За хребтом гребаного мира (рассказ, 2021)

«Хребет мира». Одинокий гостевой дом посреди заснеженных равнин. Впереди — горы, разделяющие мир на две примерно равные части. Маги-синоптики обещают жуткую метель. Добраться сюда до ее начала — уже удача.  

— Добро пожаловать в центр гребаного мира, — пробормотал Гор Веласки, бородатый великан, сидевший у окна экипажа, который, взрыхляя снег, несся к гостевому дому. — Когда ты была тут в последний раз, Мириам? Лет пять назад?  

Хрупкая женщина с мертвенно-бледной кожей повернулась к окну и посмотрела на гостевой дом, потом — на горный хребет, который тянулся с севера на юг, и, кажется, конца и края ему не было.  

— Так что, Мириам? — спросил Гор.  

Мириам перевела взгляд на мужа и медленно пожала плечами.  

— Правильно, не отвечай, — со вздохом сказал Гор. — Не трать слова попусту. Какая разница, сколько прошло с тех пор?.. Главное, что мы все еще вместе… несмотря ни на что.  

Он вздохнул, с тоской глядя в окно на проплывающий мимо пейзаж.  

— Хреново, конечно, что мы едем с тобой вместе в последний раз и даже не можем толком поговорить напоследок! Эх… А с другой стороны, это лучше, чем ничего. Хорошо, что ты догадалась включить этот пункт в завещание… Даже не помню, кто тебя надоумил?  

— Сол, — тихо проронила Мириам.  

Одновременно с этим на ее широком браслете, украшавшем левое запястье, погасла одна из множества крохотных красных точек.  

Из ста доступных слов осталось всего шестьдесят два, а, значит, лучше не тратить их без особой нужды.  

Благо, за годы супружеской жизни Гор, кажется, научился понимать жену с полуслова. Вот и сейчас хватило одного лишь имени, чтобы бородач усмехнулся и сказал:  

— Да, отличный был адвокат… Жаль, помер. Где он там просил его похоронить? На самом юге материка? Тоже попутешествовал, шельмец, перед смертью… Ну, дело неплохое. Лишь бы было, с кем ехать. Да, Мириам?  

Она никак не отреагировала на его вопрос.  

— Но! — гаркнул возница Джон так громко, что Гор невольно вздрогнул.  

— Вот орет, а? Хочет, чтобы я тоже богу душу отдал?  

Мириам снова отвернулась к окну. Бородач видел, что после смерти мирские дела его жену занимают едва ли. Оно, в общем-то, было совершенно логично и правильно — в конце концов, как заметил сам Гор, это путешествие случилось лишь благодаря дальновидности покойного семейного адвоката — но все равно хотелось чего-то… этакого. Напоследок.  

Сто слов, подумал бородач. Всего сто. Почему не больше, не меньше? Просто красивая цифра? И что, неужели, когда этот запас будет израсходован, Мириам сразу умрет?  

Гор покосился на жену.  

Кто бы стал проверять такое… рисковать всем ради опровержения чужих слов?  

Сто слов… или два месяца после-жизни.  

Экипаж остановился неподалеку от гостевого дома. Распахнув дверь, Гор первым вылез наружу и помог спуститься Мириам. Судя по тому, что из конюшни доносилось ржание других лошадей, в доме уже кто-то был. Это немного расстроило Гора, ибо он хотел провести время наедине с женой.  

— Пойдем, — сказал бородач. — Посмотрим, кого еще сюда черт принес в это… захолустье.  

Они шли медленно — Мириам, по понятным, в общем-то, причинам, едва волочила ноги и цепко держалась за рукав Гора.  

— Ничего, — тихо произнес бородач. — Мы переждем здесь метель… день-два… и поедем дальше… К концу следующей недели приедем в Патскорт, и у нас будет еще неделя, чтобы проститься как следует… Кажется, у тебя там была еще какая-то подруга по переписке… Не хочешь повидаться с ней, перед похоронами?  

Мириам искоса посмотрела на него — будто с укором.  

