Радикальное решение вопроса Катрины.Новая иллюстрация к "Часу нашего Торжества"

Во-первых, перед вами потрясающий подарок от Василя Салихова к моему дню рождения. Спасибо!!!!
Во-вторых, основа будущей обложки  8 тома "Часа Нашего Торжества".
А, в-третьих, у меня к вам два вопроса:
1. Встретив своего двойника из далекого Прошлого, вы бы решились убить его? (с учетом, что после этого умрете сами). А если за ним уже гора из трупов, и иного выхода нет? 
Джулиане Доил выпал странный случай: встретить саму себя из 13 века - Катрину. А задаться такими вопросами (убийства? самоубийства?) она была просто вынуждена!
Честно говоря, плевала Катрина на просьбы одуматься и духовные беседы -  все, кто виновен в ее трагической жизни Должны Быть Наказаны. Но здесь уже не только римские прихожане (включая заподозренных в этом)... Сильнее всего должен страдать ее брат Генри и соседи по средневековой общине! И страдания эти обязаны быть крайне Визуально Выраженными!

2. Что будет, если прикоснуться к артефакту 800летней давности?
Никто не знает... Но Катрина надеялась, таким образом, вернуть всех  домой -  в 1192 год. Чтобы с удовольствием наблюдать, как сдохнут все ее ненавистные близкие.
Что ж, проблему "катаротерроризма" Катрины можно было окончательно решить только радикально...

«Если тронешь пряжку, знаешь, что будет… - прошипела моя жена, - Ты  сразу умрешь…». «Возможно, я сразу умру… - кивнула Катрина, - Но даже  этим все вернется на то место, с которого началось. Будь проклят тот  час, когда я встретила твоего мужа в нашем лесу – это Бен стал причиной  нашей смерти! Но мы уже достаточно страдали и слушали полоумных, грешили и снова страдали – пора принять неизбежность. Пора  принять смерть! Я  этого не понимала... Я была дурой. Дурой, которой с детства всякие  кривоногие шлюхи нашептывали адскую чушь!». «Катрина!!» - вмешался  Генри. Она посмотрела на него взглядом исподлобья, полным презрения,  презрения и еще раз презрения: «Замолчи. Замолчи и побереги свои усилия -  несчастный, слабоумный, запуганный, безвольный, привыкший прикрываться  Ингрид ото всех болей мира… Да на что ты способен, кроме тайного блуда и  слез? Похотливый, растленный с самых малых лет женщиной, что в матери  нам годится… Ты умер правильной смертью! Как солдатская шлюха! Другой  участи ты не достоин!». Генри молча повернулся к нам всем - к Ингрид,  глядя через нас на нее… Его глаза остекленели, губы раскрылись в попытке  произнести хоть что-то… «Не было такого!» - закричала Ингрид. «Не было?  - засмеялась Катрина, - Кто сказал тебе эту ложь, неужели Джил? Которая  сама же - и почти с гордостью – сообщила мне все подробности! Джил!  Выходит, ты все выдумала про моего тщедушного братца, которого то и  дело пользовали тюремщики?».
Я видел, что жена еле сдерживается –  сейчас заплачет… Или вопьется в горло Катрины и свернет ей шею к  дьяволу. Но вместо того Джил облизала высохшие губы, ища взглядом  застывшую на пороге Ингрид: «Прости… Я не хотела, чтобы ты знала  правду». Дальше могло произойти уже что угодно… Все замерли, глядя на  Ингрид. У меня закралась мысль, что она тотчас же превратится в фурию,  вцепится в Катрину и порвет ее на куски – лишь бы только с Генри не  случилось предсказанного. Но женщина преодолела несколько шагов вперед -  мы с Джил расступились - и отбросив трость, рухнула на колени перед  Катриной. Генри дернулся, но все же остался на месте – он выглядел так,  будто от стыда и непонятного раскаяния вот-вот провалиться сквозь пол.  «Умоляю, сестра, не делай этого. Пожалей хотя бы мальчика…» - покорно  прошептала Ингрид. «Я тебе давно уже не сестра. И не лги, что заботишься  о мальчишке – настолько тебе страшно, что ты даже на колени готова  встать передо мной! Ты очень долго лгала мне о каком-то равенстве между  крещеными, но где было это равенство в нашем доме? Мы все были слугами  мерзкого Микаэля, которого даже Лука боялся… Провозглашая любовь и тут  же получая от него пинки с утра до вечера годами. Но тебя это, конечно,  не касалось – ты жила в другом мире, утянув с собой моего брата! То было  много столетий назад… Но будто бы теперь что-то изменилось! Говорят,  тебе вернули руки и ноги, ты ложишься с моим братом открыто - так, что  об этом знает даже мальчик! Продолжаешь лживо носить платок и поучать  меня… Не забыла ли ты свою судьбу - сгнить заживо на вонючей подстилке? И  я буду с удовольствием наблюдать, как это происходит! Ты будешь умирать  в собственных гное и блевотине!». 
«Катрина,  послушай…» – начал Райнерий. От того, как он смело приблизился к  ней, у меня кольнуло в сердце… С ней любые резкие движения – и дальше  события непредсказуемы. «Ты хоть убирайся от сюда. – тяжело выдохнула  она, - Ты, который вроде бы должен быть старшим среди нас, но на поверку  – слабее Генри! Как ты смеешь меня в чем-то обвинять, если позволил им  жить в блуде? Если бы ты имел  силу, а не одно только умение говорить, то не стал бы мямлить о  прощении… И я приняла бы любое наказание за мои грехи, если бы увидела,  что ты справедливо наказываешь остальных! – Катрина смерила его  презрительным взглядом, – В общине говорили, ты умер в блуде  мужеложства…. Похоже на то!». Девушка открыла коробку и потянулась  вовнутрь пальцами…
Я замер, прикрыв глаза, а через мгновение бросился  к ней. Но не успел. Не успел оттолкнуть Райнерия… Не успел – до  выстрела. Джил выстрелила прямо в Катрину на расстоянии пары шагов. Звук  выстрела был оглушительным… Я мгновенно обернулся к жене, она стояла с  пистолетом в вытянутой руке и ничего не выражающим лицом. То же лицо было и у Катрины… Она покачнулась, пытаясь что-то произнести, сжала в  кулак ускользающую коробку и попятилась к окну… Джил хладнокровно  шагнула вперед, не сводя взгляд с Катрины, и выстрелила еще раз. Никто  не пошевелился. Катрина раскрыла рот, в тщетной попытке вздохнуть,  коробка, наконец, выпала из ее руки, пряжка со звоном упала на пол и  покатилась… «Ну что, готова сдохнуть?» - прошептала  она Джил...