Острые фигуры речи

<Кто – то называет это Даром, кто – то Светом небес, кто – то Проклятием, в последних легко угадывается зависть обиженных несправедливостью, не нашедших своего Дара или утративших его, ибо Поступки человека способны оказывать на Дар самое пагубное действие, впрочем, верно и обратное. 

Один, далеко не глупый человек, встреченный однажды на Пути, объяснял это действием вселенского закона соответствия. Каждого человека, на протяжении всей его жизни сопровождает легкая и невесомая сеточка. Она ничего не делает с человеком, просто есть. Человек сталкивается с трудностями, решает их, точнее принимает решения, делает тот или иной выбор. И вот этот его, человеческий, выбор воздействует на сеточку, заставляя ее либо сжимать свои ячейки, либо наоборот расширяет их. Эта сеточка своего рода Невод. Но человек не рыба. Мелкая сеточка нужна для отлова хорошего из лучшего, для отлова мелкого и здорового, это ограничитель, встроенный в человека. Ибо дадено многое человеку. И чем больше дадено, тем большее нужно вернуть. И далеко не все осознают такого рода необходимость, хотя все, что в человеке есть, дано ему на время, одолжено человеком у мира.

У всего есть своя мера, у Невода тоже есть. Если человеческое в человеке проходит через самую мелкую из возможных ячеек, такой человек запоминается и остается в веках, потому что именно такие люди становятся Светом. Знают. Дар может завалиться за прокладку, лежать в соседнем лесу, тосковать в луже у крыльца, представляться мелким и серым камешком. Не следует думать, что такие люди безупречны. Нет, во многом они настолько отличны от других, что нам трудно их понять. Их поступки, воля и Дар настолько не похожи на ожидаемое нами, что мы далеко не сразу осознаем правильность или необходимость именно такого отношения к жизни. Может прожить свою жизнь не одно поколение людей, прежде чем то, что считалось немыслимым, станет общеупотребимым и единственно возможным. До следующего человека, проскользнувшего в самые мельчайшие сети. Тот или иной Дар есть у каждого, не все про это. Свет. Поэтому Дар нужно искать. А зачем искать то, что потом только осложнит твою жизнь? Зачем протаскиваться через все более и более мелкие сети, вызывая недоумение даже у самых близких и родных? Вполне достаточно жить как все. Подчиняться тем законам, по которым, в общем – то и живет большинство людей.  Ибо люди живут привычками и обычаями более чем чувством и пониманием. 

И это не всегда плохо. Далеко не всегда. В сущности, нет ничего плохого в такой жизни, так же как нет и хорошего. Это просто нормальная жизнь человека. Без Дара.>

- Бей, еще бей. Еще давай. Давай. Резче. Да, резче, давай – ты! Что ты здесь хороводы водишь? Перед тобой враг! Убей врага! Сделай так, чтоб ему было больно. Сделай ему больно. Ты! Я что сказал? Я сказал – убей, вот и давай!

- Зачем?

- Что-ооо?

- Зачем. Мне. Его. Убивать.

- Затем, что если не ты, то он – тебя. Затем, что он – враг. 

- Он? Он мне не враг никакой.

- Если я сказал, что вот это чучело твой самый злейший враг, значит, так оно и есть. Убей его.

- Не буду.

- Будешь! Еще как будешь! – на мгновение выражение лица у Морды изменилось, на нем мелькнула печаль, легкая затаенная печаль, как если бы платочком махнули в попытке стереть со стола не весь как попавшие туда крошки. Но только поверхность стола очистилась, вернулась свирепая решимость и произнесла чеканным голосом. - Бей давай. И молчи. Это самое лучшее, что можно сделать. Молчи и бей. Бей, задрот!

<Когда мужчина, парень, берет в руки оружие, также как он бы взял ложку, воина из него при всем желании не выйдет. Можно воспитать в нем убийцу, воина - нет. Он никогда не увидит в оружии оружия, не насладится обладанием им, не станет красоваться своей силой, не вообразит себя в битве. Пусть даже будет держать его как лопату или косу, он должен ласкать оружие взглядом, ощущать его смертельную красоту. А не просто держать в руке как ложку. Это овца, а не мужчина. Какой из него воин? Дерьмо. Но что сказать барону? Вот в чем вопрос. А может так и сказать? Что не годится он для воинской науки? Не от мира сего и все. Ага. Скажу, а потом Ворон баронский меня клюнет. И хорошо, если не заклюет. Зачем мне эта нравоучительность? Не было печали. Учи. Как это можно учить?>

- Ну, как ты меч держишь, как. Это же не лопата, чтоб так тыкать. Смотри, как надо. Сюда смотри,  я сказал! Вот, как надо! А теперь ты. Бей его! Еще.