— Ладно, прости, что напомнил, — тут же быстро добавил Гор. — Кому охота слушать о своих похоронах…  

Когда до двери гостевого дома осталось несколько футов, бородач достал из кармана гостевой ключ и сжал его, потеплевший от близости к замку, в кулаке. Погреть руку в мороз — милое дело.  

Лишь бы не у камина.  

А камин внутри пылал. Стоило отворить дверь, и жар обжег лицо, и Гора бросило в пот. Мириам, похоже, почувствовала это, потому что бородач ощутил, как она сжала его локоть через ткань. Но теперь это не приободрило, а, напротив, еще больше испугало Гора — как будто сама смерть холодными костлявыми пальцами вцепилась в него.  

— Руку убери, — довольно грубо сказал бородач.  

Мириам послушно убрала, и ему стало немного стыдно.  

— Прости еще раз, я просто…  

Она закивала — мол, я поняла, все нормально.  

— Входите уже, не выпускайте тепло! — недовольно прокричал мужчина, сидевший в кресле-качалке рядом со стойкой администратора.  

Мужчине на вид было лет под пятьдесят. Гор скользнул по нему взглядом: типичный бродяга — трехдневная щетина, шрам через щеку, выцветшие серые глаза прожженного циника, который двигается по жизни, скорей, по инерции и не особо переживает о карме или другой подобной ерунде. Гор не видел его правую руку, но готов был спорить, что она прямо сейчас лежит на кобуре: если что-то пойдет не так, Шрам выхватит свой револьвер и выстрелит, а потом уже будет разбираться.  

— Наш возница еще на конюшне, — буркнул Гор, заводя внутрь Мириам и придерживая дверь свободной рукой.  

— Скажите этому бездельнику, чтобы поторапливался! — раздраженно воскликнул Шрам. — Надо было дождаться его и заходить сразу втроем!  

Гор скрипнул зубами. Хотелось послать умника куда подальше, но им ведь еще под одной крышей пережидать метель, так стоит ли начинать вечер с ругани? Тем более, что Джон уже спешил от конюшни, весь увешанный сумками, точно рождественская елка.  

— Одну минуту, — проскрежетал Гор.  

Он замахал вознице рукой, чтобы тот шел еще быстрее. Это помогло — Джон ускорился, шмыгнул за порог, и Гор отпустил дверь, позволяя ей закрыться.  

Магический замок имел еще одно хорошее свойство — ни в каком засове не было нужды, ведь дверь сама собой запиралась наглухо до следующей встречи с зачарованным ключом.  

— Так-то лучше, — проронил Шрам и, запрокинув голову, закрыл глаза — он, судя по всему, дремал в своем кресле до прихода новеньких и теперь собирался вернуться к этому занятию.  

Гор тем временем отыскал взглядом камин и тут же отвел от него взгляд: насмотрелся бородач на работе на пламя, но зима, зима, куда деваться от огня? Греться ведь как-то надо…  

Кроме Шрама, были в зале еще четверо путников — парень и девушка, обоим лет по двадцать с небольшим, и, кажется, он любит ее чуточку больше, чем она его (для простоты Гор сразу окрестил их про себя Голубками); пожилой мужчина с щегольскими усиками и бородкой, похожий на того занудного профессора, под лекции которого так сладко спят студиозы в университетах; и еще один мужчина, примерно ровесник Гора и Мириам, смуглый и как будто добряк — по крайней мере, он был единственным, кто помахал вновь прибывшим, а не упрекнул их за то, что выпускают тепло.  

— Где расположимся? — спросил Гор, поворачиваясь к жене.  

Она не ответила — вместо этого наморщила нос, словно в зале чем-то жутко воняло.  

— В чем дело? — удивленно спросил Гор.  

— Оборотень, — поколебавшись недолго, ответила Мириам.  

Гор замер, оторопело глядя на покойную жену. Можно было бы решить, что ей просто показалось, или мозг уже потихоньку начал разлагаться, если бы не один общеизвестный факт — ожившие мертвецы лучше всего в мире чувствуют оборотней. Во время известной травли стаи оборотней, вырезавших или, скорей, выжравших деревеньку Дубовки, специально привлекали некромантов, чтобы те подняли покойных и помогли использовать их, как поводырей.  

