Тени древности

 (Финальный флешбек Эмиля)

Арбалет в его руках покрыт инеем. Пальцы примерзли, не пошевелить. Эмиль в полыньячном колодце Синего леса, а над ним - смерч. Кроваво-черная воронка пригвождена к небесам четырьмя болтами из волшебного арбалета. Остался последний…

Как он сюда попал? Как получилось, что от него так много зависит? Он не хотел. Просто все остальные не подходят. Ему бы сидеть в библиотеке, переводить старые манускрипты, искать информацию, быть вооруженным ею, а не этой деревяшкой, от которой не знаешь чего ждать…

Эмиль собирает всю волю в правую руку, давит на рычаг затвора. Болт вылетает и исчезает в чреве огромного ветра.

С грохотом, подобным сотне последовательных ударов грома, смерч рушится на землю. Это последнее, что слышит Эмиль.

Смерч сковывает его жестким ледяным доспехом, выхватывает из одного холода и помещают в другой. Абсолютный.

Эмиль оказывается обездвиженным, снузданным невидимыми нитями, примороженным к обледенелой скале.

Мир мутный, серый. Чужие горы в грязном мареве. Нет никаких звуков. Нет движений.

С каждой секундой Эмилю все холоднее. Но мысли ясные и он быстро все понимает.

Он все-таки заплатил за эту историю с древними ветрами своей жизнью. Ему не жалко. Пусть! Все так и должно было быть. Только бы Итта оказалась беременна. Так, как он хотел. Пусть бы только она родила обещанного ему Хранителем сына. Это все, что они смогли бы сделать друг для друга. Много или мало? Как есть!

Горячая кровь - надежная плата. Нет ничего важнее горячей крови, любой живой жизни.

Кровь легко заморозить. Но новой весной она растает и вырастет дерево. Если вовремя посадить семя. Если успеть...

Он слышит, как его собственная кровь стынет в венах. Навсегда.

И тогда он слишит звук. Тоненький свист, как будто воздух выходит из огромного воздушного шара. Вслед за звуком возникает движение, и Эмиль скользит. Сначала потихоньку, почти незаметно сползает вниз по скале, а потом все быстрее вниз и вниз. Он не может ухватиться. Он обездвижен, мертв. Конца скале нет.

Он падает на ладони Унтара. Это совсем другие ладони. Настоящие огромные руки, исчерченные глубокими линиями чужих жизней. Реки и ручейки чьих-то жизней сеткой покрывают серую кожу ветра-великана.

Эмиль видит свою. Вот она появляется, прорастает, разрезает собой остальные. Она короткая, но широкая и ровная. Его жизнь...

Над Унтаром парят призраки четырех ветров. Они человекоподобны, но эфемерны. Их лица стерты, очертания туманны, но Эмиль сразу понимает, кто есть кто.

Призраки словно бы смотрят вниз, под пространство всего. Эмиль тоже смотрит.

Внизу ничто, глубина пустот, и по ней вьется широкая дорога, висящая сама по себе, без опоры. По дороге скачет всадник. Он быстро приближается и останавливается перед Унтаром.

Эдурский конь, черный, как ночь августа, как глаза возлюбленной, как бездна. Он больше любого коня Северного королевства, и стоит целый королевский табун. Он могуч, в его гриву вплетены жемчужные нити, а сбруя расшита руками волшебниц. Шея мощная, грудь играет мышцами, но глаза коня скрыты шорами, чтобы он не увидел мир теней.

Всадница в золотых доспехах поднимает блистающий меч, расписанный рунами древности. На ее груди сияет роза ветров. Она снимает шлем. Черные волосы взлетают и падают на плечи. Глаза горят как звезды, уста пылают зарей.

Рядом с ней вырастают тени. Белая и серая. Тени меняют форму, становясь похожими то на раскидистые деревья, то на огромные цветы с тяжелыми бутонами.

- Именем Великой Розы, отдай его мне, - голос разносится по миру теней как по глухому залу, гремит, и эхо вторит ему из всех семи незримых углов.

Он узнает голос и узнает ее. Как она сюда попала? Ее не должно здесь быть. Здесь нет живых. Испуганная душа Эмиля ломится на волю. Спасти, откупить, сулить вечное рабство. Что он может сулить смерти? Он и так уже ее.

- Ты получил свое! - Итта чеканит каждое слово точно молотом по наковальне невидимых стен. Эхо гремит. - С тебя хватит! Твой мир кончился! Уснул здесь! Больше жертв не будет!

Эмиль понимает, что Итта говорит с Унтаром, но он слышит только ее. Она другая. Незнакомая, взрослая, величественная, как королева. У нее властный тон в голосе. Ей служат тени этого мира. И все же нет сомнений, что это она. Его Итта. Его сон, его прощальный подарок.

- Не только я, но и мой конь, и моя свита! - дерзко отвечает Итта молчанию. - Ты лучше меня знаешь, что за достойную плату можно договориться даже с Древним миром. Ты это хорошо знаешь!

Руки Унтара сжимаются, ветер вздыхает. Пришедшие с Иттой тени превращаются в гигантских мандгор, они рычат так, что воздух несет волной прямо на Унтара. Ветер на ветер!

- Один! - кричит Итта, когда рык смолкает. - После того, как я рожу, не раньше!

Эмиль ничего не может сделать, только смотреть и негодовать. Что она делает? Что?!

Он видит, что новая линия жизни на руке Унтара останавливает свое появление. Он чувствует, что Унтар мысленно ей отвечает. И она кричит:

- Нет! Я назвала свои условия. Возвращай его! Не то там, по ту сторону, я найду тебя раньше, и ты не получишь ничего, даже Кундаских бурливых волн, даже отару своих ветряных овец! Ни одного облачка! Тебе никогда не вырваться!

Тени мандгор растут, превращаются в двухголовых кьяков древности - великих драконов. Из их пастей вырывается огонь, разрезает ледяное оцепенение пространства и окружает Унтара кольцом белого пламени.

- Возвращай! Его! Немедленно!

Эмиль не сводит с Итты завороженных глаз. Он не все понимает, но кое о чем догадывается. Итта старше себя лет на десять, она покупает его жизнь. У самого Унтара. Но Эмиль никак не возьмёт в толк, что она дает ветру взамен.

Он так и не успевает понять. Тени-драконы взмывают вверх, готовые к следующей атаке огнем.

- Ты все-равно уже повержен! - гремит голос Итты. - Отступись и получишь плату!

Унтар сжимает руку в кулак, потом медленно разжимает и... сбрасывает Эмиля в пустоту.

Его подхватывают воздушные потоки, кидают ветрам-призракам.

Черный оскал смерча вновь проглатывает Эмиля, и он оказывается в постели, на базе лесного конвоя Синего леса, в жару и лихорадке.

Живой.

Эмиль видит улыбку заплаканной от счастья Итты, моргает и, забрав с собой лихорадку, переносится в настоящее время, в лазарет.