<Скотина тупая. Сколько раз повторять можно.>

<Точно. Скотина. Уже неделю бьюсь, а он как тыкал палкой, так и тыкает. Дворянин, коловрат. Ну, кто так бьет? Скотина. О. Нужно отдать его мяснику. На забой. Чтоб в крови и говне с ног до головы. Точно. Так и скажу барону. На бойню его. Скажу, что для того, чтоб он ножом овладел. Ха. А пока он там…>

- Эй, танцор, мя. Завтрева к мяснику пойдем, ножом пользоваться учиться. Любишь мясо? Чего молчишь? Отставить вытирать пот. Тебе никто не позволит его вытирать. Разделают, как бог черепаху и никакой панцыр не поможет. Забьют как скотину, что и… Бей, давай. Еще. Резче. Мя. Резче. Резче, я сказал, долгоносик.

<Не. Точно. Отдохнуть надо. Пусть на бойне поработает. Пусть зарежет. Одна скотина другую. Все больше толку будет. Ну, кто же так бьет? За что мне это только.>

<За что? Бью и бью. И что? Ну, на. На. На.>

- Ты бей, а не гладью вышивай тут, многоежик, мя.

<А я что делаю? На.>

- А ты палкой машешь, как баба белье отбивает. Бей, чего зыркаешь, мя?

<Сколько можно. Скорее бы обедать позвали.>

- И до обеда еще тебе махать и махать. Бей. Бей. Убей врага. Резче.

 Что – то странное происходит с соломой, которую регулярно бьют палкой. На ней внезапно проступает лицо. Нечеловеческое лицо. Глупое, недоуменное. Как у мальчишки, что носит мне теплую воду. У соломы такое же лицо, как у мальчишки, который споткнулся и разлил воду. Обиженное, глупое, недоуменное. Как можно бить по этому лицу палкой? За что? Эта солома даже воду ни разу не разлила. Ни разу не стукнула в ответ. Только кричит и уворачивается от палки. И слышно, как стонет, сквозь свист воздуха и голос этой скотины. Как жалуется и трещит, как ломается под ударами это соломенное тело. Ничего не вижу. От этого проклятущего пота сразу и не разберешь человек перед тобой или чучело. Мерзко. Мерзко бить человека за случайно пролитую им воду. Особенно, когда и вода уже вся впиталась, да и не было никогда воды этой нигде.  

<Сколько можно. Да и зачем?>

Руки уже все в кровавых мозолях. Палка скользит, пальцы разжимаются. А этот. Кричит, да ухмыляется. А у самого кошки на душе скребут. И думает, что этого не видно никому. А это видно. Еще как видно. Глаза у него, как у собаки. Как вон у той собаки,  у которой хозяина телегой задавило. Ну, ведь глупо. Глупо же. Зачем одному человеку может понадобиться бить другого человека? За что? Что может быть такого, чтобы один человек стал убивать другого? Я на эту скотину даже сердиться не могу. «Бей». Ну – бью, и что? Легче тебе стало? Нет. Не стало. Так зачем? Уф, Учитель ругаться будет. Как я калотару в руках держать - то буду? «Бей». «Морда». Ну. Бью.

<Движение не требует от человека сознательного усилия. Все дело в привычке. В памяти, которая остается у мышцы и которая появляется у мышцы в момент движения. Человек может забыть, тело не забудет никогда. Может быть, ему просто некогда забывать? Или от усталости забыть ничего не может? Или может? Нет, не может. Да и зачем ему это. Незачем.>

А в лесу сейчас как хорошо! Птицы поют, речка журчит, деревья разговаривают. Они, деревья, всегда разговаривают. Не как люди. По - своему. Только они медленно разговаривают. В час по маленькой ложечке. Ветви шумят, листва шуршит, корни вздрагивают. Стоит руку приложить и слышно. И так слышно. А палку эту – не слышно. Мертвая она – эта палка. Неживая. Отрезанная. Живая, не позволила бы бить человека. Живое желать смерти живому не станет. В лес бы сбежать. Да не дадут. Лис этот, Ансельм, шагу не дает ступить. Приставил доглядчиков. И раз уж вспомнился он мне, значит рядом где  - то. Точно. Чувствую я лисий твой взгляд, Ансельм. Ох, чувствую. Ну и где ты? Точно. Из башни глядит, Лис Старый. Ну, смотри, смотри. Видишь? Стараюсь я. Бью. Так «деду» и передай. «Вороненок» старается. Бьет. Весь клюв в крови уже.

<- А вот, господин, посмотрите – это овечка. Видите, какая она  кудрявая. Вот. 

Черный ворон на лазури. Видит в мертвый черный глаз. Эх, жеж, дед.