И вот сейчас Мириам чует оборотня, и просто отмахнуться как будто нельзя.  

Гор посмотрел на магический ключ в своей ладони. Если они выйдут, то уже не зайдут. И что делать?  

— Вам чем-то помочь, может? — услужливо поинтересовался Добряк.  

— Не стоит, — покачал головой Гор. — Мы сами…  

Джон как раз, обстукивая снег с сапог, подошел к кровати у окна и со стоном облегчения сбросил на пол походные сумки.  

— Наконец-то… — услышал Гор тихое бормотание молодого возницы.  

Взгляд бородача заскользил по гостям «Хребта мира». Неужели кто-то из них правда оборотень? А что, ворчун в кресле, кажется, похож на этакого сытого перевертыша, который, притворившись человеком, зашел погреться на огонек.  

Погреться… и полакомиться.  

От дурных мыслей внутри похолодело. Нет, безусловно, Гор рассчитывал, что в пути им могут встретиться лихие люди, звери, бродячие чародеи и иная омерзительная шваль, которую хлебом не корми, дай поживиться чужим добром — и для того они с Мириам и Джоном перед выездом из столицы благоразумно запаслись оберегами и свитками. Но ночевать под одной крышей с монстром в человечьей шкуре… О таком Гор не мог и помыслить.  

Рука сама собой потянулась за фляжкой, лежащей в кармане. Ей Гор спасался, приходя домой после очередного пожара, с ней засыпал по ночам, ее хранил у самого сердца. Чем дальше, тем реже фляжки хватало надолго, подчас за вечер бородач выпивал целую пинту виски — настолько велик был стресс от работы на станции.  

Апогеем, конечно же, стала смерть любимой жены. Неделя просто выпала из памяти Гора, а сам он выпал из жизни и будто на этот срок просто перестал существовать.  

Мириам смотрела на флягу с неприязнью.  

— Что? — только и сказал Гор и немедленно выпил.  

Виски привычно обожгло глотку и пищевод. Черт побери, как можно жить без этого чувства внутри, чем еще топить лед зарождающихся в душе страхов и пробуждать спящую в глубине души отвагу? Гор терпеть не мог огонь, но не мыслил себя без огненной воды — такая вот ирония.  

— А ты… — пробормотал Гор. — Ты уверена, что кто-то из них…  

Мириам, задумчиво глядя на собравшихся, снова закивала.  

Правильно, зачем тратить драгоценные слова? Главное Гор и так уже знает — оборотень. Здесь. Один из пятерых путников, обретших временный приют в «Хребте мира».  

Сжечь бы всех к чертовой матери, вдруг подумал Гор, и просто лечь спать. Так не хочется возиться, разбираться, кто есть кто… Правда, бородач тут же пожурил себя за эти недостойные мысли: он двадцать с лишним лет спасал людей из пламени пожаров, а теперь хотел отправить их в печь — не это ли заучки в очках зовут «профессиональным выгоранием»?  

— Вы же тут приляжете, сэр? — запоздало спросил Джон, указывая на кровать, возле которой сбросил сумки. — Кажется, тут вы вдвоем прекрасно поместитесь.  

— А ты где ляжешь? — спросил Гор.  

— Да вон, на подоконнике, видите, там вроде перины с подушкой? Я помещусь.  

— Ну, добро.  

Гор снова приложился к фляжке.  

— Что же вы стоите, уважаемые? — спросил Голубок и оглянулся на Голубку, будто ждал, что она поддакнет ему, но этого не случилось.  

Голубка во все глаза смотрела на Мириам, и Гор подумал, что это может стать проблемой. Встретить покойника по дороге — та еще примета. Им бы с Мириам лечь в уголке, на кровати, что выбрал Джон, и спать себе, в полумраке, пряча смертельную бледность под одеялом…  

Но, если в доме правда оборотень, какой тут сон? Да и прятаться уже глупо.  

— Что с вашей спутницей? — осторожно поинтересовался Профессор. — Она… выглядит нездоровой.  

