Песни Ференберга
Автор: Алексей ШтрыковИз старых архивов, что называется...
Давным-давно-предавно (и я даже помню, что под вдохновением — внезапно — от описания одной настольной игры) у меня родилась идея фантастического, вымышленного мира, по антуражу похожего на Германию времён Тридцатилетней войны. Или даже не так — на Германию сказок братьев Гримм и Музеуса. Мира, где мифы реальны, а по облакам можно, как по лестнице, подняться в облачные города. Позже облака и облачные города рассеялись, мир стал чуть приземлённее, но только чуть.
И назвать я его решил Вандервельт — «бродячий мир». На одном поэтическом форуме мы вместе с покойным ныне Борисом Ивановичем Большовым начали писать стихи и песни этого мира, описывая различные стороны его жизни. Получалось по-разному и, честно уж скажу, мы с ним описывали разные миры.
Я расскажу про свой. Если так присмотреться, ничего сногсшибательного, всё вписывается в рамки ожидаемого: магическое средневековье, лоскутная феодальная империя, которую долго латали, но она разваливается. В какой-то момент мы с одним товарищем даже разрабатывали уже свою настолку по Вандервельту, с картами, персонажами и прочим, но как игра она получалась несколько громоздкая и чересчур случайная.
Предыстория следующая. Некогда давным-давно, в легендарные времена, государь Альдерик объединил могучее государство и заключил несколько клятвенных договоров. Естественно, первую клятву на верность правящему дому он взял у покорённых феодалов. Вторую клятву принесли побеждённые сверхъестественные духи и чудовища - обязуясь не нападать на державу, покуда в ней правит династия Альдерика. Во избежание разногласий была определена система престолонаследия. Примогенитура по мужской линии. Условия договора были высечены на большом камне, и тот камень был установлен в тронном зале.
Сменилось немало поколений. И так получалось, что королевская династия в течение нескольких веков не давала ни одной устойчивой побочной ветви. Так, в принципе, королям было даже много спокойнее. Но вот один из королей погиб молодым, не успев оставить наследника. А тут, как назло, крупный пожар в столице уничтожил значительную часть архива. Линия династии уходила вглубь легендарной эпохи, когда у короля Альдерика и его потомков действительно было большое потомство, впоследствии ставшее дворянством империи. Но как определить между ними старшинство? Если с баронами и герцогами на эту тему договориться было бы относительно просто, то потусторонние силы требовали неукоснительного соблюдения договора.
В стране было введено регентское правление и началась твориться всякая чертовщина. Группа придворных, радеющих за государство и верящих в действенность каменного договора, поняла, что у них не так много времени, чтобы раздобыть свидетельства, которые позволят определить наследника из многочисленных дворян империи. При этом действовать, вероятно, придётся лично, поскольку феодалы ориентируются именно на захват власти, отмахиваясь от мира духов как от суеверия.
И вот, собственно, героям игры предстояло путешествовать по провинциям государства, успокаивать бунтарские настроения и попутно искать драгоценные свидетельства - более или менее достоверные.
Прописанных в игре приключений могло бы хватить на форумную ролёвку, но как-то не срослось.
Если та, первая игра планировалась как кооперативная, то позже был проект и состязательной. Ниже, под спойлером, её предыстория (и внезапно первый король назван другим именем; какое из них «правильное», я уже сейчас и не скажу).
Вандервельт, – Бродячий мир, напоенный древними песнями и легендами. И каждая из них, упав семенем в плодородную почву, даёт обильные всходы чудес и удивительных событий. Чудесами Бродячий мир не оскудевает. Иногда, когда произойдёт нечто уж совсем невероятное, бывалые рассказчики перемигнутся: не иначе как вейсинги подсобили – намекая на древнее, давно ушедшее племя, неразрывно связанное с волшебным и чудесным. И об ином герое, на чью долю выпало немало подвигов, скажут: «любимец вейсингов». И пожалуй, скажут не зря…
Много веков назад люди делили Вандервельт с другими народами – подчас более древними и могущественными. Одним из таких народов были и те, кого они прозвали вейсингами: тонкокостные, с белёсыми волосами и болезненно белыми лицами, казалось, сотканные из неосязаемого тумана. Но хрупкие на вид венценосные певцы вейсингов могли повелевать стихиями, сокрушать своими песнями воинства и возводить города. Это был народ чародеев. Веками они властвовали над Вандервельтом, пока не были побеждены людьми.
Король Адальгер, одолев в битве все древние народы, принудил их дать клятву: пока его потомки носят королевский венец, никто и ничто не будет угрожать людям. На многие столетия прежние хозяева Вандервельта стали изгнанниками. Златобородые карлы укрылись в горах и лесах, мореходы-севарды облюбовали отдалённые острова, а вейсинги совсем покинули Бродячий мир (или, как говорят некоторые песни, стали жить «с подкладки» – где-то неизвестно где, но совсем рядом).
Более того, Адальгер повелел, чтобы их двенадцать владык – бессмертные короли и королевы – погрузились в зачарованный сон. Без волшебных песен и связи с Вандервельтом жизнь вейсингов поблекла и словно растворилась в тумане.
Когда спустя не один век старшая ветвь Адальгерлингов пресеклась и страна на какое-то время погрузилась в пучину междуцарствия, древние народы подняли голову. Начали пробуждаться и короли вейсингов. Пробуждаться – чтобы увидеть всё тот же туман и увядание. Перебороть его могла лишь великая песня. Но чтобы она обрела смысл и смогла что-то изменить, нужно было дотянуться до Вандервельта. До изгнания весь этот мир был перед ними, открывая певцам кладовые стихий. А сейчас даже видеть его приходилось чужими глазами…
Проводниками вейсингов в Вандервельте стали те, кого позже молва назовёт героями. Заставить их рыскать по всему свету, выискивая слагаемые великой песни? Этого никто из королей сделать не мог. Но можно было спеть другую песню, вплетая в неё имена героев и тесьму опасных и захватывающих приключений. Надеясь к её завершению обрести все частицы заветного заклинания.
