Мы с Эсхилом

Мы познакомились в студёную февральскую пору. 

Я читала греческие трагедии – они читали меня. И что-то мы такое друг в друге находили, что никак не могли расстаться.

Началось с царя Эдипа, судьба которого подёргала мне нервы. А закончилось…

Нет не закончилось.

Промёрзший февраль истёк, ледяной рукой дотянулся до марта, заставив того несколько дней сочиться стужей, но солнце всех победило.

Солнце стало греть, а снег чернеть, правда ещё совсем мало. Но мы и этому рады.

Но весна-весной, но намерение читать дальше у меня есть, хоть оно и увязло в путах Эсхила. Впервые мне понадобился другой перевод. Он немного помог, но болото оказалось настолько большим, что сменой перевода я его не осилила.

Еврипид и Софоклом были гораздо лояльнее ко мне как к читателю. А Софокл – Софокл громко разглагольствовал в статьях, что дескать он велик, могуч, что развитие в его текстах гораздо шире, чем у конкурентов, но при этом читался с огромнейшим трудом.

Герои его, те самые герои с которыми я уже давно сдружилась благодаря мифам и Гомеру, тут стали отвратительны.

И тогда я вопросила: «Доколе!».

С экрана ехидно улыбались те же самые буквы, которые собираясь в предложения очерняли и материнскую любовь, и право на месть.

Трагедия матери, у которой убили ребёнка, снизошла на нет, когда эта самая мать спустя десять лет отомстила, но при этом посадила на престол любовника.

Трагедия сына, отца которого накормили мясом собственных сыновей, стала совсем ничем, потому что сын этот оказался мерзким трусом и сребролюбцем.

Даже судьба Кассандры, которой всегда хотелось сочувствовалось из-за мести Аполлона, как будто бы измаралась, пробежавшись рядом с судьбами отца и властолюбца, который даже собственную дочь не пожалел, чтобы дорваться до битвы за власть.

Эсхил как-то изловчился написать так, что все мне стали отвратительны.

Мы посмотрели друг на друга.

Я глазами, он буквами с экрана, и я решила, что дальше нам не по пути.

Дороже мне душевное спокойствие, и ощущение некой чистоты и меры, присущее всем грекам, чем знание, что я всех греков перечитала.

Уж лучше Аристофана почитать.

Насколько помню я – человек он был весёлый.