— Она… она мертва, — громко, чтобы точно услышали все и сразу, объявил бородач. — Я везу ее в Патскорт, чтобы там похоронить рядом с родными. Мы муж и жена.  

Шрам встрепенулся и открыл глаза. Теперь он, прищурившись, внимательно наблюдал за вещающим бородачом, и правой его руки снова не было видно. Гор не боялся, что Шрам или кто-то другой станут их убивать — ну кому охота возиться с покойницей? Скорей, их обоих могут просто выставить обратно на мороз и позволить метели устроить похороны здесь и сейчас, прямо у хребта мира.  

Вой ветра за окном почему-то напомнил Гору звук урчащего желудка, и он тут же выпил из фляги в третий раз.  

Впрочем, бородач, похоже, зря накручивал себя. Во взгляде Шрама никакой враждебности не ощущалось. Голубки и Добряк смотрели удивленно, но без тени неприязни. А вот профессор сначала побледнел, потом побагровел и воскликнул, первым нарушив тишину:  

— Это… это возмутительно! Хозяева «Хребта мира» вообще знали, что вы прибудете с покойной женой?  

— Конечно, в курсе! — поморщился Гор. — Я не настолько туп, чтобы дурить почтенных хозяев «Хребта»!  

— Господи Боже… — простонал профессор, качая головой. — Когда же ты перестанешь испытывать мое терпение? Это не лично к вам, не обижайтесь, но я просто…  

— Боюсь, это не все плохие новости, — перебил его угрюмый Гор.  

Профессор и другие недоуменно уставились на него.  

— Ну, выкладывай, чего там еще, — с кривой ухмылкой подначил Шрам. — Только не говори, что вы оба покойники, иначе кто-то. — Он покосился на Профессора. — Боюсь, такого не переживет!  

— Что? О, нет, — нахмурившись, покачал головой бородач. — Дело не в нас. Просто Мириам… Мириам учуяла среди нас оборотня.  

Все ахнули, а Голубка громче всех. Профессор, покачнувшись, попятился назад и, нашарив рукой спинку стула, вцепился в нее, чтобы не упасть.  

— Нет, это точно какое-то издевательство, — сказал он обреченно.  

— Но… с чего вы так уверены? — удивился Голубок.  

— С того, паренек, что покойники лучше всех чуют вонь перевертышей, — вместо Гора ответил Шрам. — Поверь уж, я всякого насмотрелся за мою долгую жизнь, и уж кого-кого, а оборотня покойник завсегда безошибочно вынюхает, это правда.  

— Но, если вы правы, то как… — Добряк окинул всех собравшихся ошарашенным взглядом. — Как понять, кто из нас оборотень?  

— Серебро, — подала голос Мириам.  

Гор покосился на нее. Хоть сказано было по делу, ему почему-то вспомнились ее вечные умничества по поводу и без — как ловчей отремонтировать печку, как лучше торговаться на рынке, сколько можно пить до ужина и сколько после…  

Бесит, даже теперь. Благо, осталось совсем немного, подумал Гор, и тут же ужаснулся своих мыслей. Кто у него есть, кроме жены? Без нее же он совсем один останется…  

Это немного смягчило Гора, и он сказал:  

— Да, серебро — хорошая мысль.  

— Серебро помогает, только если его раскалить и вогнуть под кожу, — усмехнулся Шрам. — Я, конечно, могу выстрелить каждому из вас в ногу или руку, по желанию, но, думаю, вы не согласитесь.  

— У вас есть серебряные пули? — удивился Добряк.  

— Естественно! У хребта мира испокон веков ошивались перевертыши. Неужто никто из вас об этом не знал?  

Шрам окинул собравшихся удивленным взглядом и разочарованно простонал, когда все замотали головами:  

— Дьявол, и как вы живы-то до сих пор…  

Гор покосился на Мириам. Странно, что она, выросшая, по сути, в окрестностях Хребта, не подумала о серебряных пулях. Впрочем, она и при жизни-то не особо сообразительная была, чего от нее требовать после смерти.  

Гор усмехнулся про себя и отпил из фляжки.  

— Есть еще один способ, — сказал Голубок. — Святая вода.  