Пробудившиеся короли не видели друг друга и даже не знали, кто уже бодрствует, а кто ещё спит. Но прекрасно понимали: тот из них, кому удастся первому освободить из оков свою великую песню, не просто вернёт жизнь народу вейсингов, но станет королём над королями, которому покорятся все остальные…
Среди различных уделов и наделов Вандервельта как бы особняком стоял вольный Ференберг, основательно лживый город декларируемых свобод, где под руководством местных колдунов произошёл переворот: народ сверг феодальную верхушку и формально установил буржуазную республику, но неофициально установилась колдовская олигархия. Ференберг — город, куда не дотягиваются руки Благой инспекции (ордена борцов с магией), город алхимиков, торговцев, людей отчаянных и отчаявшихся.
И в моём сборнике «Песни Вандервельта» не одна песня посвящена именно ему.
Песня палача-философа вольного города Ференберга
Как тяжко разговаривать с приезжими,
Живущими у времени в хвосте,
Когда душа свободами изнежена,
Привыкши к разделению властей.
И сердце у меня болит заранее,
Предчувствуя зелёную тоску,
Надуманное недопонимание
И злостную стагнацию в мозгу.
Но опять прославляю свободу я,
Подымаясь на старый помост,
Как за кафедрою, за колодою,
Вырастает мой красный колосс.
И зачем этот мир притворяется:
И у нас, и у них за бугром
Власть всегда хорошо разделяется,
Если грамотно бить топором.
Мы скинули сословия с раската
На копьями поднявшийся закон,
Мы уравняли бедных и богатых,
По гонору скользнули резаком.
И я как жрец свободных интересов
Увидел непосредственно вблизи
Систему сдержек и противовесов:
Кто не сдержался – стало быть, виси.
Но культура на месте не топчется,
И для пущей её красоты
Я ровняю неровное общество,
Как садовник ровняет кусты.
Пусть чистилище душами давится –
Только радость мою не унять
От того, что свобода и равенство
Освятили свободу равнять.
Песня ференбергской гильдии вольнонаёмных колдунов-реформаторов
Увы, не всё, что начато, докончено.
Увы, не все реформы удались,
Но чётко обозначены обочины.
А жизнь – теперь совсем другая жизнь!
Размечен путь – где более, где менее, –
Но всякий, кто хотел, тот разглядел.
Ну как в такие важные мгновения
Народ способен думать о еде?
Из болот бессловесности выдранный,
Глас народных потеющих масс
Выползает шипящею гидрою
И ползёт почему-то на нас:
Уж и плохо мы, и невнимательно
Колдовали на выбор пути.
Вот какую коварную гадину
Мы на собственной кормим груди.
Страна у нас больная сверху донизу,
Процесс леченья только начался.
Но всем готовы выдать мы по поясу –
Чтоб крепче затянули пояса.
А сколько акров выпахано шеями!
А сколько лилий выросло из слёз!
Ведь общество хиреет без движения –
Вернейшего движенья под откос.
И в сугубом стесненье и утлости
Наша жизнь – нескончаемый бой.
Лишь народ, побеждающий трудности,
Может как-то расти над собой.
На какие не пустишься хитрости,
Чтоб найти ему новых врагов
И помочь хоть немножечко вырасти
Из уютных отцовских оков.
И мы стоим, как плотники на плотбище,
И хочется уйти, а чёрта с два.
Кому передоверишь наше поприще
Высокого искусства колдовства?
Как ни крути, а мы аристократия.
На что годится общество без нас?
Особенно – без секции проклятия.
И лично – без ответственных за сглаз.
Кто куски нам считает с обидою –
Устыдитесь обиды своей.
Наша жизнь только кажется сытою,
А других бесконечно трудней.
Это вам не малинка из туеса,
Не холодный вишнёвый компот –
Тут до вечера так наколдуешься…
Так, что скулы болят за народ.
Песня либеральных ференбергских чеканщиков
День и ночь, зимой и летом
Мы выводим, чуть дыша,
Королевские портреты
На звенящих кругляшах.
Всё тревожней и суровей,
Не сводя усталый глаз,
Королевский гордый профиль
Смотрит искоса на нас.
Государь, для нас Вы стали
Всех красивей и родней.
Только Вы - и слово «талер»
На обратной стороне.
Вдохновенье захватило -
Что нам слава и мамон! -
Мы не ставим на картинах
Даже собственных имён.
Но, увы, ряды редеют –
Вот, к примеру, братец Курт
Поплатился за идею
И излишне тонкий гурт.
И работаешь до пота,
Только критика – не мёд:
Слишком тонкую работу
Обыватель не поймёт.
Как же судьи озверели –
Просто банда дикарей! –
От почтенной галереи
Не оставят и дверей.
Хоть и горестно, и грустно,
И рискуешь головой –
Но служителю искусства
И такое не впервой.
Государь, для нас Вы стали
Всех красивей и родней.
Только Вы - и слово «талер»
На обратной стороне.
Вдохновенье захватило -
Что нам слава и мамон! -
Мы не ставим на картинах
Даже собственных имён.
И, конечно, он упоминается в песне о камне-указателе, которую я уже выкладывал.
С этим же городом была связана линия беглеца-алхимика Арне Линцера, но у него отдельная партия, о нём в другой раз.