Бифштекс и Клаузиус, или ещё о невыносимой лёгкости бытия

Я ем бифштекс. Обеденное время, и я, будучи весьма голодный, с жадностью поглощаю сочащееся жиром и распространяющее аппетитный запах блюдо. Под натиском ножа и вилки хрустит корочка, и куски один за другим отправляются в рот, а затем после не слишком тщательного пережёвывания, дальше по пищеводу. И вот мой обед уже близился к концу, но именно в этот момент мне в голову неожиданно приходит мысль, помешавшая с ним разделаться окончательно. Занеся вилку над последним куском, я внезапно осознаю, весь ужас, который принесла миру формулировка второго начала термодинамики. Я вижу остывающие на моей тарелке остатки пищи, чувствую, как переваривается в моём желудке мясо, и понимаю, как неотвратимо внёс свою лепту в приближение тепловой смерти Вселенной.

Но только представьте себе такую картину: я изрыгаю из своего чрева бифштекс, и на моих глазах он проходит обратный путь от поджаренного куска мяса до здорового сильного животного. На моих глазах быку возвращают отнятые когда-то мышцы, быку возвращают размолотые когда-то кости, быку возвращают его многокамерный желудок, быку возвращают кишечник, быку возвращают почки, быку возвращают сердце, быку возвращают лёгкие, быку возвращают кожу…

Поясню, что ещё в XIX веке человечество осознало, что невозможен самопроизвольный переход тепла от тела, менее нагретого, к телу более нагретому. Процесс передачи тепла необратим. Выражено это было в функции состояния системы, названной энтропией. В изолированных системах энтропия не может уменьшаться. Очень мрачно, ведь когда-нибудь она станет максимальной, и в системе перестанут протекать какие-либо процессы, кроме разве на атомарном уровне.

Но этот закон физики не для меня. Он вообще не для живых организмов: мы дышим, едим, обмениваемся с окружающей средой энергией и веществом, и подчиняемся уже немного другим физическим законам. Источником энергии для меня, благодаря которому я могу понижать энтропию внутри моего собственного тела, является, например, этот почти доеденный бифштекс. Когда я ем и перевариваю свой обед и из его компонентов строю своё тело, энтропия в бифштексе растёт, а в моём теле падает. Законы физики закрытых систем я соблюдаю в более общем случае. Грубо говоря, с позиции термодинамики, я не являюсь чем-то отдельным от бифштекса. В процессе поглощения обеда энтропия в нас точно не упала, а даже увеличилась. Но лично во мне она понизилась.

И всё прекрасно! Я ем бифштекс. Живые организмы едят друг друга. Биосфера в целом питается в основном от Солнца. Жизнь способна противостоять второму закону термодинамики, и я не исключение. Но для этого мы поглощаем вещество и энергию из окружающей среды, увеличивая в ней энтропию. Каждое наше действие повышает энтропию в окружающей среде. Каждое наше действие повышает энтропию во Вселенной в целом. Каждое наше действие приближает момент, когда Вселенная себя исчерпает, когда в ней закончатся все макроскопические процессы, когда она умрёт. И съев бифштекс, я сделал ещё один крохотный шажок навстречу этому моменту, свидетелем которого никогда не буду, но сама суть которого ужасна. Я сделал шаг навстречу завершению всех дел, навстречу всеобщему концу.

И всё же представьте картину! Быку одевают на позвоночный столб его широколобый череп, быку крепят к височным ямам его прежнюю жевательную мускулатуру, быку вставляют обратно в провалы глазниц его красивые карие глаза, быку возвращают в челюсть недостающие зубы, быку натягивают на голову кожу…

Конечно, всё это лишь красивая фантазия. Я сделал ещё один шаг к концу, и повернуть его вспять нет никакой возможности. Я могу сделать шаг назад, но это будет уже другой шаг, причём, также ведущий к концу, пускай и немного другой дорогой. Бык не вернётся назад, не станет тем самым животным, забитым когда-то на скотобойне. Отменить свой поступок нельзя, а можно лишь влиять на его последствия. В этом и великая прелесть, и великий цинизм мироздания.

И кто что бы когда-либо не делал, он и плоды его дел неумолимо канут в небытие. Канут ни во что хотя бы и со всей остальной Вселенной. Потому любой поступок, несмотря на то, что он неотменим сам по себе, имеет не такой большой вес, как иногда кажется. Например, после окончания Второй Мировой войны мир единодушно осудил деяния нацистов, но уже через несколько десятилетий их идеи возрождаются в умах потомков. На их поступках, как поступках их предков и поступках их потомков, лежит печать безответственности перед лицом Вселенной. Ведь что бы мы ни делали, вся наша история когда-нибудь да закончится. И закончится, как и всё остальное – ничем. И в этом ещё большая прелесть и ещё больший цинизм мироздания.

Но было бы весьма необычно видеть такую картину! Быку возвращают потроха, вываливая их назад в чрево, и каждый орган находит своё прежнее место в этом чреве; быку сводят края распоротого нутра, исправляя его противоестественную раскрытость; быку возвращают кожу и отправляют гулять по полю.

Следом мне в голову приходит мысль, что если совершённые поступки нельзя отменить, и если плоды всякого дела, в конечном счете, не значат ничего, то не имеют значения цели, которые мы перед собой ставим. Гораздо больший вес имеют средства их достижения; пути, по которым мы к этим целям приходим. Так не имеет значения, что кто-то пытался сделать жизнь людей счастливее, ведь если на пути к этой цели он приносил больше несчастий и страданий, то эта цель себя не оправдала. Ведь смысл в том, что мы делаем, а не в том, чего достигаем, так как все наши достижения рано или поздно погибнут. Процесс важнее того, к чему он приводит.

Вокруг меня полно разных жизненных примеров, когда люди оказываются разочарованными выбранным в жизни путём, как правило, своей работой. Но они продолжают придерживаться этого пути потому, что менять его, по их мнению, поздно; что менять его сложно; что менять его накладно и себе дороже, хотя начать получать удовольствие, видимо, невозможно. Вместо этого они предпочитают прозябать в ими же созданном болоте, будто в финале их ждёт некая особенная награда за их старания.

Кстати, я сам также являюсь участником довольно нелепой ситуации, завязанную на извечную для человеческих существ тему, которую они вновь и вновь поднимают, мусолят в разных вариациях, как душевнобольной трясётся над своей навязчивой идеей; тему любви. Мало у кого в наше время получается с первого раза найти «свою половину»; человека, с которым можно без сожаления прожить солидную часть жизни. В первый раз не хватает ни опыта, ни смелости, ни решительности. Я не стал исключением, и насколько начало отношений было красивым и счастливым, настолько оказался болезненным разрыв. И вместо того, чтобы без сожалений отринуть исчерпавшие себя отношения, я стремлюсь их возобновить, продлевая свои страдания, будто это имеет какой-то смысл...

Довольно! Я отбрасываю прочь мрачные думы, нанизываю на вилку последний кусок бифштекса, кладу его в рот и на этот раз очень тщательно пережёвываю и глотаю, стараюсь прочувствовать и насладиться каждой стадией этого процесса. Убедившись, что извлёк из обеда максимум пользы и удовольствия, я убираю грязную посуду и ухожу по делам.

С тех пор перед моим мысленным взором иногда появляется печальная картина: быку возвращают кожу, быку возвращают кожу, вновь быку возвращают кожу, потом быку опять возвращают кожу, но он никак не может получить её обратно и отправиться гулять в поле, чтобы множить там траву.