— Отличная мысль. — Шрам усмехнулся. — Осталось найти церковь и священника, и дело в шляпе!  

— Нет-нет, зачем же… — Голубок быстрым шагом подошел к сумке, лежащей на одиноком покосившемся табуретом под окном. — Мы с сестрой как раз посетили храм Святой Хельги…  

Гор нахмурился. Так они брат с сестрой? Но, кажется, совсем не похожи… да и он ведет себя по отношению к ней как-то… необычно.  

Голубок меж тем продолжал:  

— И у нас есть с собой фляга, а в ней — святая вода. Я сейчас ее достану, и мы все выпьем, и тогда…  

— Притормози коней, дружок, — вдруг сказал Шрам.  

Гор услышал, как щелкнул взводимый курок, а потом и револьвер увидел. Шрам держал его в правой руке.  

Голубок оглянулся на него и испуганно уставился на оружие.  

— Вы… вы чего? Я же помочь хочу?..  

— Я тебе почти верю, но все же… Откуда мне знать, что в твоей фляге правда святая вода? — с нажимом спросил Шрам.  

— А что в ней может быть? — Из груди Голубка вырвался нервный смешок. — Яд?  

— А мне почем знать? Может, и он. Может, ты и есть оборотень, сейчас опоишь нас всех, мы задрыхнем, и ты преспокойно поужинаешь.  

Профессор окинул его долгим взглядом и, кашлянув в кулак, неуверенно произнес:  

— Вообще-то, строго говоря… при всем уважении… ваше нежелание отведать святой воды наводит на мысль, что…  

Он запнулся — потому что ствол револьвера повернулся к нему. Теперь дуло смотрело прямо Профессору в лицо.  

— Ну? — подначил его Шрам. — Продолжайте, старина! Вы решили, что если я не хочу пить абы что, значит, я сам — перевертыш? Так?  

— Ну, я… — Лицо Профессора заблестело от пота, и виной тому, разумеется, был не только и не столько жар от камина. — Я просто предположил, что такое… такая реакция…  

— Ладно, я понял, — перебил его Шрам.  

Профессор облизал пересохшие губы. Он решил, что сейчас его пристрелят, и это было действительно на то похоже. По крайней мере, Гор, пригубив из фляги еще глоток, подумал, что он бы точно прикончил шумного старика. Ну, на месте Шрама, который явно не одного человека приговорил из своего револьвера. Кто он вообще? Бандит? Или вправду странствующий оборотень, который потехи ради бродит среди людей, так развлекаясь, а потом скидывает личину и преспокойно рвет жертв да их поедает?  

— В общем-то, не хотел бы я соглашаться с вами, старина… но вы правы, это очень подозрительно, — помедлив, продолжил Шрам. — Ну, что я не хочу пить со всеми. С другой стороны… вы же можете выпить и без меня. С тем же, в общем-то, результатом.  

— В каком это смысле? — не понял Добряк.  

— Да в самом прямом. — Шрам одарил его тяжелым взглядом. — Если все, кроме меня, выпьют святой воды, и ничего не случится, будет понятно, что оборотень — это я. Согласны?  

— Это… звучит логично, — нехотя признал Профессор.  

Другие тоже закивали.  

— Но в таком случае тебе лучше разрядить револьвер, — сказал Гор и сам удивился, когда услышал свой голос будто со стороны.  

— Что? — не понял Шрам.  

Все взгляды обратились к Гору. Мириам снова попыталась сжать руку мужа, но он лишь проворчал, твердо и зло:  

— Еще раз так сделаешь, я ее оторву.  

Она тут же отстранилась, а Гор, прочистив горло, сказал Шраму:  

— Ну вот мы выпьем, и ничего не случится, значит, оборотень ты, а у тебя в руке — заряженный револьвер… Ты же нас убьешь и… и сожрешь. Ну, если ты оборотень.  

— И снова, вынужден признать, очень логично, — вставил Профессор.  

— Слушайте, еще раз влезете, и до следующего семестра не доживете, господин умник, — довольно резко сказал Шрам.  

Профессор побледнел и, кажется, моментально стал ниже ростом.  

