Краткое пособие по одной из современных форм инфантицида

От разных людей по разным поводам можно услышать следующую мысль: раскаиваться в своих прежних поступках, снова и снова возвращаться к ним бессмысленно. Это как если бы Ваши фекалии в один из дней вышли слишком жидкие, и вы развернулись бы к ним лицом, сокрушённо покачали головой и высказали своё сожаление или даже раскаяние, а спустя время опять подошли бы к ним и вновь сокрушённо покачали головой, а потом, может быть, опять всё повторили.

Если дурной поступок уже совершён, то ничего изменить нельзя. Необходимо принять всё как есть и стараться более не поступать таким образом. Раскаиваться, сожалеть просто глупо. Потому я не раскаиваюсь и не слишком сожалею. Более того, хотя убийство, самоубийство и особенно детоубийство порицается в нашем обществе, а я отчасти совершил и то, и другое, и третье, думаю, что если бы кому-то действительно было дело до моего поступка, то он, скорее всего, одобрительно похлопал меня по плечу. Пожалуй, есть много людей, которые одобрили бы мой поступок. Пожалуй, большинство людей одобрили бы мой поступок. Пожалуй, большинство людей поступают точно также.

Большинство людей, окружающих меня на улице, работе, в общественном транспорте, на отдыхе и во время посещения мною магазинов обладают тем характерным, лишённым некой искорки, почти равнодушным или равнодушным совершенно взглядом и руками, запятнанными кровью, которую они упорно не замечают. У них давно всё определено в жизни: все цели и задачи, пути их реализации, дом, работа и многое другое. Они - повара, столяры, водители автобусов, милиционеры, школьные учителя, руководители различных предприятий, писатели, прохожие, друзья, секретарши, наркоманы, кассиры в театре, геймеры, киноманы и просто люди. Почти каждый в своё время убил кого-то, кто мешал им на жизненном пути, отвлекал на этой стезе, приносил вред, делая уязвимым. Каждый уже почти не помнит, зачем же всё-таки был нужен им тот человек, которого он убил.

Один из них сидел однажды передо мной и говорил, что такой-то материал его весьма интересует, и этот материал будет весьма неплохо включить в его диссертацию. Я обратил внимание на руки этого человека и увидел у его ногтей запёкшуюся кровь. Этот человек не смог обмануть меня: он такой же, как и я. У него больше нет интереса. Его интерес атрофировался, преобразился, переродился в нечто, что можно назвать долгом. Долгом перед кем или чем? Обществом, государством, но, скорее всего, перед собой и убитым им человеком.

И я в своё время солгал одному человеку, что являюсь ему другом. "Самым лучшим", - говорил я, опрокидывая его. "Самым близким", - сказал я, и пнул его ногой в живот. "Ты нуждаешься во мне", - сказал я, затягивая на его шее петлю. "Можешь на меня рассчитывать", - сказал я, выдавливая ему глаза. "Всё потому, что мы с тобой одно целое", - прошептал я, перерезая ему вены на руках. А он был ребёнком и безоговорочно верил мне, даже когда я истязал, медленно убивая его, даже когда он задыхался в комнате, куда я его запер. Когда же он перестал плакать и дышать, я равнодушно переступил через него и устремился дальше.

С этих пор передо мной раскрылась во всей своей серьёзности, во всей своей необъятности, от края до края земли и от края до края небес и морей пустыня взрослой жизни. И она равнодушно приняла меня в свои сухие объятия.