Мы (НЕ) святые

Что, если я скажу, что в этом мире нет ничего святого?

Некоторые не согласятся со мной, приводя в пример странные фейковые видео и рассказывая на ходу придуманные истории, другие же кивнут молча, доверяя науке, а третьи останутся при своём. Они будут молчать и ждать, когда разрешится этот конфликт интересов.

Что, если я спрошу, есть ли святые в этом мире?

Большинство ответят согласием. Они станут ссылаться на церковнослужителей, некоторые припомнят тех, кто открыл фонды, другие представят своих знакомых, сущих ангелов во плоти. А третьи продолжат молчать и следить, что произойдёт дальше.

А если обратить на них внимание?

На тех, кто всегда молчит, кто не определился, кого он считает святым или есть ли вообще святые в нашем мире. Если внезапно повернуться к ним всем корпусом, если схватить их за руки и посмотреть в глаза. Если приблизиться к ним совсем близко, а потом спросить их, какого же мнение. Они сбегут, трусливо поджав хвост, они крикнут на прощание: «Я не принимаю ничью сторону!»

Они забьются в углу своих тёмных квартир, станут нервно грызть ногти и повторять, что не занимают ни чью сторону, что они лишь наблюдатели. Бесхребетные, бесполезные люди, требующие молчаливо зрелищ и не желающие сами становиться объектом всеобщего внимания. Такие люди есть везде. Они смотрят и молчат, иногда улыбаются, а иногда тихо злятся, когда всё идёт не так, как охота им.

А если поймать одного из них? Если схватить его под руки и завести в маленькую комнатушку два на два метра, закрыть в ней и наблюдать из-за стекла? Если улыбнуться хитро, по-лисьи, взяться нарочно медленно за микрофон и, немного подержав паузу, чтобы он напрягся, спросить тихо и размерено:

— Есть ли в нашем мире святые?

И тогда он забьётся почти в истерике, потому что никуда не сможет убежать. Бросится к ручке двери, но та ему не станет поддаваться, он обшарит пальцами каждый дюйм стен, постараясь найти лазейку, ударит руками по стеклу и уставится по-детски злым взглядом, в глазах будут стоять слёзы, и, словно мантру, будет повторять «я не принимаю ничью сторону».

И, наблюдая за ним, за мышкой, загнанной в угол, улыбаясь по-кошачьи довольно опасно, нужно лишь ждать, когда он сломается, когда заговорит, судорожно хватая ртом воздух, бегая глазами, и обнимая себя руками, когда всё же ему станет неуютно и почти физически больно, когда он сорвётся на быстрый нервный шёпот, когда в его голове будет только одно желание — поскорее сбежать.

— В мире святых нет! — скажет он, ударив по стеклу рукой и взглянув так зло, так ненавистно, что в сердце зашевелится сомнение и жалость. — Мы не без греха! Все люди не святые и никогда не смогут ими стать! В мире нет ни одного святого, потому что для этого надо быть чистым и непорочным! А все такими были в детстве, когда не помнили ещё себя и не видели со стороны своих поступков!

Он снова ударил ладонями по стеклу, звонко, зло, ненавистно. Конечно, с наших лиц не уйдёт улыбки, но все мы будем ждать, как учёные, что же выкинет эта лабораторная мышка на этот раз. Расстроившись, расклеившись, он упадёт на колени и придётся встать, чтобы увидеть его, сидящим на полу, напрячь слух, чтобы услышать, что он говорит.

— Есть… — прошепчет он, а в его голосе можно услышать слёзы. — Есть святые. Те, кто делает чудо при жизни, те, кто любит тебя безвозмездно, те, кто добра желает, не важно, сколько сделал ты зла. Кто хочет быть с тобой, не смотря на всё, что сделано было и сколько ненависти получили в ответ. Кто делает хорошо и кто помогает. Святые те, кто в сердце твоём добр и внимателен к тебе…

И когда он, не выдержав, заплачет, тогда станет всё ясно. Их двойственные стандарты или их метающиеся мысли, их желания и их страхи. И, поднимаясь со своего места, отворачиваясь от него, я спрошу:

— Есть ли в мире святые?

Но уже у вас.