Шрам же уставился на Гора. Бородач украдкой сглотнул. Он очень живо представил, как собеседник вот так, не целясь, стреляет ему прямо в широкую грудь, и как он, Гор, падает, захлебываясь кровью, и как смерть в лице покойной жены снова вцепляется в него, Гора, своими холодными пальцами…  

Но вместо этого Шрам одним едва уловимым движением выдвинул барабан и вытряхнул патроны на пол.  

— Доволен? — Шрам посмотрел на остальных. — А вы?  

Все тут же закивали — мол, да, отлично, спасибо, что прислушался к нам.  

— Ну что ж, хорошо, — сказал Шрам. — Теперь можете пить.  

Все тут же обратились к Голубку. Тот уже стоял с флягой в руке.  

— Ну что, покажешь пример? — подначил его Шрам.  

Голубок неуверенно улыбнулся и кивнул:  

— Мне скрывать нечего.  

Он открутил крышку фляги и, улыбнувшись еще раз, припал к горлышку.  

— Все не выпей, — усмехнулся Шрам. — От жадности.  

Голубок передал флягу сестре:  

— Пей, Афелия.  

Гор нахмурился. Как будто такое знакомое имя… Где он слышал его прежде? Нет, видимо, просто показалось…  

Афелия выпила тоже и передала флягу профессору. Тот покосился на Шрама, потом перевел взгляд на Гора, вздохнул:  

— Что ж… это, конечно, негигиенично, но…  

— Да выключите вы уже зануду, — поморщился Шрам. — Пейте, старина. Просто пейте.  

Профессор кивнул, выпил и отдал флягу Добряку. Пока тот протирал горлышко платком, Шрам сказал:  

— А чем славна эта… Святая Хельга? Я чего-то в религии не силен.  

— Она покровительствует влюбленным, — с блаженной улыбкой сказал Голубок.  

Даже от уже немного пьяного Гора не укрылось, что он при этом попытался взять за руку сестру, но та избежала его касания, прижав кисть к бедру.  

И что, черт возьми, между ними происходит? Эта Афелия чем-то расстроена? Почему она избегает сочувствия брата? Разбита горем? Обижена на него?  

Голубок обиженно сморщился и принялся чесать щеку — видимо, от нервов.  

— О, это такое расхожее заблуждение, — поморщился профессор, наблюдая за тем, как Добряк пьет из заветной фляги. — На самом деле, Святая Хельга известна в первую очередь своим непримиримым отношениям к грешникам. Человека, который страдал чревоугодием, она поила раскаленным маслом, и это вовсе не метафора, как кому-то может показаться.  

— То есть прелюбодеев по ее настоянию затрахивали до смерти? — нахмурился Шрам. — Лютая баба, похоже, была…  

Добряк вздрогнул и с трудом проглотил набранную в рот святую воду.  

— Как вы легко, о святой-то, — покосившись в его сторону, заметил Профессор.  

— Но по делу же? — спросил Шрам.  

— По делу… В научных кругах до сих пор спорят, чем считать ее экзекуции — высшим проявлением преданности вере или садизмом, который лишь прикрывается благой целью…  

Шрам смерил Профессора взглядом.  

— А вы как сами считаете, старина?  

— Я… в общем-то, я думаю, что ничто не может оправдать жестокость. Все люди грешны, и не вправе человек, согрешивший в одном, обвинять и карать кого-то, уличенного в грехе другом.  

— Но что насчет убийц и насильников? — спросил Шрам. — Почему мы вешаем ублюдков, которые убивают и насилуют? Я, допустим, не дурак выпить…  

Гор ухмыльнулся и пригубил из фляжки, словно в знак солидарности.  

— И, по вашей логике, не могу судить человека, который убил другого. Или избивал другого…  

Гор поперхнулся выпивкой. Ну вот, не в то горло пошла…  

— Да что за напасть… — проворчал Голубок.  

Он продолжал яростно чесать лицо, раскрасневшееся от таких манипуляций.  

— Разве я, согрешив в каком-то пустяке, теряю право судить другого за серьезное преступление… за убийства… за насилие… за те же взятки? — продолжал наседать Шрам.  

