Пламя страсти

Пламя страсти

Посвящается В.Дмитриеву за искрометную "Эрогенную зону"  https://author.today/post/13884

Грошы са рекламу слать нащот. 

Казнь должна была состояться во внутреннем дворе замка. Чернокнижник, перетянутый цепями с головы до ног, уже торчал у столба. Слуги подкладывали полено к полену - инквизитор любил порядок вообще, а в таком деле особенно.

Но тут случилось ужасное. По нерадивости служек в разбитом рту колдуна зашевелился и вывалился кляп.

Некоторое время это оставалось незамеченным, потому что колдун пребывал, как обычно, без сознания. Затем он все же опамятовался, сообразил, где находится - и понял, что шутки кончились.

Ну и вмазал с козырей:

“Сбившаяся бесформенным белым комком простыня, целый день неспешно сползавшая с кровати”...

На этих словах людей, сновавших в замковом дворе, одолел первый зевок. Более тонкие натуры представили себе неспешно сползающую простыню - ползет, загребая уголками, почти незаметно смещаясь все ниже. Натуры, к природе более близкие, поддались ритму инвокации, вбитому в головы повторением одного слога:

“НАконец, упала НА притихшую НА полу подушку...”

И все, слышащие чернокнижника, содрогнулись, представив себе подушку, “усталую от бесконечных полетов НАд кроватью”.

Чернокнижник удовлетворенно рыгнул и попытался скосить глаза - повернуть голову не позволяли цепи. Кто-то шевелился в дальнем углу двора, перед коновязью, так что колдун счел за благо повторить усыпляющее заклятье: “Сбившаяся бесформенным белым комком простыня, целый день неспешно сползавшая с кровати, наконец, упала на притихшую на полу подушку, усталую от бесконечных полетов над кроватью”.

Воистину, сие лучшее начало для эротической сцены! Ведь жертву прежде всего следует усыпить.

Сейчас однако же задача стояла иная. Следовало подчинить своей воле наиболее внушаемую и слабую натуру из валяющихся по двору и принудить ее расковать проклятые цепи!

И лучше успеть с этим до появления трибунала. Те-то с младых ногтей Бокаччио вскормлены, “Декамерон” и мемуары Казановы наизусть шпарят. Иммунитет.

Колдун выдохнул и сосредоточился на очередном периоде:

“Ее смуглая шелковая кожа горит под его поцелуями!”

Есть! Конопатая, жилистая поломойка, словно во сне - да она и была натурально околдована сладкой речью чернокнижника - неверными шагами приблизилась к поленнице, вытянув перед собой немытые руки с обкусанными ногтями, слепо нащупывая замки цепей.

Как бы ей объяснить, что ключи будут у старшего? Вон у того, в самом начищенном доспехе... Колдун искривил губы злорадной улыбкой, увидав, что начальник стражи валяется в грязи. Снова набрал воздуха и запел:

“Ее рука на его руке!”

Но девка не пошла искать ключ - в самом деле, надо же было уточнить, чья рука! Служанка принялась гладить закованного по голеням, не дотягиваясь выше - а драгоценные мгновения утекали. Покрывшись холодным потом, колдун откашлялся и сделал последнюю попытку:

“Целует ее дрожь, ее страх, ее зов!”

А потом, уже понимая, что все пропало, заорал на низкой речи покоренных варваров:

- Дурища! Ключ неси!

Девка очнулась и довольно долго соображала, чего она делает возле поленницы, и почему ласкает ногу осужденного.

С гулким звоном, подобным удару кузнечного штампа, распахнулись окованные медью створки ворот. Из-под арки широкими шагами вышел инквизитор, за которым нестройным табунком топотал остальной трибунал.

Под левой рукой инквизитор нес намотанный на медные скиталы свиток с записанными доказательствами чернокнижия. Длинный меч при каждом шаге раскачивался над брусчаткой, но ремни были подогнаны великолепно, и оковка ножен ни разу не заскребла по булыжнику. Ярко-алый форменный плащ столичных дознавателей бился за спиной инквизитора, вызывая у колдуна неприятные ассоциации с языком пламени.

В правой руке инквизитор нес коробочку со штампами - для обученного человека они опасности не представляли. Выбрав нужный, инквизитор склонился над лежащим командиром стражи и отработанным ударом в лоб освободил того от заклятия. Стражник поднялся, пытаясь растереть бока кирасы латными рукавицами. Дождавшись, пока звон утихнет, инквизитор неодобрительно покачал головой:

- Шевалье, вы допустили, чтобы у этого... выпал кляп. Налагаю на вас епитимью во имя Даля, Ожегова и Розенталя.

- Именем его, - смиренно проскрипел шевалье, понимая свою вину. В тех местах, где слово убивает, поневоле начинаешь его ценить.

Упоминание святых имен рассеяло морок. По всему двору с кряхтеньем и руганью воздвигались служки и стражники.

Инквизитор пригляделся к поленнице:

- Пожалуй, дров больше не нужно... Кто тут у нас?

Из-за спины выбежал письмоводитель и выпалил единым духом:

- Осужденный номер восемь-три-один-три-один! Оригинальное видение: изнутри женщины!

Стражники сдержанно заухали, отводя глаза. Поднятием брови инквизитор пресек пошлые шепотки. Поглядел еще раз на свиток, где были перечислены прегрешения осужденного. Уставился на серое небо, где уже собиралось к ужину воронье.

- Сим отпускаю тебе грехи твои, вольные и невольные... Целуй словарь!

Второй спутник инквизитора поднес к губам осужденного златокованную раку со святыми строками.

Чернокнижник заскрипел, отдернулся, насколько позволили цепи, и гордо выплюнул:

- Мы настоящие мастера!

Инквизитор, нисколько не удивившись, резюмировал:

- Тогда передаю тебя, нераскаянного, в руки властям светским, дабы наказан ты был кротко и без пролития крови...

Шевалье потащил было из кармана спички - но те намокли от валяния в луже. Инквизитор устало вздохнул и уже привычно, протянув руку к столбу, повелел:

- Гори!

Поленница заполыхала. Некоторое время казнимый истошно вопил и дергался в гремящих цепях. Затем все заволок черный дым: инквизитор милостиво велел складывать костер из сырых дров.

Убедившись, что душа колдуна отлетела, инквизитор отряхнул пепел с алого плаща. Поднес к глазам ненужный более свиток, пробормотав: “И в это время огонь вошел в нее”.