известно, существа мирные, добродушные, не злопамятные. Именно поэтому, из самых лучших побуждений, на другой день после свадьбы, тёща Ивану рассказала, что родная тётка Галка, его, младенца, забросила свиноматке. И что иначе, чем ублюдком, никогда не называла. Иван оторопел, а затем впал в ярость. Молча увязал в два узла все тёткины шмотки и вышвырнул из дому, как нагадившую кошку.

- У тебя свой дом – живи. Пенсию получаешь, пай имеешь – вперёд, чтоб ноги твоей больше здесь не было.

Бродит Галка по пустой старой хате и давится злобой.
Вот и делай добро после этого. Приютила сироту, в детдом не сдала, выкормила, в люди вывела. И где, скажите, благодарность? Погоди, повоешь ещё без тётки… Змею на груди пригрела, собственными руками вскормила целое горе!

А горе жило себе и горя не знало. Иван по-прежнему служил в лесничестве, свиней на продажу растил и телят сдавал. Сын у него родился, через год – дочка. В доме на холме тёща хозяйничала, внуков нянчила, а Галка-свинарка в старом доме, в четырёх стенах бесилась и всех проклинала, пока не хватил её инсульт. Нашла соседка Галку у колодца, без памяти, а из больницы вернулась баба совсем калекой. Тощая и страшная, ногу тянет, руки дрожат, через слово заговариваться стала, не то что скотину  себя обойти не может.

- Что ты, Ванечка без настроения?

- Да так, взгрустнулось.

- Одеваешься? Далеко собрался?

- Погоди, сейчас вернусь.

Выскочил из дома и к тётке побежал.

- Прости меня, тётя Галя, дурака, если можешь.

- Бог простит, и ты, родной, меня прости.

Заплакал Иван, взял старую тётку на руки, как ребёнка, и понёс к себе домой. Сам за ней ухаживал, кормил из ложки, переодевал. А когда отмучилась Галка положенный срок – помыл, одел, уложил в хороший гроб, привёз священника, честь по чести похоронил, и на всё село поминки справил.