Профессор, кажется, растерялся. Очевидно, он не ждал, что этот щетинистый неприятный, циничный и едкий человек вдруг загонит его в тупик банальной логикой.  

А, может, его смутило упоминание взяток, подумал вдруг Гор. Дорожный костюм у Профессора, по крайней мере, был действительно не из дешевых. Обычный преподаватель себе вряд ли такой позволит…  

Прочистив горло, Добряк подошел к Гору и протянул ему флягу Голубка.  

— Что? — удивился бородач. — Мне-то зачем?  

— Как — зачем? — удивился Добряк. — Мы же все согласились выпить из фляги.  

Шрам покосился в сторону Гора. Тот нахмурился, но флягу все же взял.  

— Выпей, — тихо попросила Мириам. — Прошу.  

Гор покосился на нее и пьяно ухмыльнулся:  

— Когда б еще ты попросила меня выпить!  

И залпом осушил флягу.  

— Эй! — воскликнул Голубок. — Вы зачем допили?!  

— Но я же последний, — пожал плечами Гор. — Так что… какая разница? Посмотрим теперь, что будет…  

— Джон, — тихо сказала Мириам.  

Гор вздрогнул и, повернув голову, уставился на возницу, который сидел на краюшке их кровати. Вид у него был растерянный.  

— И что теперь? — взволнованно спросил он.  

— Даже не знаю, — честно ответил Гор.  

Он повернулся к остальным. Судя по всему, они не знали тоже.  

— Черт возьми, но он ехал с нами всю дорогу, — пробормотал Гор чуть заплетающимся языком. — Был бы он оборотнем… да Мириам уже бы давно его учуяла!  

Профессор открыл было рот, чтобы что-то сказать, но не смог выдавить и звука, будто в горле у него застряла рыбная кость.  

— Что… что вообще со мной? — вопросил Голубок.  

Гор повернулся к нему и едва не ахнул. Все лицо Голубка покрылось большими уродливыми гнойниками. Пошатнувшись, брат Афелии привалился спиной к стене и, издавая жалобный стон, сполз по ней вниз.  

— Какого… — послышался голос Добряка.  

Гор перевел взгляд на него. Метаморфоза Добряка казалась еще страшней, чем у Голубка — он оплывал и стремительно превращался в бесформенное нечто, будто восковая фигура, которую поставили на раскаленную сковороду.  

— Что за черт… — пробормотал Гор.  

В этот момент Профессора стошнило монетами. Вылетая из его рта, они посыпались на пол, застучали по доскам, некоторые провалились в щели между ними, некоторые покатились в разные стороны. Одна из последних умудрилась даже достичь черного ботинка Гора, удариться в него и упасть. Бородач посмотрел на монету сверху вниз, и увидел, что на ней изображен феникс — огненная птица.  

Гору вдруг сделалось нестерпимо жарко, и он, обливаясь потом, принялся торопливо срывать с себя одежду — сначала куртку, потом рубашку и, наконец, брюки с теми же чертовыми ботинками.  

Возле стены особенно громко взвыл Голубок. Профессор, обессилев, завалился на бок и теперь лежал на полу, изредка поблевывая монетами. Добряк, похоже, не мог уже говорить членораздельно и тем более двигаться и только оплывал все больше, постепенно протекая через те же злосчастные щели прямиком в погреб.  

А Гор горел, горел, как никогда раньше. Горел, как его напарник, Клаус, который, распиная товарища за трусость, рискнул войти в горящую квартиру и там почил. Лучше б это был сам Гор! Мириам тогда тоже досталось…  

«Что же ты лезешь под горячую руку?» - орал Гор, срываясь на жене, которая искала, где спрятаться от его гнева, и не находила такого закутка.  

Жарко… Жарко. Жарко!!!  

ГОРЯЧО.  

Кожа покрылась волдырями, а потом и загорелась, и, чернея и отслаиваясь, заметалась пепельными птицами по всей комнате. Гор распахнул рот, чтобы завопить, но не смог издать ни звука. Все, что смог сделать бородач — это повернуться к Мириам. Кажется, она что-то сказала ему…  

«Прости»?  

