Алёша Попович не женится

Зарисовка к миру "НЕбылин" по мотивам сюжета русского эпоса. 

...А решил как-то Алёша к Настасье, Добрыниной жене, в окошко постучаться. Добрыни, конечно, в Киеве не было. Уже не один год как не было. В посольство, а как в омут.

Уже все его похоронили, а одной юродивой его дух явился и предсказал град на Ивана Купалу.

Алёша и пожалел Настасью. Раньше вольной поленицей была, а нынче в Дикое поле одна не выезжает, в тереме сидит.

Представил Алёша, как горюет она, на шкурах звериных лежит, в шелковой рубахе, с косами разметавшимися, огненными как закатное солнце. Как горюет! Представил Алёша и сам чуть не заплакал.

Ведь брата названого жена, а считай ничья, неприкаянная. Не по-людски.

И темной ночью повернул коня к Добрынину двору. Подъехал к терему под самое окошко спаленки, в окошке свеча теплится. Слез Алёша с коня, привязал к деревцу, на резной забор полез.

- Настасья! Отзовись, выгляни в окошко. Это свечка теплится или краса твоя взаперти томится?

Видит Алёша - тень будто мимо окна мелькнула. Лезет дальше - по старой яблоне.

- Настасья, краше тебя в Киеве нет! Оттого Добрыня тебя в Степи и сыскал, что на весь крещеный мир другой такой не сыщешь. Сколько ты уже из терема не выглядывала? Солнце с ветром ли не позабыла? Дай только на тебя разок поглядеть...

И отворилось окошко.

Алёша с яблони соскочил на дом, по резному углу бревенчатому лезет. Еще раз-другой ухватиться осталось...

- Я тебя как увидал, так и позабыть не могу. Ночами ты ко мне приходишь навью. Не ворожишь ли по-степному, Настасья?

Ухватился Алёша за подоконник, подтянулся... и прямо в объятия Добрыни угодил.

Добрыня Алёшу держит крепко, у того только ноги над улицей болтаются.

- Ну здрав буде, братец названый.

- Добрынюшка! - Алёша его в ответ обнимает, словно забыл, зачем лез. - Живой!

- Да, Алёшенька, живой. Один из всего посольства. И ты, смотрю, не хвораешь.

- Да ты когда же вернулся?

- Да как заря вечерняя погасла, так и явился. Теперь князю поклонился - и домой. По жене стосковался! И не один я, как погляжу...

- Что ты, Добрынюшка! - Алёша ногами по бревнам перебирает, из братских объятий деться ему некуда. - Ты только не подумай чего дурного. Честней твоей Настасьи в Киеве жены нет.

- А я думал - краше.

- И краше, и честней. Ты хоть саму ее спроси.

- А спрошу! - Добрыня через плечо в спальню глядит. - Настасья!..

- Что, лада моя?

- А не ворожила ли ты по-степному? Попович, вон, жалобится.

- Нет, голубь мой.

- Ах ты ж горлица моя!.. - Добрыня смеется. - Я, Алёша, жене верю. А вот ты что в нашей спальне позабыл?

- Да я увидал, что свет горит, подумал, как ей тяжко, бедной...

- Утешить решил?

- Да! Да припусти чуток, братец... - Алёша за пазухой пошарил, крохотную книжицу достал. - Вот! Псалтирь, матушка в дорогу дала. Думал, прочту с Настасьей псалом-другой, ей и полегчает. Она же тебя, брата моего названого жена, а значит мне - будто сестра... Но теперь вижу, Псалтирь моя не ко времени, а Песнь Песней ты ей и сам прочтешь. Пусти меня, Добрынюшка, я и пойду с миром.

- Будет тебе, Алёша! Куда же ты пойдешь среди ночи? Мы с Настасьей как раз почитать и собирались. Уж какое я чтиво дивное из посольства нынче привез! В Киеве не видал никто. Ромейское, стародавнее. Апулей писал. Залезай давай, братец, все вместе читать станем, - шепчет Добрыня,  Алёшу по кудрям гладит.

- Нет, Добрынюшка, что ты! Говорю же - только утешить хотел, а раз не ко времени пришёлся, так отпустил бы ты меня.

- Отпустить?

Взял Добрыня Алёшу за грудки, руку вытянул. Алёша, в бревна упершись, кое-как стоит.

- Ради Христа, братец, пусти меня с миром!

- А раз ради Христа, так живо правду мне говори, зачем лез.

- Да говорю же, Добрынюшка, только по братски Настасью утешить! - говорит Алёша и сам уже верит. - Отпусти ты меня, домой пойду.

- Псалтирь, наверное, читать.

- Нет. Уж нынче мне не до чтива. Притомился, почивать лягу.

- А раз притомился, так и полежи.

Размахнулся Добрыня и кинул Поповича оземь. Аж доски, по переулку выложенные, в щепки разлетелись.

Кликнул Добрыня слугу, велел постеречь до утра.

- Пусть полежит, раз притомился. Ночь теплая, чай не замерзнет.

Сел слуга под яблоню, сам заснул. Лошадка Поповича задремала на привязи.

Только Алёша лежит, не спит, стонет, кости в хребте и в боках считает. На окно спаленки поглядывает - так до утра его и не заперли.

К рассвету Илья к Добрыне на двор пришел - дворня донесла, что тот вернулся. По всему Киеву уже все знали.

Илья Добрыню обнял и расцеловал. Поповича с его дозволения подобрал понес к себе.

- Псалтирь... - шепчет Попович. - Матушка дала. Ильюша, подбери.

Илья подобрал, на грудь Алёше положил, несёт болезного.

- Ты женился бы уж, Алёша. Чем в чужие окошки стучаться. Давай Настасья с Василисой тебе какую девицу найдут...

- Благодарствую. Есть у меня одна на сердце.

- Мужа у нее хоть нет?

- Нет. Братьев трое.

- Сироту не мог найти? Ты бы... занял голову да руки чем-нибудь. Хоть плотницкому делу обучился, Алёша, как Господь наш.

- Зачем, Ильюша?

- А гробик бы себе вытесал.

- Вот ещё. Рано мне ещё в гроб ложиться, потому и не женюсь. Всяк на белом свете женится, если не монах. Да ведь не всяк удачно. Ты, Ильюша, осторожней неси. Чай, не мешок с репой.