Сюжеты из снов. Миражи... миражи...

Есть авторы, которые записывают свои сны, чтобы потом использовать "подсмотренные" в них сюжеты. Но всё ли нужно доверять бумаге? Так ли уж обязательно делиться тайными смыслами, рождёнными бодрствующим мозгом, когда тело, находясь в безвольной позе, ждёт очередного пробуждения? 

Кто-то скажет: "Ничего такого в этом нет. Обыкновенный литературный приём". Так-то оно так. Мало ли снов было описано в мировой литературе? Но всё же как-то осторожно нужно обращаться с тайными играми мозга, не идти у них на поводу. Иногда это заканчивается совсем не так, как хотелось бы.

— Правильный, видать, мужик твой новый начальник, — сделала вывод Муся. 

Она гладила мужу к торжественному собранию парадную форму и была настроена на философский лад. — Прежним-то было на всех вас наплевать. Поэтому и ходили вы, как охламоны. Посмотришь на улице — идёт: ширинка расстегнута, неопрятный. Тьфу! Может, и действительно что-то будет у вас меняться. Молодёжь сейчас совсем по-другому видит жизнь.

— А у меня вот неважные предчувствия. И сон какой-то нехороший ночью снился.

— Расскажи.

— Да что рассказывать? Ерунда сплошная. 

— Ерунда-не ерунда — рассказывай. Я ж с тебя теперь не слезу.

И — не потому, что отвертеться шансов у него почти не было, а из-за желания услышать разгадку сна, в чем Муся всегда была большим спецом — Беляков начал рассказ:

— Короче, снится мне Токарев, наш новый зам. Я, вроде, на улице нахожусь. Иду, здороваюсь с ним, а он мне: «Стоп! — говорит и начинает дрючить, как салагу какого-то. — Почему ты, разгильдяй, не по форме приветствуешь? Ты знаешь, — говорит, — что вышел приказ отдавать честь левой рукой?». Глаза у него начинают наливаться кровью, лицо грозное такое. Напустился на меня. Нагнал страху. Гнёт матом, как наш дядя Лёва. Кричит, что мы всю жизнь неправильно честь отдаём, что левая рука у полицейского для того и существует, чтобы приветствовать начальство от чистого сердца. А я, вроде, понимаю свою оплошность, но стою — дурак дураком. Хочу козырнуть ему по-новому, чтобы он перестал злиться, а вместо левой руки всё равно поднимается правая. Токарев бесится, думает, что я специально издеваюсь над ним, типа, сознательно нарушаю дисциплину. В руке у него трость длинная и я почему-то знаю, что она с золотым набалдашником. Замахнулся на меня, гад, но ударить не успел — я проснулся. Вот что это такое? К чему вся эта белиберда? 

Сергей Сергеевич замолчал и посмотрел на жену. Муся стояла посреди комнаты серьёзная, лоб её был нахмурен. 

— Многовато у тебя намешено, — наконец произнесла она. — Что сказать? Когда твои любимые менты снятся — ничего хорошего не жди. В лучшем случае, это к разочарованию или к предательству. А тут ещё, видишь, ругань, да с матом. Обычно это — к неприятностям… всевозможным. Плохой сон, Серёженька. 

Неутешительный прогноз бросил тени под глаза Белякова. Внутренние ощущения совпадали с тем, что открыла ему жена.

— Но, с другой-то стороны, мы же и так знаем, что в вашем грёбаном околотке — реформа, реструктуризация — продолжила Муся. — Никогда это и нигде спокойно не проходило. Я думаю вот что: давай-ка мы с тобой, Серёжка, на всякий случай, оденем все наши ордена. Чего им лежать без дела? Пусть послужат.

— Не-не-не. Не надену. Не перед кем там хвастаться.

— Одень, говорю. Причем здесь хвастаться? Пускай все видят, какой ты у меня бравый защитник. У кого поднимется рука на героя? 

Следователь никогда не шёл на хитрости ради собственной выгоды, но в этот раз поддался на уговоры. Из дома выходил при полном параде. Он даже пшикнул на себя французскую туалетную воду, ради чего жена позволила в ботинках зайти в ванную комнату. 

         — Ну, вот видишь, как хорошо, — напутствовала Муся и лёгкими движениями пальцев не переставала сбивать несуществующие пылинки с мужниного кителя, — Нечего тут стесняться, дорогой. Ты их не своровал.

         В холле, перед актовым залом, сослуживцы окружили Сергея Сергеевича, похлопывали по плечу, шутили про Шарапова и Кибрит[3], которые, наверняка, померли бы от зависти, увидев увешенного наградами Белякова. Несколько раз на грудь ветерана, казавшуюся широкой от сияющей золотом россыпи, среди которой мерцал ещё и один боевой орден, глянул и новоявленный генерал.

         — Что там за цацка у нашего супер следака? — недовольно спросил Ересьнев у Токарева, когда тандем плечом к плечу засел в президиум.

         — Хрен его знает.

         — А я вот знаю. У меня такой нет, — пожаловался генерал. — Решай вопрос.

         Через неделю после торжественного собрания, заместитель начальника по кадрам, майор Щербак, сообщил Сергею Сергеевичу, что оптимизация работы околотка в дальнейшем будет происходить без его участия.