Или просто «прощай»?..  

Красная вспышка перед глазами, и весь мир погрузился во мрак.  

* * *  

— Ты цела? — спросила Афелия.  

Мириам медленно кивнула и, с трудом оторвав взгляд от горстки пепла, некогда бывшие ее мужем, посмотрела на сестру Голубка.  

Некоторое время они стояли, как вкопанные, а потом бросились навстречу друг к другу и обнялись — так крепко, будто знали друг друга всю жизнь.  

— Я привезла все твои письма, — горячо прошептала Афелия на ухо Мириам, и та прижалась к ней еще сильней. — О, боже, неужели, неужели это все закончилось… Пять лет я ждала и уже не верила…  

— Давайте оставим телячьи нежности на потом, дамы? — проскрипел Шрам с кресла. — Да и обстановка как будто не слишком подходящая, правда?  

Он указал стволом револьвера на покойных Профессора, Голубка и то, что некогда было Добряком, потом повернул голову к бледному, как смерть, Джону, который забился в самый угол и сидел там, боясь пошевелиться.  

— Что с ними стало? — пролепетал возница. — Что это за… что это за порча такая? Или они все были оборотнями?  

— Не порча, а благословение, — усмехнулся Шрам. — Просто у Святой Хельги оно, как видишь, очень… своеобразное. А насчет того, что они все были оборотнями… ну, наверное, в какой-то степени ты даже прав…  

Он перевел взгляд на Афелию и Мириам, которые по-прежнему стояли в обнимку, но теперь смотрели на Джона:  

— Что будем с мальцом делать?  

— Только не убивайте меня, пожалуйста, — спешно попросил возница.  

— Вообще-то мы никого и не убивали, — заметил Шрам.  

— Их убили их пороки, Джон, — выдавила Мириам.  

— Я сама объясню, — спешно перебила Афелия. — Не трать слова, прошу. А то мало ли…  

— Объяснить могу и я, только нужно ли это? — хмуро проворчал Шрам.  

Он смерил возницу взглядом, потом снова посмотрел на Мириам и Афелию:  

— Предлагаю оставить его здесь, дамы. Что скажете?  

— Я за, — отозвалась Афелия.  

Мириам молча кивнула.  

— Вот и славно… — пробормотал Шрам.  

Воцарилась тишина, и все остались на прежних местах.  

— А вы? Вы разве не уйдете? — осторожно спросил Джон.  

— А куда? — Шрам махнул револьвером в сторону окна. — Там метель, не слышишь? Пару дней придется провести в гостевом доме.  

— Но вы… вы же только что обсуждали, как со мной быть? — не понял возница.  

— Ну да, и решили не выгонять тебя наружу, — пожал плечами Шрам. — Но если хочешь заставить меня передумать, то ты на верном пути, паренек.  

Джон тут же прикусил язык.  

Тишина воцарилась снова. Все смотрели на покойников на полу, точней, на то, во что их превратила святая вода.  

— Поставьте уже кто-нибудь кофе, — попросил Шрам. — Только возьмите обычную воду, ладно?  

В ответ на вопросительный взгляд Джона он добавил:  

— Или ты хочешь обдрочиться до смерти?  

Возница спешно замотал головой и побежал на кухню готовить кофе. Когда за стенкой загремела посуда, Шрам посмотрел на Афелию и спросил:  

— Ты все еще хочешь отправиться к нему?  

— Да, хочу, — твердо ответила сестра покойного Голубка.  

— Но почему ты думаешь, что он даст ей. — Шрам махнул стволом в сторону Мириам. — Второй шанс?  

— Потому что она его заслуживает, — чуть дрожащим от волнения голосом сказала Афелия. — Не пытайся пошатнуть мою веру, прошу. Я дала себе обещание, что, если решусь на это, то точно пойду до конца, не оглядываясь на…  

Она запнулась, потом крепко сжала руку Мириам в своей и сказала — столь же непоколебимо, как раньше:  

— Просто отведи меня в этот гребаный загробный мир, Арон.