- Ме-ее. - Чтоб, значит, ее на мясо перевести, ее нужно забить. А забить нужно правильно, чтоб и не испугалася, и чтобы быстро. Это можно сделать так. Если одну там, две, значит, тогда на бочок кладем, ноги держим или связываем и по горлу режем, чтоб возле уха, значит, чтоб кровь спустить, значит. Жилы отворить. Да. А потом уже шкуру снимаем и остальное делаем, что нужно. А если много, тогда со связанными ногами подвешиваем на воон том крюке и также режем горло. Кровь так быстрее спустится и шкурка чистенькая будет. Как стекла, кровь та, вон туда относим и разделываем. А пока разделываем, другую овечку подвешиваем, чтоб эта кровь спускалась. Это быстро получается. Раз и все. Раз и все. Так, значит.

Ходит полем ворон черный и расспрашивает смелых. С ним бродяга – вороненок.

- Ме-ее. - Ну, что? Зачинаем? У вас чего надеть – то есть? Или вы в этом, значит, хотите? В этом, значит. Ладно. Тогда вот, фартук возьмите. Ну и приступим.

А так хочется летать. Лесом, полем, лугом синим. О-хо-хо.

- Ме-ее. - Эту не будем, значит. Эта пока побегает еще. А вот этих мы готовили. Вот этих, стриженных, значит, и будем. Подошли, давайте, подходите, значит. Ну, вот. Положили животину. Кладите, значит. Вот так. Ага. Счас свяжем. Ага. Тяперича - голову барана назад, и вот здеся рукой, попридержать. Вот. Готово. Теперь ножом по горлу, значит, надрезая тута на шее и возле ушей, значит.  Давайте, чего тут, не мучьте животину. Эй, эй, вы чего это тут, а? Ну – ка, подышите тута. Еще подышите. Чего тута? Будете так вот, так и животина будет так. Вот. По голове погладьте. Погладьте, погладьте. 

Надо воинов погибших, о делах их подневольных, о погибеле напрасной, о мелькнувшей в небе жизни – всех – подробно расспросить. Не могу-у.

- Ме-ее. - Вот. Теперя режьте. Не бойтесь. Нож острый. Раз и все. И эта. Увереннее. Твердой рукой. Ну – ка стой! Чего ты жмешься? Чего? Зачем глаза закрываешь? Чего ты тута без глаз увидишь? Отхватишь себе руку и вся недолга. Нут – ка, вместе давай, барчук. Вот смотри. Смотри, кому говорю! 

Для чего они погибли? Для чего они не стали жизнь беречь, с  семьей считаться, чтобы в поле помереть?

- Ме-ее. - Раз. И все. Видите, господин, засыпает, барашка. Счас кровь вытечет и все. Только мы тута счас тазик, значит, подставим, соберется, потом и колбаску, значит, сделаем. Ну, взяли и сюда. Ага. На крюк. Пусть стекает в тазик. Вот. Вы, господин, не убивайтеся так. Барашка, она спокойная, покорная она, значит. Ей и не больно почти. Эт не свинья или кабанчик, значит. Ну и не корова или бычок. Те – да. Я покажу как ловчее с ними. Как дойдет, так и покажу. Пока стекает, я расскажу, как шкуру снять, ну, и покажу потом.>

Что? Что - что. А ничего. Какую неделю снится мне все это. И не перестает. Глаза закроешь – и снова  - здорово. Меее. Скотина. Он же не слышит. Морда собачья. И спит спокойно, и мясо жрет, и чавкает, и ухмыляется. Скотина такая. «Бей». Специально все подстроил. Чтоб злобу пробудить. Только на кого там злиться? На старика этого? Так старик – хороший. Добрый старик. Теплый. Научил меня всему, что сам знал. Научил главному – лишать животное жизни спокойно, если это нужно человеку для его жизни. Научил. На скотину эту бессловесную? На нее – то за что? За то, что страдает? Так можно забрать у животного его страдание. Старик научил как. На себя? Что поддался. Что забирал и забирал, много – много раз забирал. Что после первого же дня не послал никого никуда. Что не сбежал. Так нет в том моей заслуги никакой. «Деда» пожалел, что один он останется здесь среди Морды и Лиса. «Дед» только выглядит железным, а на деле сдал сильно. Он еще крепкий, но уже чувствуется старость. Глаза помутнели, выцвели, как васильки, что вчера я в поле набрал. Зря, кстати. Пусть бы росли. Да. А сны эти снятся и снятся. То я танцую, а потом раз и по морде чучелу, то скотину режу, а потом вдруг раз и передо мной человек. И так муторно, так нехорошо. Нужно перетерпеть все это. Нужно. А спать боюсь. Боюсь и засыпать. Светильник оставляю рядом с  собой. Чтоб горел он. Чтоб не так страшно было. Кошку пригрел у себя. Чтоб не так одиноко было, когда просыпаюсь. Ладно. Попробую еще раз уснуть. Может на этот раз приснится что – то хорошее. Хорошо бы.

< Искра из костра исчезает для нас и остается для неба. И мы живы. Для всех и для себя.>