Очерки изгнания. Ч.I

            В выпускном классе я был заведующим школьным радиоузлом. Радиоузел находился под патронатом физика Стасика, который меня сильно не любил. Не любил по многим причинам. Ну, например, я любил задавать на уроках физики идиотские вопросы типа: "Если открыть дверцу холодильника, то в комнате станет холоднее или теплее?" 

            После своего пединститута физику Стасик, понятно, чувствовал слабовато, но всё, что он мог поделать, это питать ко мне нелюбовь. В тот год в школе имела место какая-то лакуна, ну, вот, как в тяжёлом дивизионе в "эпоху Кличко", и технически продвинутых мальчиков в старших классах не было. Поэтому всё, что мог предпринять Стасик, это периодически с помпой выгонять меня. Ну, а потом брать обратно —  не мотать же самому провода, озвучивая школьные мероприятия. 

            О нескольких таких историях я вам расскажу (прода!), назвав эту серию "Очерки изгнания". А, может, и не расскажу. 

            Итак… 

Изгнание №1

            Тогда в городском Дворце пионеров (было такое в отсталом совке заведение для детей на площади 3 тыс. кв. метров) силами учащихся нашей школы состоялось театрализованное представление "Есть у Революции начало - нет у Революции конца". Ну был такой бзик у большевиков. На такие шоу была большой мастак парторг нашей школы учительница литературы уже знакомая вам Берта Давыдовна. 

            Я, понятно, отвечал за озвучивание мероприятия. В частности, когда на сцене появлялись документальные кинокадры похорон Ленина, я из радиорубки должен был врубить с магнитофона "Аппассионату" Бетховена. Эта "Аппассионата" у Берты Давыдовня была, как говорил Бунин, "всякой бочки затычка".

            Сейчас нужно ввести ещё одного персонажа, который косвенно служил причиной моих нескольких изгнаний из радиоузла. Это был Лёша Бурков по прозвищу Бурок. Он был на год старше меня и коротал время до следующей попытки поступить в ВУЗ на должности лаборанта физического кабинета. 

            Поскольку экрана с кинохроникой из радиорубки не было видно, я попросил Бурка посмотреть, и, когда пойдут нужные кадры, крикнуть мне. 

            В положенное время, когда на экране показалась похоронная процессия, Бурок, спотыкаясь, вбежал в радиорубку с истошным криком:

            — Гробик, гробик, бля, понесли!!! 

            Я, как и было задумано Бертой Давыдовной, врубил "Аппассионату"... Но потом что-то пошло не так…

            Я понял это, когда в зале раздался смех. Сначала недоумевающий, а потом… В общем, хорошо тогда повеселились все… Можно сказать, отлично. 

            Оказывается, я не выключил микрофон. И, когда на экране появилась похоронная процессия большевиков с гробом Ленина, в зале раздался истошный крик Бурка, многократно усиленный качественной аппаратурой Дворца пионеров: "Гробик, гробик, бля, понесли!"

            В связи с важностью проваленного мероприятия выгонял меня даже не Стасик, а директор школы Терлецкий. Ещё в незапамятные времена кто-то распустил по школе слух, что, мол, Терлецкий во время войны с немцами был полицаем. Слух оказался на удивление живучим. Со временем он почему-то только укреплялся в коллективном сознании новых поколений. 

            И без того непростой менталитет этого немолодого мужчины как раз в то время был сильно осложнён ещё одним обстоятельством. Дело в том, что Терлецкий проживал в частном секторе, недалеко от которого проходила линия трамвая. И вот какой-то хулиган повадился каждый вечер, проезжая мимо дома директора на буфере трамвая (это были старые вагоны с большими и удобными буферами), истошно выкрикивать одну из двух фраз: "Терлецкий поц!" или "Терлецкий пидор!"
      Эти крики слышал сам Терлецкий и все его соседи. При встречах с ним они сочувственно улыбались и, скорбно поджав губы, успокаивали его. Однако при наступлении вечера соседи выходили из домов целыми семьями, чтобы послушать крик хулигана, обсуждая при этом, какую формулировку он употребит сегодня. 

            В общем, на следующее утро меня вызвали к директору в кабинет.
           —  Ключи на стол! —  заорал на меня Терлецкий, брызгая слюной и страшно выпучив белесые глаза.  

            Вот так состоялось моё первое изгнание из радиоузла. 

.